Мария Фагиаш - Танец убийц Страница 19

Дверь открыла его жена, спокойная и невозмутимая, как всегда, хотя на ней был только пеньюар, а прическа — в полном беспорядке.

— В чем дело? — спросила она необычайно грубо.

— Какой дурак закрыл заднюю дверь?! — заорал Наумович.

Она продолжала стоять на пороге, как бы не желая освободить проход.

— А почему она должна быть открытой? Откуда мне знать, что ты в это время придешь домой?

— Где прислуга?

— На рынке.

— Почему оба?

— Я приказала сделать кой-какие запасы. Похоже, ожидаются беспорядки. Кто знает, как все обернется. Может, завтра в это время нас уже и в живых не будет.

— Мертвым никакие запасы не нужны.

Она по-прежнему не двигалась с места.

Прохожим открывалась следующая картина: Наумович, как уличный торговец, одной ногой в дверях; его жена, в длинном белом пеньюаре, словно ангел, охраняющий вход в рай. Она была уже не первой молодости и далеко не красавица, но смуглым лицом и смелым, почти мужским носом напоминала легендарных сербских героинь, которые не только знали толк в любви, но и с мечом на поле битвы управлялись не хуже.

— Чья лошадь стоит во дворе?

Она твердо смотрела ему в глаза.

— Димитриевича.

— Апис? Он здесь?

— Что за идиотские вопросы!

Он вздрогнул от ее грубого ответа, но не стал заострять на этом внимания.

— Да и где же ему быть еще! Или ты думаешь, что лошадь привязывает себя сама? Апис хотел тебе кое-что напомнить насчет сегодняшнего вечера.

Она отступила в сторону и пропустила его.

Драгутин Димитриевич стоял под лестницей, три верхние пуговицы его кителя были расстегнуты, густые черные волосы — взлохмачены.

Наумовичу стало абсолютно очевидно, что, приди он на пару минут раньше, застал бы Аписа со своей женой в постели. До сих пор Мике никогда не приходило в голову подозревать ее, но теперь одного взгляда было достаточно, чтобы понять — Димитриевич ее любовник. От обоих исходила какая-то особая аура, некая непреодолимая стена страсти отделяла их, как и любую пару влюбленных, от других людей. Это открытие лишило Наумовича речи. Он знал, что кодекс супружеской чести требует выхватить пистолет и уложить обоих на месте; вместо этого он, ухмыляясь, какое-то время разглядывал их, а потом наконец прервал молчание:

— Ну, что нового, Апис?

— Ничего.

По тону Димитриевича было ясно: его мысли заняты тем, что обычно — то есть стрельба — должно происходить в таких ситуациях. Когда он понял, что ничего такого не случится, черты его лица расслабились, а из уст вырвался вздох облегчения.

Пистолет, видимо, все еще оставался наверху — там, где он, раздеваясь, положил его; без оружия Апис чувствовал себя как человек, лишенный правой руки.

И на третьем году нового столетия он все еще оставался сербом старого пошиба — мужественным, удалым малым, которого ничем нельзя было купить. Многие сербы после обретения абсолютной независимости страны утратили патриотический дух, наслаждаясь плодами вожделенной победы. Многие сербы — но отнюдь не Драгутин Дмитриевич. По натуре своей полубандит, полупровидец, он не моргнув глазом убил бы и друга и врага, если бы речь шла об осуществлении его дерзкой мечты — объединении всех южных славян в одно мощное государство — Югославию — от Тиссы до Черного моря. В его двадцать семь лет (столько же было и королю, которого он намеревался свергнуть с престола) его уважали и одновременно побаивались даже те, кто годился ему в отцы. И главным образом потому, что у них у всех были маленькие или большие слабости, — у него же не было ни одной, по крайней мере такой, которая в их глазах считалась бы слабостью. Один из лучших выпускников военного училища, он считал точно направленную в цель пулю гораздо действенней самой лучшей политической речи. Не будучи приверженцем демократической системы, он ни в грош не ставил деятельность скупщины и мечтал о дне, когда исчезнет все это парламентское надувательство, а место последнего займет военная диктатура — по мнению Драгутина Димитриевича, единственная разумная форма правления. Среди молодых офицеров Апис пользовался необычайной популярностью, но среди более старых у него были враги, которым, впрочем, он не придавал никакого значения. Он находился в расцвете как физических, так и духовных сил, считал себя бессмертным и неуязвимым, а врагов своих — и собственно всех, кому за сорок, — напротив, слабыми и говорил, что их песенка спета. Когда-нибудь победа, разумеется, будет за ним — при условии, что он останется жив.

Мике Наумовичу было за сорок. Один из тех, без кого можно обойтись; бесполезный человек, трутень в человеческом облике. Его при необходимости можно использовать, но вот положиться на него нельзя.

— Я только оставил сообщение о том, что касается сегодняшней ночи. Все остается в силе, — сказал Драгутин. — Не забудьте — мы на Вас рассчитываем.

— Уж этого я бы не забыл.

— И я бы не советовал. Мы победим, и, если Вы хотите спасти свою шкуру, Вы должны держаться за нас. После переворота будет основательная чистка, тогда и людям лучше Вас придется не сладко.

Краска бросилась в лицо Наумовичу.

— Я уже сказал, что внесу свою лепту. Прошу обойтись без угроз и шантажа.

— Что конкретно Вы должны сделать?

Они по-прежнему стояли в длинном, вымощенном кирпичом коридоре. Наумович внезапно почувствовал слабость в ногах (это была дурная идея — пить коньяк на пустой желудок) и опустился на нижнюю ступеньку лестницы.

— Боже мой! Сколько раз я должен это повторять? Я открою Вам дверь. Жду Вас ровно в час ночи. Не забудьте держать Ваших людей под контролем, они должны действовать без шума и не болтать. Я буду стоять за окном, откуда можно видеть вход, и увижу, когда Вы придете. Кто, собственно, позаботится о капитане Панайотовиче? Вы обещали, что с ним ничего не случится.

— При условии, что все пройдет по плану.

Наумович ошеломленно посмотрел на него.

— Но Вы же обещали!

— Да, конечно. Никакой резни не будет. Панайотович хороший человек. Нам нужны такие офицеры, как он. Дайте лейтенанту Живковичу пару бутылок вина из погреба, добавьте кое-что в бутылки. Как только Панайотович заснет, Живкович сможет взять у него ключ от южных ворот. Когда проснется, дело будет уже сделано.

— Или мы все будем мертвы.

Апис пожал плечами:

— И это не исключено.

— Михаил Василович прибыл?

— Сегодня утром.

— Вы с ним уже говорили? Принц Петр одобрил план?

— Без его согласия мы бы все отложили.

— Король Петр! — пробормотал про себя Наумович и скривился так, как будто он откусил лимон. — Король Петр, — повторил он. — Дурацкая затея — выбрать человека пятидесяти девяти лет.

— На какой-то период времени подойдет, — заметил Апис.

— Пока вы не найдете получше. Тогда придет и его очередь.

Апис задумчиво посмотрел на него.

— Вполне возможно. Сдается мне, Вы не одобряете наши методы, Мика. Но, как бы то ни было, Вам не остается ничего другого, как присоединиться, не забывайте об этом.

Анка Наумович молчала, но внимательно прислушивалась к разговору, переводя взгляд с одного на другого, как если бы она следила за игрой в теннис. Внезапно она встала между двумя мужчинами.

— Вам обязательно нужно все это обсуждать в коридоре? Пойдемте лучше в салон.

Она помогла мужу подняться и дала ему маленький пинок.

— На холодном камне ты простудишь задницу. Зачем я перетянула диван в салоне, если ты, как крестьянин, сидишь на ступеньке?

Наумович знал, что это уловка. Анке нужно увести его из коридора, чтобы она могла подняться наверх — навести порядок в спальне и убрать все следы супружеской измены. Эта мысль наполнила Мику бессильным гневом, но он покорно дал увести себя в салон, еще и уступив дорогу человеку, который только что наставил ему рога. Как только он закрыл за собой дверь салона, послышался стук деревянных сандалий Анки, спешившей наверх.

— Все готово, — продолжал Апис. — Ровно в полночь в казарму явится полковник Машин и отдаст приказ привести полк в боевую готовность. Под его командованием Первый батальон окружит дворец с трех сторон. К этому времени Первый батальон Шестого пехотного полка под командованием полковника Мишича выйдет из крепости и займет аллею между русским посольством и Старым Конаком. Никто из рядовых не знает об этих маневрах, и только несколько офицеров введены в курс дела. В крайнем случае мы просто скажем, что король решил выслать королеву из страны и приказал вызвать солдат на случай возможных беспорядков. Участвующие в заговоре офицеры встретятся в разных кофейнях. Я сам буду находиться в офицерском клубе, другие будут сидеть в «Сербской короне» и в «Колароце». Если лейтенант Живкович откроет нам ворота, а Вы отопрете двери в королевские покои, необходимости в кровопролитии не будет. Как только мы все уладим с королем, даже самые близкие его друзья не станут выступать против нас, если только они не сумасшедшие.