Марина Кравцова - Легкая поступь железного века... Страница 19

— Я те покажу, лежебок, как своевольничать! — громыхал рыжий, грозя пареньку огромным кулаком. — Я из тя дурь-то выбью! Шибче, Василий! — прикрикнул вознице и продолжал: — Вот ужо домой-то почти воротились, я те счас монастырь устрою!

Дальнейшего Ваня не слышал. Он проводил черную фигурку тревожным взглядом, неожиданно ощутив горячее сочувствие к монашку. И, подстрекаемый любопытством, ускорил шаг, несмотря на жару.

Вот и село. Большое, богатое. Вдали из-за тучи пышных крон уставших от жары деревьев виднеется тоненькая вершина колокольни с позолоченным крестом. Ваня перекрестился на крест, вытер, уже в который раз, взмокший лоб и обратился к первому встречному мужичку — мол, не приютит ли кто путника.

— К Савелию иди, — махнул рукой мужик. — Он у нас странноприимничеством прославлен. Всех принимает. Вон его изба, вторая с левого краю.

На крылечке указанной избы сидел дед с пушистой бородой.

— Вы ли Савелием прозываться изволите? — смущенно пробормотал Ваня. Дед усмехнулся.

— Ну, я. А ты кто таков будешь? Из господ, что ли? По одеже не похож.

— Нет, я сын купеческий. Иван Никифоров.

— Ну так что говоришь мудрено? — усмехнулся дед. — Изволите… Ишь каков! Дед Савелий я и все. Садись на крылечко рядышком. Для чего я тебе понадобился?

Ваня присел и робко высказал свою просьбу о ночлеге. В ответ — радушное согласие. Савелий и впрямь оказался добродушнейшим стариком и гостеприимнейшим. Очень скоро Ванечка уже сидел за столом в его светлой избе за миской дымящихся щей. Дед оказался большим любителем поговорить, так что Ваня скоро узнал, что Савелий вдов, единственная дочка замужем за кузнецом из соседней деревни, уже и внуки народились. Расспрашивал дед и Ваню. Но тот, твердо памятуя о секретности своего поручения, все старался перевести разговор со своей особы на что-нибудь иное. С интересом расспросил и о встреченных на взъезде в село монашке и мужике.

Савелий выслушал и тяжело вздохнул.

— Митеньку ты это встретил да дядюшку его. Да Митя не монах… Эх. Жалко паренька.

— А что такое?

— Сирота, с младенчества без отца, без матери. Дядька-то его вырастил, да как? Все попреками да колотушками. Иногда и кнутом поучить племянника не гнушался. Суровый он, Архип. Богатый мужик. Давно себя с племянником на волю выкупил, и все богатеет да богатеет. А Митя тихий да робкий. Хороший парнишка, одно плохо — работник никудышный. Руки у него белые, персты тонкие, как у девицы. Зато скажу я тебе, Иван Никифорович, иное дал ему Господь, да дал, кажись, с избытком. Тут вот уж несколько годов, как задумал барин новую церкву строить. Барин наш, дай ему Бог здоровья, барин золотой. За то, видать, и богатство его не убывает, вот и надумал он в благодарность Создателю каменну церкву поставить. Старая-то уж поди постарее Грозного Царя, да развалилась вся, доски, случилось, с потолка так и посыпались. Слава Богу, что не пришибло никого, службы не было… Так о чем это я? Да. Так вот приехали к нам богомазы, барин прислал, новый храм расписывать. И с чего-то Митенька к ним подладился. Ходит и ходит, и глянь-ка, сам стены расписывать начал! Богомазы научили его своим премудростям. Большой талан малому даден! Намалевал он на стене Ангела. Так поверишь ли, Ванюша, как входишь в церкву-то, диву даешься. От Ангела, Митькой намалеванного, будто бы самое настоящее сияние Небесное идет. Во как! У нас так и говорили, что Митенькиной рукой сам Ангел Божий водил.

— Посмотреть бы! — мечтательно протянул Ванечка.

— А чего ж. Передохни малость, да ступай к вечерне. И поглядишь.

— Да я… того… Спешу больно.

Архип вздохнул.

— Ты не обижайся, млад вьюнош, что поучу тебя, дело мое стариковское. Но коль храмом Божиим пренебрегать станешь, не будет тебе удачи ни в чем. Завтра день воскресный, а ты спешить надумал. А ты б под воскресение в храме Господнем побывал, помолился усердно, тогда б и сладились все дела твои.

Ваня подумал, кивнул головой. Вспомнил вдруг, что из Петербурга умчался, не помолившись перед дорогой, лба не перекрестил. И вот остаток пути пешком бредет! Вздохнул, потом помолчал, потом спросил:

— А что же дальше с Митей будет?..

— Митя-то? Да он, бедный, с тех самых пор, как уехали богомазы, едва не спятил. Поначалу как в воду опущенный ходил. А потом как давай на всяких дощечках малевать, да миски деревянные узорами расписывать. Да как выходило-то всегда, загляденье! Архип сперва бранился, ну а потом смекнул. Засадит Митеньку за ложки да чашки, да за детские свистульки, тот их разукрасит, а Архип на ярмарку отправляет, продавать. Но, видать, в Митьке душа горела. Недолго он чашки размалевывал. Сбежал от Архипа. Два раза сбегал! Куда б ты думал? В монастырь! «Для чего ж так?» — я потом у него грешным делом любопытствовал. «Лики святые писать хочу, — говорит, — а иначе как у монахов не вижу средства научиться». Ну, Архип злющий, понятное дело — доход теряется. Первый раз очень скоро отыскал он Митьку. Всыпал, само собой. А второй раз тот убег, так долго не мог его дядька сыскать. Но нашел-таки, не иначе лукавый помог. А Митя уж и монашеское платье надел, хоть и не постригли его. Дядька-то из-за упрямства… Грех какой, спасению души преграду чинить! Ох, Архип, Архипушка, ответишь ты за это пред Господом… Так, вишь ли, и в третий раз убег! Но тут уж дядька скоро хватился, прямо следом погнал. Ну, сам видел, привез. Ох, что теперь будет! Бедный парень, как бы не было ему большего худа от дядьки…

Ванечка задумался, вздохнул. Митя, желающий жить в монастыре и писать образа, понравился ему, и Ваня от души его жалел.

После обеда и сладкого сна в доме гостеприимного Савелия Ванечка отправился на вечернюю службу. Новая церковь действительно была диво как хороша. Ваня благоговейно переступил порог, истово крестясь. Залитые светом свечей и лампадок стены являли тонко выписанные святые лики. Оглядевшись, Ваня сразу узнал Ангела, о котором говорил дед Савелий. Ангел, казалось, и впрямь излучал неземной свет. Чист и прекрасен его чуть грустный лик. Ваня, глядя на Ангела, долго вздыхал и крестился.

Длинная служба утомила его, но успокоила. На душе стало тихо-тихо… Ваня старался вслушиваться в песнопения, но одна мысль заняла его так, что он не мог противиться желанию прямо в церкви хорошенечко обдумать родившуюся у него идею. «Надо спасти Митю! Помочь ему бежать. Вдвоем сподручнее. А куда? Ну, поначалу в Горелово вельяминовское, конечно же, там-то уж этот злобный Архип искать его не додумается. А потом… А потом странствовать пойдем… Надоело мне все, жизнь этакая, неблагодатная. А куда пойдем? Да хотя б и в Иерусалим».

— Слава в вышних Богу, и на земле мир…

Ваня встал на колени и принялся вновь усердно креститься…

Ночь наступила. Крадучись, задами пробрался Ванечка ко двору богатого мужика Архипа. Перелез через изгородь. Тихо… Дворовая собака, на Ванино счастье, мирно дремала на крыльце, не чуя, что неподалеку, на задворках, совершается покушение на старый сарай с тяжелым увесистым замком. Дед Савелий рассказал Ване, где обычно запирает в наказание вредный Архип Митеньку, и, пытливо вглядевшись, спросил: «А тебе зачем?»

Ваня приложил губы к щелке в двери сарая.

— Есть здесь кто? — шепнул чуть слышно. За дверью послышалось движение.

— Это ты, Митя? — уже громче произнес Ванечка.

— Я, — донеслось изнутри. — Кто здесь?

Голос был молодой и звучный, но чуть хрипловатый, словно простуженный.

«Плакал, наверное», — подумалось Ване, и он еще громче зашептал в щелку:

— Погоди, сейчас я тебя освобожу!

Вынул из кармана ножик, принялся усердно ковырять им около замка. Прошло довольно много времени. Наконец сорвав замок, Ванечка с торжеством распахнул дверь.

— Выходи!

Из темноты дверного проема вынырнула тонкая фигурка в черном. Блеснули, поймав лунный лучик, большие темные глаза. Митя, не говоря ни слова, пытливо, сосредоточенно смотрел в лицо Ванечки. Ваня поначалу тоже на него уставился молча, потом спросил:

— Это ты художник?

— Я. А ты кто будешь? И зачем меня освободил?

— Купеческий сын Никифоров Иван Никифорович. Ну… Ваня просто. А ты — Митя, я знаю. Я к тебе… в общем… пойдем со мной.

Митя рассматривал неожиданного освободителя с изумлением.

— Куда? — только и смог прошептать.

— Сначала в Горелово…

— В деревню соседнюю? Зачем?

— Да так… по надобности одной, а потом — хочешь на Гроб Господень?

— Нет, погоди…

— Да некогда годить-то! Живо, Митенька! — Ваня подхватил юного иконописца под руку и побежал, таща его за собой. Митя свободной рукой перекрестился несколько раз, но полностью подчинился судьбе в лице невесть откуда взявшегося купеческого сына. Перемахнув через плетень, Ваня и Митя помчались во весь дух. И скоро были уже далеко от Архипова дома…