Амур Бакиев - Легионы идут за Дунай Страница 2

3

Марк Минуций Квадрат, ветеран II когорты[8] VII Клавдиевого легиона[9], расквартированной к Транстиерне, отбывал свою смену на западных декуманских[10] воротах. С третьей стражи зарядил нудный осенний дождь, Лицо и амуниция воина покрылись каплями. Плащ с отброшенным капюшоном отсырел и плотно прилип к железным пластинам панциря. Вода затекла за поножи, студила колени. Ныли старые раны, полученные на островах Британии.

И все же в облике охранника не было и тени уныния. На караульной башне стоял легионер Римской империи, прошедший суровую школу победоносных походов. Из-под бронзовых нащечников и высокого налобника пронзительно глядели синие глаза. В уголках губ бугрились надменные складки. Опершись на щит, сжимая жилистой рукой копье-гасту, римлянин смотрел на темную полосу горизонта. Там находилась Дакия. Иной мир, иные люди. И от них, от этого чужого мира и его обитателей, оберегал покой римских границ Минуций Квадрат.

– Минуций!

Солдат посмотрел вниз. Петушиные перья на шлеме заколыхались. Кричал Меммий – ветеран третьего манипула[11].

– Чего тебе?

– Когда сменишься?

Квадрат сплюнул:

– С третьей ночной на первую дневную. А что ты хотел, Меммий?

Тот подмигнул многозначительно.

– Хотел, чтобы мы сходили в канабэ[12].

– Не выйдет.

– Почему?

– На этой стороне докончили вал и нарыли волчьих ям. И потом последний приказ...

– Слушай, Марк! Иди ты к Харону со своим приказом. Перекрыли декуманус, так выйдем через кардо!

От претория[13] прорезал воздух сигнал боевой трубы. Легионер на башне выпрямился, зрачки его заблестели.

– И так не получится!

Меммий разозлился.

– Ты не спятил там, наверху, от испуга?

– Разуй свои воловьи глаза. На южных воротах кардо работает весь первый манипул вместе с Фунисуланом. А сейчас, по сигналу, туда направились и из второго манипула.

– Проклятье!.. Ладно, сменишься – зайди к нам. Помпедий принес вчера неплохое вино.

– Дакийское?

– Как же, жди. Цекуба[14]! – Старый солдат язвительно рассмеялся и ушел.

Часовой развернулся и оторопел. За частоколом, на расстоянии выстрела из лука, рысили два всадника. Короткие кафтаны стянуты поясами, на головах кожаные шапки с наушниками.

«Даки? Нет, непохоже!» Мелькнули красные ножны длинных прямых мечей. «Сарматы-языги. Ясно!» Караульный приставил сигнальный рожок к губам.

В ответ послышался лязг железа. Дежурный наряд поспешно занял места за стеной. Девять саперов присели у трех легких крепостных скорпионов. Центурион взобрался на кастеллу[15].

– Докладывай, Марк!

– Сарматы!

Начальник сощурился.

– Только двое? Почему? И так близко от нас?

Свесился с перил и, сложив рупором ладони, крикнул саперам:

– Пеликан! Дай для пробы футов[16] на двадцать перед ними! Посмотрим!

Взвизгнули «улитки», и тяжелая стрела рассекла воздух. Всадники остановились. Один из них выехал вперед и поднял правую ладонь вверх. Жест означал – «Я без оружия». Еще мах рукой – «Дайте дорогу!»

От бойницы долетел голос солдата:

– Септимий! Это Агафирс! Я узнал его. Вот и Рестут подтвердит!

– А-а! Весталкина честь! – центурион с досадой повел плечами. – Не мог раньше сообразить! Отбой! Минуций, спускайся вниз. Публий – на пост! Апулей, сходи за стрелой! Машины навести на ворота! Фортунат, Феликс, поднимите решетку! Пропустить варваров!

Копыта рослых сарматских коней зацокали по мосткам, переброшенным через ров. Оба верховых, очутившись внутри укрепления, разом натянули поводья. От мокрых разгоряченных лошадей валил пар. Легионеры обступили приехавших, охлопывали коней.

– Salve[17], Агафирс!

– Salve, Септимий! Похоже, твои ребята от безделья разучились отличать даков от языгов. Или воины Децебала опять тревожили канабэ? – говор у языга был гортанный, с придыханием, но говорил он по-латыни правильно.

Центурион осклабился:

– Децебал соблюдает мир. Просто мы щекотали твои нервы. Чего не сделаешь со скуки. А это кто с тобой?

– Сатрак, сын Ресака, вождя сарматов, кочующих по Тизии[18].

– Он тоже друг и союзник Рима?

– Как и все языги.

Разговор прервал появившийся контубернал[19] префекта[20].

– В чем дело, Септимий?

Центурион подобрался. Стоявшие вокруг солдаты тоже вытянулись.

– Языги, подъезжая к кастре[21], вызвали тревогу.

– Кто первый заметил варваров?

– Минуций Квадрат, старослужащий первой центурии, первого манипула.

– От лица префекта объяви ему благодарность!

Контубернал бросил быстрый взгляд на сарматов.

– С чем пожаловал, Агафирс?

Всадник махнул рукой туда, откуда приехал:

– За лесом в одном перегоне отсюда я оставил двадцать бычков. Хочу узнать, не купят ли их римляне?

Контубернал остался равнодушным.

– Это решит квестор[22]. Коней привяжите у коновязей нашей алы[23], а сами следуйте за мной.

Языги спешились и, ведя лошадей в поводу, зашагали следом за неприветливым начальником. Мягкие кожаные сапоги одного из них покрывала засохшая желтая глина.

Возле длинного соснового хлыста, где на привязи бились сытые галльские жеребцы, степные воины оставили своих усталых лошадей, навесив им на морды походные торбы с овсом.

Утрамбованная дорожка декумануса вела на преторий. Римский лагерь жил размеренной боевой жизнью. Всюду царил порядок. У палаток и низких хижин галльской алы крепкие кавалеристы под надзором декурионов[24] точили оружие, чистили доспехи. Около турмовых котлов дежурные рубили хворост. Белели ребра подвешенных бараньих туш. Булькало варево. Два проштрафившихся солдата без поясов в подоткнутых туниках скребли лопатами доски нужника, таскали воду, окатывали пол. На южной стороне гремели команды. Мелькали десятки заступов, выбрасывая землю на вал. На глазах Агафирса и его товарища центурион огрел молодого служаку по спине обрубком виноградной лозы.

Открылся домик префекта, рядом блестел посеребренный сигнум[25]. Сопровождающий свернул направо к бараку квестора. Прошел между двумя постовыми в полном вооружении. Пригласил сарматов. Часовые скрестили копья, и гости отстегнули мечи, сняли гориты, сложили оружие на пороге.

Через промасленную холстину оконного проема сочился мягкий свет. Квестор – седой, коротко постриженный римлянин – сидел на скамье за низеньким столом. Земляной пол выложен грубой мозаикой из белой и черной гальки. К стене прислонена парма – круглый кавалерийский щит. Стол завален грудами папирусов и пергамента. Торчат острозаточеные стили[26] для письма. Когда вошли языги, казначей поднялся им навстречу. Поверх синей шерстяной туники на нем был подпанцирник тисненой кожи.

– Salve, Агафирс!

– Salve, Процилий!

Едва уловимым движением старший из сарматов оголил запястье левой руки. Сверкнуло золото. Римский бог времени Янус на браслете улыбался двумя ликами.

– Маний, ты свободен! Подожди на претории!

Мелькнули подметки подбитых гвоздями солдатских сандалий. Порученец исчез.

Агафирс мигнул родственнику. Юноша вытащил из-за пазухи сверток и протянул Процилию Нисету. Квестор взял пакет, испытующе посмотрел на стоящих перед ним лазутчиков. Привычно по-военному развернулся через левое плечо. Откинул крышку маленького сундучка на подставке, за ложем. Звякнули монеты. Пять аккуратных столбиков выстроились посреди кучки документов.

– Здесь пятьдесят ауреусов[27]!

Старший соглядатай презрительно усмехнулся.

– За содержание нашего мешочка Децебал заплатил бы 2000 драхм[28].

– Сколько же ты хочешь?

– Двести!

– Хм... А не много ли? Ведь это 20 000 сестерциев[29]. Послужное жалованье легионера преторианских[30] когорт!

– Вот пусть твои преторианцы и доставляют сведения из сердца дакийского царства! Я сказал – даки дадут мне в десять раз больше!

– Почему же ты не служишь дакам?

– Потому что я – языг и ненавижу их не меньше твоего, римлянин!

– Хорошо!.. Ты получишь двести ауреусов!

– Нет, Процилий! Ты дашь нам двести пять золотых монет. За тайну и два десятка быков, которые пасутся невдалеке. И тогда мы будем в полном расчете.

Римлянин махнул рукой.

– Пусть будет так. Завтра пригони скотину. На воротах сдашь любому центуриону. Будь здоров!

Сарматы сложили и спрятали деньги. На выходе подняли мечи и футляры луков. Квестор шел следом.