Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий Страница 2

— Иудея никогда не покорится Риму! Запомни это, трус!

Гиркан побледнел, лицо его выразило страх, он нерешительно огляделся, как бы ища защиты. Антипатр шагнул к сыну и решительным кивком указал на дверь. Ироду так хотелось остаться, но он не посмел ослушаться отца и вышел.

Позже он спросил отца:

— Почему Гиркан не выгнал Аристовула? Он ведь царь.

Антипатр усмехнулся:

— Если у тебя нет военной силы, ты только называешься царем. У Гиркана плохое войско, и он неумелый полководец. Кроме того, Иудея не любит Гиркана.

— Значит, Аристовул прав, и Гиркан трус! — воскликнул Ирод.

Лицо отца стало строгим. Он настороженно посмотрел на дверь, прежде чем ответить.

— Гиркан — царь Иудеи, хорошенько запомни это. Власть принадлежит ему по праву первородства, — Антипатр положил свою тяжелую руку на плечо сына. — Научись, сын, не высказывать вслух то, что думаешь, особенно когда это касается людей власти. Смелость хороша в бою, при дворе она называется глупостью, и за нее можно лишиться головы. Нужно научиться склонять голову как можно ниже, чтобы когда-нибудь получить право гордо вскинуть ее.

Ирод низко опустил голову, а отец ободряюще похлопал его по плечу.

Ирод тогда не мог понять, почему отец на стороне слабого Гиркана, а не отважного Аристовула, но спрашивать не посмел. Мать на его вопрос ответила неопределенно, сказала, что отцу виднее, с кем быть и как поступать, — она никогда не вмешивалась в дела мужа.

Мать была родом из Петры, столицы Аравийского царства, род ее был одним из знатнейших в Аравии. Даже царь аравитян Арета относился к ней с уважением и оказывал очевидные знаки внимания. Мать гордилась своим происхождением, хотя держалась просто, а любовь ее к мужу казалась безграничной. Ироду же знатность матери не прибавляла гордости. Да, аравийский царь был могущественным властителем, но, что ни говори, царство его находилось на задворках Рима — как географически, так и во всех других смыслах.

Ирод любил мать, но никогда не был с ней откровенен. Она оставалась лишь женщиной, и весь круг ее интересов ограничивался семьей — она родила Антипатру четырех сыновей и дочь: Фазаеля, Ирода, Иосифа, Ферора и Саломею.

С братьями — Фазаелем и Иосифом — у Ирода сложились вполне доверительные отношения, особенно со старшим. Ферор и Саломея казались слишком юными, чтобы принимать их всерьез. Сестра Саломея была просто девочкой, а Ферор — слишком изнеженным и избалованным. В детстве он часто болел и был любимцем матери.

Старший брат, Фазаель, в семье считался книжником, Ироду он порой казался даже умнее отца, по крайней мере, рассудительнее. Главным его удовольствием было сидеть где-нибудь в одиночестве за манускриптами римских, иудейских или греческих авторов. Ирод и сам неплохо знал латынь, но до Фазаеля ему было, конечно, далеко. К тому же к наукам он не имел особой охоты — больше всего любил военные игры и конные состязания, в которых чаще всего побеждал. Энергия, воля и отвага представлялись ему сильнее книжных знаний, хотя к последним он относился все же с должным уважением.

Учитель братьев, Захарий, ученый человек, принадлежавший к секте фарисеев[3], упорно прививал юношам уважение к наукам. К Фазаелю он относился как к равному, проводя с ним время в долгих беседах, Иосифа считал способным к книжному знанию, но нетерпеливым, Ирода журил за пренебрежение к наукам, говоря, что он слишком энергичен, чтобы быть усидчивым.

Этот Захарий жил в их доме уже несколько лет. Когда-то Антипатр оказал ему серьезную услугу, и в благодарность Захарий согласился стать воспитателем его сыновей. Как член секты фарисеев, он был человеком строгих правил, втолковывал братьям, что все в этом мире зависит от воли Бога. Учил, что хотя человеку представлена свобода выбора между честными и бесчестными поступками, в этом выборе участвует предопределение судьбы. Говорил, что душа человека бессмертна — души добрых переселяются по смерти человека в другие тела, а души злых обречены на вечные муки.

В отличие от Фазаеля и даже Иосифа, проблемы бессмертия души мало интересовали Ирода, вот только к предопределенности судьбы он относился серьезнее. Однажды он спросил Захария:

— А если кому-то назначено стать царем, то он обязательно им станет?

— Это так — судьбу невозможно изменить, — уверенно ответил Захарий.

Ирод задал новый вопрос, для себя самый главный:

— Даже если человек не царского рода?

Прежде чем ответить, Захарий внимательно на него посмотрел. В его маленьких, глубоко посаженных глазах с красными ободками век Ирод увидел разгадку той тайны, которую хранил в самых дальних глубинах своей души.

— Да, — наконец ответил Захарий, — если человеку суждено захватить власть, а Богу угодно будет наказать узурпатором народы, то это сбудется. Ты ведь это имел в виду? — добавил он, особенно выделяя голосом «это».

Ирод почувствовал, что бледнеет, и не нашелся с ответом.

А Захарий сказал:

— Знай, что судьба узурпатора всегда бывает страшной, и не желай себе такой.

— Я просто спросил, раби…[4] — опуская глаза, невнятно пробормотал Ирод.

— А я не просто ответил! — выговорил Захарий, отчетливо и твердо выделяя каждое слово.

Никогда больше Ирод даже намеком не касался этой опасной темы, но время от времени ловил на себе особенный взгляд Захария. Взгляд пронизывал его насквозь, Ирод чувствовал почти физическое неудобство и стал тайно ненавидеть учителя. Если бы с Захарием что-нибудь случилось — болезнь или несчастье, — он был бы только рад. Но внешне он, разумеется, не выказывал ничего подобного.

Привычная жизнь в Иерусалиме вдруг нарушилась, кажется, в одно мгновенье. Это было мгновенье, когда Ирод увидел глаза отца, неожиданно вернувшегося домой среди дня. Они столкнулись в дверях — отец только взглянул на сына и молча прошел мимо. Запах конского пота Ирод ощутил в тот раз особенно остро, он забивал собой все остальные запахи. В глазах отца был страх — то, чего Ирод никогда раньше не видел и не предполагал увидеть. Сквозь полуоткрытую дверь он выглянул во двор. Слуга вел лошадь отца: бока ее лоснились, она мотала головой, роняя на траву хлопья пены.

Через короткое время Ирод услышал тревожный голос матери, звавшей его по имени. Он взбежал по лестнице. Лицо матери было бледным, руки заметно дрожали.

— Мы уезжаем, Ирод, — проговорила она с одышкой, — Никуда не отлучайся и присмотри за младшими.

Ирод ничего не успел спросить — мать повернулась и, торопливо шагая, скрылась в глубине комнаты. Слуги уже выносили вещи, лица их были угрюмы. Ирод направился в комнату старшего брата — Фазаель с помощью Захария укладывал свитки в два больших ларя, стоявших на столе. На вопрос Ирода нетерпеливо отмахнулся:

— Спроси у отца.

Ирод нашел отца в дальней комнате на втором этаже. Он сидел в кресле у окна, держась руками за подлокотники и низко опустив голову. Ирод остановился у порога, не решаясь войти.

— Подойди, — глухо выговорил отец, не поднимая головы, и, когда сын, осторожно ступая, приблизился, продолжил: — Аристовул уже у Иерихона, мы выступим навстречу. Вы скроетесь у аравийского царя, в Петре. Иди.

— Но, отец, — срывающимся голосом воскликнул Ирод, — я хочу быть с тобой!

— Нет. Рано.

— Но мне уже скоро двадцать!

— Иди, — сказал отец и поднял голову. Взгляды их встретились, в глазах отца была непреклонность, в глазах сына блеснули слезы отчаянья. — Иди, — повторил отец более мягко. — Твое время еще придет. Обещаю.

Вечером того же дня под усиленной охраной они покинули город. Отец провожал их всю ночь, утром вернулся в Иерусалим. Потерянно глядя вслед удаляющимся всадникам — отца сопровождало двенадцать телохранителей-идумеев, — Ирод ни на минуту не мог себе представить, что их жизнь в Петре продлится столь долго, целых пять лет.

Аравийский царь Арета принял их с почетом, они поселились в просторном и богатом доме матери. Петра был зеленым, шумным и беззаботным городом. Придворные царя Ареты и сам царь делали все, чтобы семейство Антипатра — и мать и дети — не чувствовали себя изгнанниками. Братья неизменно приглашались царем к участию в военных играх, конных состязаниях, охоте — дети самых знатных семей Аравийского царства были их соперниками. Чаще всего победителем выходил Ирод (Фазаель, отдавая должное физическим играм, все же предпочитал им свои научные занятия, а Иосиф был еще слишком юн и хрупок). Ловкость и сила почитались при аравийском дворе, и Ирод снискал себе уважение даже среди старых суровых воинов. Царь Арета предложил ему место начальника одного из подразделений собственной гвардии, но Ирод вежливо уклонился от лестного назначения, сославшись на то, что для поступления на службу ему необходимо испросить разрешение отца.