Фаина Гримберг - Клеопатра Страница 2

Библиотека — любимое дитя царской династии Птолемеев Лагидов, зарождённая, заложенная Птолемеем II. Двести тысяч свитков, затем — пятьсот тысяч свитков, затем — уже семьсот тысяч свитков! Греческие, сирийские, египетские тексты. Директоры, хранители библиотеки — самые почтенные граждане Александрии! Зенодот и Каллимах — составители каталога свитков, александрийские энциклопедисты[2]. Аристарх Самосский, пытавшийся толковать афинянам о том, что центром земной вселенной является солнце, был обвинён философом Клеанфом в безбожии, нашёл прибежище-убежище в Александрии и написал трактат «О величинах и расстояниях Солнца и Луны». Александрийские астрономы выстраивают подробную карту звёздного неба; руководимые учениями Калиппа и Эвклида, вводят они в египетский календарь високосные годы. В 1866 году археологи найдут в Александрии мраморную плиту с высеченным на ней Канопским декретом Птолемея III Эвергета: «Дабы времена года неизменно приходились как должно по теперешнему порядку мира и не случалось бы то, что некоторые из общественных праздников, которые приходятся на зиму, когда-нибудь пришлись на лето, так как звезда Сотис каждые четыре года уходит на один день вперёд, а другие, празднуемые летом, не пришлись бы на зиму, как это бывало и будет случаться, если год будет и впредь состоять из 360 дней и 5 дней, которые к ним добавляют, отныне предписывается через каждые четыре года праздновать праздник богов Эвергета после пяти добавочных дней и перед новым годом, чтобы всякий знал, что прежние недостатки в счислении года и лет отныне счастливо исправлены царём Эвергетом».

А когда Птолемей III в очередной раз отправился воевать с Сирией, его царица Вероника отрезала свою прекрасную косу и поднесла в дар богине Афродите, чтобы Афродита способствовала победе Птолемея, ведь она — возлюбленная Ареса, бога войны и воинов! И отчего-то исчезла ночью прекрасная коса с алтаря. Но астроном Конон Самосский открыл новое созвездие, в котором звёзды струились, будто коса та самая, и назвал созвездие «Волосы Вероники».

Из обширного собрания свитков библиотеки возможно получить и труд жреца Манефона, написавшего на греческом языке историю Египта, и труд Эратосфена Киренского, определившего окружность Земли. Здесь, в александрийской библиотеке, трудился и Архимед; здесь хранится сделанный его руками прибор для определения видимого диаметра Солнца. Здесь, в библиотеке Александрии Аристофан Византийский и Аристарх Самосский перевели на греческий язык писания, почитаемые иудеями как священные. Тот же Аристофан изобрёл особливые знаки, отделяющие одну фразу от другой, и даже и слова внутри фразы разделяющие, — знаки препинания! И здесь же, в Александрии, Кратет из Маллоса изготовил огромный шар, на который нанёс все географические именования, названные в «Илиаде» и «Одиссее», — первый в мире глобус!

Уже при Птолемее III целые флотилии торговых кораблей отправлялись из александрийского порта. В 277 году до нашей эры это произошло: царь приказал расчистить и благоустроить канал от Нила к морю Красному. И пять дальнейших столетий канал этот поддерживался в судоходном состоянии. По приказу царя, как писал Страбон в своём описании Ойкумены, «...прокопали перешеек и сделали пролив запирающимся проходом, так что можно было по желанию плыть беспрепятственно во Внешнее море и возвращаться обратно». Этот канал был снабжён и системой шлюзов, чтобы сгладить разницу в уровнях. Но чаще купцы предпочитали более короткие и не столь привязанные к превратностям морской стихии пути. Проходили суда вдоль индийского побережья и доставляли товары в устье Евфрата. Оттуда караваны шли в Селевкию, а затем — в Тир и Сидон, или до Антиохии, или до Эфеса. И дальше — по всему Средиземноморью...

На Средиземноморском побережье — Александрия. С набережной видны корабли в море. А море спокойное и чистое, а песок светлый-светлый... Александрия — Европа в Азии... Со всех сторон, и с берегов, и с моря виден высокий александрийский маяк — на свет его движутся корабли... Попутный ветер надувает паруса, и они делаются похожи на изображение красивой женской груди. С утра до вечера на пристани толпятся люди. Шум шагов и голосов едва не заглушает морские шумы. Носильщики тащат тюки. Девчонки с корзинами звонко предлагают купить медовые пирожки и фиги. Нищие протягивают ладони за милостыней. Стеснился кружок вокруг юных флейтистки и певицы. Вереница гружёных ослов уходит в толпу, раздвигая её, разбивая на рукава. Хармиана решительно и крепко ухватывает царевну за ручку, хмурится лицо воспитательницы... Для детских глаз Клеопатры-Маргариты все равны, однако Хармиана с досадой поглядывает на одиноких, ярко наряженных женщин, шныряющих в толпе. Прежние Птолемеи запрещали продажным женщинам промышлять в порту и на улицах. Но молодая царица Вероника поистине исповедует вседозволенность!

Хармиана тянет царевну в сторону.

   — Посмотри, какой корабль!..

Множество весел мерно опускается и подымается. Корабль, словно странное живое существо, движется вперёд, в морские волны... Здесь, в Александрии, спущен на воду самый большой во всей Ойкумене корабль. Знаменитый корабль Птолемея IV, достигавший 122 метров в длину и 15 метров в ширину. Каждое весло достигало в длину семнадцати метров, четыре тысячи гребцов двигали эти весла. Торговый корабль из Египта — прекрасное зрелище для эллинистического интеллектуала, для Лукиана[3], к примеру. И вот уже пишется диалог «Корабль, или Пожелания»:

«Бродя без дела узнал я, что приплыл огромный корабль, необычайный по размерам, один из тех, что доставляют из Египта в Италию хлеб... Мы остановились и долго смотрели на мачту, считая, сколько полос кожи пошло на изготовление парусов, и дивились мореходу, взбиравшемуся по канатам и свободно перебегавшему затем по рее, ухватившись за снасти... что за корабль! Сто двадцать локтей в длину... в ширину свыше четверти этого, а от палубы до днища — там, где трюм наиболее глубок, — двадцать девять локтей... Как спокойно вознеслась полукругом корма... На противоположном конце соответственно возвысилась, протянувшись вперёд, носовая часть... Да и красота прочего снаряжения: окраска, верхний парус, сверкающий, как пламя, а кроме того, якоря, кабестаны и брашпили, и каюты на корме — всё это мне кажется достойным удивления. А множество корабельщиков можно сравнить с целым лагерем. Говорят, что корабль везёт столько хлеба, что хватило бы на год для прокормления всего населения Аттики. И всю эту громаду благополучно доставил к нам кормчий, который при помощи тонкого правила поворачивает огромные рулевые весла. Удивительно его искусство, и, по словам плывущих с ним, в морских делах он мудрее самого Протея[4]...»

Столько людей живёт в Александрии! А сколько среди них рулевых — кибернетов, маневровых, которые должны стоять на носу корабля, штурманов, гребцов... Среди этих последних много свободных бедняков — заработок тяжёлый, но не такой малый. Но всё же грести на корабле — очень уж тяжкий труд, оттого много среди гребцов и рабов. Корабельное дело — опасное дело: бури, подводные скалы, а то пираты... Говорит александрийский купец словами своего далёкого потомка-поэта:

Я продал партию гнилого ячменя

втридорога. Да, Рим в торговом деле

неоценим. Закончили в апреле –

и вот отчалили, не упустив ни дня.

А море, кажется, сердито на меня.

Всё небо тучи тёмные одели.

Но что мне эти волны, ветры, мели?

Ракушки в лужице и детская возня.

Не смять меня стихиям непокорным,

не запугать крушеньями и штормом.

К александрийским улицам просторным

прибуду цел... Ай! Кто дырявит бочке дно?

Не трогай, негодяй, самосское вино!

На суше бодрость нам вернуть оно должно... [5]

Александрийская пристань — берега, одетые камнем... Александрия... Великий порт, бухта Доброго причала, Фаросский маяк — огромное око Александрии, озаряющее морские пути... Но не сам собою горит свет, маячная служба не прекращает трудов своих...

Маленькая царевна не боится шумного порта, но Хармиана крепко сжала детскую ручку, не отпустит ни за что! Боится случайностей страшных... И Маргарита тихая не дёргает воспитательницу за руку, молча глядит по сторонам... Жизнь кипучая... Верблюды, лошади, ослы ходят под седлом и под вьюками. Повозки медленно движутся — двухколёсные на больших колёсах, четырёхколёсные, запряжённые волами... Здесь берега Средиземного моря, здесь не увидишь круглых малых лодок, плетёных из прутьев, лодок, на которых плавают по Нилу, от одной деревни к другой, и не дальше...