Давид Кизик - Время Феофано Страница 2

– Ну, пап. Ну, пожалуйста, – не отставала дочь.

– Ну, хорошо, – улыбнулся отец. – Слушай. Когда-то очень давно Род создал Мир. И все, что в мире, с тех пор существует при Роде. Он создал первого человека Мана и другие волшебные народы. Потом Сварог, Небесный кузнец стал бить волшебным молотом по камню Алатырь и из его искр на земле появились Младшие боги и Герои. Мой рассказ о том времени, когда на земле, кроме детей Мана, жили титаны и гномы, эльфы и русалки, иберы[20] и амазонки[21]. О том месте, где между морями Каратенгизом[22] и Гурганским[23], возвышаются Альпийские горы[24]. Где находится Вечная белая гора, похожая на седло всадника – Мингитау[25]. Сейчас страну эту называют по-персидски – «жилищем Асов», Кавказом. А раньше, до Асов, там жили дикие, покрытые шерстью, и очень сильные троглодиты хунстаги[26]. Они охотились на горных козлов и похищали женщин у ближайших соседей. В долинах между гор обитал другой народ – амазонки, родственный волшебным существам Алмасты[27] или по-гречески – дриадам. Они первые из тех народов стали ездить на лошадях и носить железное оружие. Лихие наездницы, арканом брали в плен врагов, не знавших верховой езды. Или оставляли далеко тех, кто их преследовал. Для продолжения своего рода амазонки нуждались в мужчинах. Поэтому они нападали на пещерные поселения хунстагов. Взятых в плен младенцев мужского пола они калечили, чтобы те не могли убежать и приручали. Амазонки держали мужчин в своих поселках и заставляли выполнять всю черную и тяжелую домашнюю работу. – А что же было потом? – снова спросила Настя. – Прошли века. В горы пришли люди. Рыжие сваны[28] из племенного союза колхов, со своими многочисленными отарами овец. Они бились с хунстагами за обладание альпийскими пастбищами. Часть троглодитов покорилась и стала служить сванским родам. Непокоренные же укрылись на непреступных твердынях гор. Сваны научили могучих хунстагов строить сторожевые башни в горах. А сами переняли у них страсть к охоте. Чтобы помериться силой с врагами и найти себе женщин, спускались молодые сваны с гор в долины. Они нападали на села амазонок. А те по-прежнему пленяли молодых мужчин и превращали их в своих домашних рабов. Потом прошло еще какое-то время. И вот в предгорья из степи привели свои табуны коневоды аланы[29]. Амазонки потеряли свое воинское преимущество и вынуждены были искать убежища в горах. После короткой войны они потеснили сванов и поделили с ними альпийские луга.

Аланы, которые поселились в предгорьях, иногда в период засух тоже стали гонять свои табуны на альпийские луга. Туда, где уже выпасали своих овец сваны, а лошадей – амазонки. Снова разразилась война в горах. Приходящим завоевателям женщины-воительницы не раз давали сокрушительный отпор. Лишь в дни весеннего равноденствия в горах наступал мир. Бывшие враги по древней традиции собирались на цветущих горных долинах. Они пели, танцевали и занимались любовными утехами. Детей, родившихся после тех гуляний, делили. Родившихся девочек амазонки оставляли себе, а мальчиков отдавали отцам. А еще через какое-то время амазонки заключили союз с воинами из долин. Некоторых молодых аланов пустили жить к себе в горные крепости. Так они и живут до сих пор. Женщины по-прежнему остаются хозяйками горных владений, а мужчины пользуются их кровом и гостеприимством. Женщины рожают детей и делают замечательный овечий сыр, а мужчины охраняют тропы в горах и выпасают скот. Вместе они охотятся. А еще, молодые юноши и девушки иногда объединяются братские и сестринские союзы. Тогда они совершают набеги на соседей. Чтобы показать друг другу свою удаль и храбрость.

Время амазонок давно прошло, но до сих пор их потомки называют «папу» «мамой», а «дедушку» – «папой», – улыбнулся Алан. – А как они называют маму? – спросила Настя.

– Маму называют[30] дядей, как приходящего гостя, – рассмеялся Алан. Засмеялась и Анастасия, потешаясь над смешными обитателями Кавказа. Пока Алан Каратер рассказывал эту незамысловатую историю, его дочь Настя внимательно слушала, широко раскрыв глаза.

– Когда я вырасту, я тоже стану «горной хозяйкой» и у меня будет свое владение. И воины будут приносить мне подарки из дальних походов, – радостно заключила Настя.

– Настя, ты где пропадаешь? Не возись так долго, мы уже опаздываем на репетицию, – позвала свою дочь Цира, стоя возле запряженного в повозку коня, нетерпеливо бьющего копытом. – Ну конечно будешь, дорогая моя, – подтвердил Алан. – А теперь пойдем к матери, а то она нас заждалась уже. Воспитанием младших братьев Сака и Рома по древнему обычаю занимался брат Циры Кахраман, который так и не обзавелся собственной семьей. Он долгое время жил в поселении вольных казар[31] Шакашены[32] на острове Хоранта[33] в междуречье Куры[34] и Алазани[35]. Наемники Хоранты сопровождали караваны и корабли купцов из Каспийского моря в Черное, а также участвовали во всех военных столкновениях сопредельных государств.

Как только Кахраман узнал о рождении первого мальчика у своей сестры, он оставил Войсковое братство на Хоранте и отправился в далекий Гитио.

Алан был рад доверить воспитание обоих своих сыновей такому умелому профессионалу, как Кахраман.

Мать Анастасии, жена землевладельца Алана Каратера, Цира, была добра, но строга. Она была не только хозяйкой имения, но и владелицей театральной студии, где преподавала ученикам благородное мимическое искусство. Студия располагалась в небольшом помещении при амфитеатре на окраине города. Во время занятий, старшая дочь Анастасия находилась при матери, помогая и постигая с ее учениками искусство перевоплощения.

Азы древнего мимического искусства, столь популярного в империи, старались привить своим чадам все благородные семейства города и состоятельные землевладельцы. В танцах мимов любое движение имеет особое значение, каждый жест, произведенный ладонью – это рассказ. В танце можно имитировать движение растений, жизнь моря, гор, земли и неба. Танец может повествовать о надвигающейся непогоде или рассказывать об окружающих красотах. Настоящий танцор перевоплощается, передавая движение водорослей, шелест пальмы, дуновение ветра и т. д. Овладение искусством смены облика заключалось в умении при помощи пения, лицедейства и движений перенимать характерные черты животных или предметов, сливаться с силами природы и даже воздействовать на них посредством резонанса. Мимическая школа госпожи Циры считалась лучшей во всей Лаконии и слухи о ней вышли далеко за ее пределы. В воскресные дни, после обязательного посещения церкви и выслушивания скучной проповеди, жители города с нетерпением спешили в амфитеатр на театральное представление. В репертуаре были трагедии Эврипида и комедии Менандра, пьесы на темы армянской мифологии и на злободневные происшествия в Элладе. В комедиях всячески обыгрывались борьба мужа с женой, отца с сыном, раба с хозяином, насилие девушек, связанные с ходом пьесы подбрасывание детей, узнавание через кольца и ожерелья и пр. Один актер обычно играл несколько ролей, если изображаемые им действующие лица, по ходу пьесы, не выступали одновременно. И хотя в самом амфитеатре нижние мужские ряды были отделены от «женской» галерки, тем не менее, идя в театр, женщины румянились и подводили глаза сурьмой. Поначалу священнослужители городского храма смотрели на театральные представления, привлекающие внимание народа, искоса, как на конкурентов. Традиционную тему менандровских комедий о девушках, забеременевших до замужества, называли не иначе как «подбивание девушек на разврат» или «распутство девушек».

Церковники на проповедях цитировали верующим письма Златоуста, бичевавшие жителей столицы Сирии, Антиохии за то, что они «в церковь идут лениво, в театр же спешат», а актеров церковники выразительно называли колдунами-чародеями. Но вскоре все изменилось. Госпожу Циру стали называть примерной христианкой, как бы не замечая содержания фривольных театральных комедий. Все потому, что она сумела привлечь церковников на свою сторону, наглядно доказав, что лицедейство лежит в основе всех культов, начиная с самых древних. И результат превзошел все ожидания.

Первое представление специальной «трилогии» было поставлено на Страстной неделе. В так называемые «великий четверг» и «великую пятницу». В ней изображался канун смерти Христа, затем его мученическая кончина и, наконец, погребение.

В первой части «трилогии» литургической драмы – «Тайная вечеря» – принимал участие даже архиепископ Эллады, играя роль самого Христа. Под руководством Циры, все актеры великолепно справились с отведенными им ролями. Священник, изображающий Симеона-Петра, очень убедительно изобразил сопротивление, не соглашаясь, чтобы учитель Христос омыл ему ноги. Затем между ними произошел диалог, точно и полностью воспроизводящий общеизвестный евангельский текст. Потом в действо вступил хор храмовых дьячков, славящих христианского бога, называя его «источником света и неугасимым лучом светлым, что снизошел до омовения ног ученикам».