Влад Йовицэ - Дмитрий Кантемир Страница 2

Когда они удалились на значительное расстояние, Раис-эфенди повернулся к Кантемиру.

– Скажи, друг, – озабоченно спросил он, – чем я могу тебе помочь?

Кантемир в знак благодарности приложил руку к груди.

– Ничем!

– Как? – вспыхнул Раис-эфенди. – Я, перед кем открыты все двери во дворце султана, ничем не могу помочь тебе – своему лучшему другу?

– Ну что ж, – улыбнулся Кантемир, – если тебе так хочется мне помочь… помоги мне занять молдавский престол!

– У великих людей великие помыслы, – сказал после длительной паузы Раис-эфенди. – А великие помыслы требуют больших денег.

– Знаю. У меня их нет и не будет.

– Да… Мне очень жаль, но ты прав. Я в самом деле ничем не могу тебе помочь, – грустно произнес Раис-эфенди.

– И все-таки можешь… Если захочешь. – Кантемир обвел взглядом лужайку. Слуги убирали шелковые шатры, привязывали возбужденных собак, навьючивали на мулов охотничьи трофеи. – Скажи, вон тот человек в белом тюрбане и вишневом плаще… тот, что садится на белоногого коня… Ты его знаешь?

– Крымский хан? Как мне не знать его! Он такой же добрый мой друг, как и ты.

– И он приехал сюда из Крыма только затем, чтобы поохотиться?

– Человек, обладающий таким могуществом, может позволить себе маленькое развлечение.

– Оставь, Раис-эфенди! Не маленькие развлечения привели хана в Стамбул, а большие заботы… О будущей войне с Россией.

– Даже это известно тебе, Кантемир-бей! – покачал головой Раис-эфенди.

– Это, и не только это, – ответил Кантемир, поднимаясь с ковра, – Мне известно и то, о чем говорили вчера в диване. Весной Блистательная Порта порвет мир с Россией. Русский царь снимет осаду Риги и со всеми своими войсками двинется к Днестру. Великий везирь поведет войска султана к Дунаю. Там везирь соединится с Крымским ханом. Их объединенные силы должны составить около трехсот тысяч человек. Пушек у них будет более четырехсот. Вы говорили в диване и о лошадях, верблюдах, о повозках. Подсчитали, сколько понадобится бочек с порохом. Не забыли и о провианте для войск, о подковах и гвоздях для коней. Все вы обговорили, Раис-эфенди, кроме одного. Вы забыли, где вам придется воевать. А воевать вам придется в Молдавии. Молдавия же не готова к войне. Ее крепости разрушены. Дороги разбиты. Села обезлюдели. Крестьяне, что еще остались в селах, до нитки обобраны боярами и господарем. Маврокордат, господарь Молдавии, – грек. Пришелец, не знающий ни слова по-молдавски. О его беспримерной лени говорит весь Стамбул… Вот и скажи мне теперь, Раис-эфенди, может ли столь «достойный» правитель за столь короткий срок подготовить страну к войне?

Раис-эфенди, внимательно слушавший Кантемира, встал, посмотрел на собеседника и сказал:

– Я ошибся, Кантемир-бей! Человек с таким умом не нуждается в деньгах.

Солнце клонилось к закату. Инжирная роща погрузилась в тень. В прохладу рощи сбегала с горы дорога. Всадники, покачивавшиеся на чистокровных арабских скакунах, были оживлённы. Фазаны и куропатки, привязанные к седельным лукам, красноречиво свидетельствовали о том, что охота была поистине царской.

Только Девлет-Гирей, хан Крымский, был мрачен. Не охота была тому причиной. Рядом с ним ехал на коне Раис-эфенди, и от его слов все больше хмурилось обветренное лицо хана.

– Когда начнется война с русскими, – говорил Раис-эфенди, – они сразу двинутся на тебя, хан. На тебя и на Маврокордата. Можешь ты на него положиться?

Услышав имя Маврокордата, хан презрительно поморщился.

– Раис-эфенди! – сказал он. – Если бы Порта не рождала столь мудрых мужей, как ты, она бы давно уже стала добычей шакалов! – И, пришпорив белоногого скакуна, ускакал вперед.

Всадники поспешно освобождали дорогу Крымскому хану, сворачивая на обочину, под ветви смоковниц.

– Мы ослы! – начал хан, догнав муфтия. – Ослы, достойные презрения гяуров!..

– Почему, хан? – спросил муфтий, стряхивая дремоту.

– Вчера в диване мы полдня толковали о подковах…

– Толковали, хан. Неподкованный конь – не конь.

– И еще полдня – о гвоздях…

– Да, хан, и о гвоздях. Подкова без гвоздей – не подкова.

Тонкий, тягучий голос муфтия, его безбородое лицо раздражали хана.

– А я хочу говорить, муфтий, – сказал он нетерпеливо, – о том, о чем вчера в диване не говорилось. Я хочу говорить о…

– О том, что говорится или не говорится в диване, – прервал его муфтий, – громко не говорят. Наклонись ко мне и скажи на ухо.

Девлет-Гирей придержал норовистого коня, гневно взглянул на муфтия сверху вниз и, согнув свой мощный стан, зашептал что-то в ухо, выглядывающее из-под тюрбана.

Выслушав, муфтий кинулся догонять везиря. Приблизившись к нему, он приподнялся в седле – везирь был намного выше его.

– Без гвоздей подкова – не подкова, – зашептал он.

– Да, муфтий.

– Без подковы конь – не конь…

– Короче, муфтий…

Вдруг скакун султана перешел в галоп. Везирь пришпорил коня. Сбившись поплотнее, всадники свиты поспешили за султаном.

Дорога выбежала из инжирной рощи. Какое-то время она петляла между зубчатых скал и наконец выбралась на крутой берег Босфора. Здесь султан остановился.

– Высочайший, справедливейший и милостивейший, – приблизился к нему везирь. – Дозволь нарушить твой покой тягостными заботами о предстоящей войне…

– Заботы об этой войне слишком важны, чтобы быть нам в тягость. Говори.

– Вчера в диване мы все обсудили, о высочайший. Но об одном забыли – о Молдавии, где произойдут сражения, и о молдавском господаре Маврокордате…

– Если султан забыл о нем, значит, он человек ничтожный, – заметил Ахмет III. – Продолжай…

В это время подъехали муфтий с ханом, за ними – остальные сановники.

– Здесь слишком много ушей, – прошептал везирь.

– Скажи им, что султан хочет остаться наедине с заходящим солнцем.

– Султан желает, – прокричал везирь, – остаться с заходящим светилом наедине!

– Султан желает… – повторил муфтий.

– …остаться с заходящим светилом… – эхом прокатилось по кавалькаде.

– …наедине, – подхватил Кантемир. Он ехал в самом хвосте кавалькады.

Алый шар солнца погружался в море. Султан и везирь молча стояли над обрывом. Когда последний всадник скрылся за поворотом, султан спросил:

– Кого же на место Маврокордата?

– Об этом я еще должен подумать…

– Если бы ты еще не подумал, не обратился бы ко мне.

– Бывшего заложника от Молдавии, сына Константина Кантемира.

– Константина Кантемира? Это какого же? А-а! – вспомнил султан. – Того, что в бою под Каминицей вырвал у поляков гарем предшественника моего Мухаммеда Четвертого? Да, это был храбрый воин. И верный нам господарь. Умом он, правда, не блистал.

– Сын его человек умный.

– Умный человек на молдавском престоле был бы сейчас весьма кстати, – задумчиво произнес султан. – А деньги у него есть?

– Нет, – ответил везирь. – Но если станет господарем – будут.

– Дети?

– Две дочери и четыре сына.

– Старший сын останется заложником.

3

Под блеклым осенним солнцем сверкнул Дунай, и всадники господарской свиты испустили мощный радостный клич. Зазвенели трубы. Между двумя турецкими бунчуками поднялось молдавское знамя.

Услышав зов трубы, Кантемир, ехавший верхом рядом с каретой, отодвинул занавеску:

– Доброе утро, госпожа моя! Доброе утро, дети! Приехали!

Касандра открыла большие глаза, и лицо ее, похожее на лик богородицы византийского письма, просветлело.

– Доброе утро, господин мой!

Дети спали. Все, кроме старшего сына.

– Доброе утро, отец, – сказал мальчик. Голос его дрогнул, губы искривились.

Кантемир яростно пришпорил коня и поскакал к реке.

Он мчался мимо слуг, мимо капуши-баши – сановника, облеченного властью возводить на престол и низлагать господарей молдавских, мимо чиновников и стражников, сопровождавших капуши-баши. Остались позади трубачи и барабанщики, бунчуки и турецкие знамена с полумесяцем и молдавское знамя в руках знаменосца капитана Дана Декусарэ.

Все ближе Дунай. Там, за Дунаем, – Молдавия.

Господарь окинул родную землю взглядом, полным любви и нетерпения. Оглянулся. Его свита следовала за ним.

А когда снова посмотрел вперед, реки уже не увидел. Там клубилась густая туча пыли. Она становилась все выше, все плотнее, все ближе, и все явственнее слышался топот копыт. Прямо на Кантемира летел табун, стремительно приближаясь. Конь под Кантемиром, испугавшись, взвился на дыбы и чуть не сбросил седока. Потом потянулись стада коров и быков. За ними – арбы, груженные солью, телеги с зерном и бочками и, наконец, повозки, на которых сидели плачущие девушки, угоняемые в неволю.

Кантемир двигался в облаках пыли, словно призрак. Кто-то из его свиты вел под уздцы его коня, еще кто-то защищал его копьем от бегущих навстречу лошадей и коров.