Ильяс Есенберлин - Гибель Айдахара Страница 2

Деятельный, вечно жаждущий власти и славы, не оставался все эти годы в стороне и Мамай. Не являясь чингизидом, он не мог претендовать на звание хана, но перед его глазами вечно стояла картина, увиденная в год, когда он ехал в Орду за Ханум-бегим. И во сне, и наяву видел он красавец-город Сарай-Берке – символ могучей и великой Золотой Орды. Зная, что только счастливая случайность может помочь ему в осуществлении задуманного, он решил не терять времени даром и объявил Крым самостоятельным ханством. А для того чтобы все выглядело так, как надо, Мамай в год барса (1362) поднял ханом Абдоллу – потомка Джучи. Только слепой мог поверить, что правит ханством Абдолла, потому что вся власть в Крыму принадлежала Мамаю. Повсюду сильные побеждали знатных. В Мавераннахре на троне сидел чингизид Хусаин, а правил землями, распоряжался войском Хромой Тимур.

Почувствовав себя сильным, Мамай двинул свои тумены на Хаджи-Черкеса и отнял все принадлежавшие ему земли вместе с городом Хаджи-Тарханом[1].

Отныне в подвластное ему ханство входили не только степи Крыма, но и низовья рек Дона, Днепра, Итиля. Край этот кочевники называли Сакистаном.

Мамай потребовал, чтобы русские княжества посылали ему дань…

Все это было. Было, кажется, совсем недавно, но сколько всего случилось за это время… Казалось, что заветная цель совсем близко, стоит только сделать последнее усилие – и Золотая Орда будет лежать у ног. До чего же обманчива река времени, и кто может предсказать, что будет после того или иного события?!

Мамай тяжело вздохнул. Он все делал, чтобы стать могущественным, чтобы в нужный момент быть готовым к решающему сражению с Ордой. Вроде бы обдумано и проверено все, намечен каждый дальнейший шаг. Нужен был сильный союзник – Мамай нашел его в лице литовского князя Ольгерда. Выгоден ему был этот союз. Окрепшая в последние годы Литва подчинила себе несколько южнорусских княжеств и смогла бы удержать Русь от выступления против Мамая, пока взор его был обращен на Золотую Орду. Кроме того, войско ее было сильно, и хитрый Мамай втайне надеялся, что, если его вдруг постигнет неудача, он сможет воспользоваться помощью Литвы в борьбе со своими соперниками. Чтобы упрочить выгодный для него союз, Мамай породнился с Ольгердом, отдав ему в жены свою дочь Акбике, рожденную любимой женой Ханум-бегим.

Казалось бы, все обещает удачу: Мамай двинул свои тумены на Сарай-Берке, покорил золотоордынскую столицу, убил хана Хаджи-Темира, но удержаться на берегах Итиля не смог. Судьба словно смеялась над ним. Кутлук-Темир, собрав вокруг себя всех недовольных Мамаем, прогнал его в пределы Крымского ханства. И снова был поход, в котором удачи сменялись неудачами.

Золотая Орда превратилась в заколдованную птицу. Она была рядом, но стоило протянуть к ней руки, как птица ускользала, оставив нетерпеливому охотнику лишь несколько ярких перьев. Пока Мамай был занят Ордой, мир не оставался в покое. Всходило над землей солнце, и живущие на ней люди думали о дне завтрашнем. Как гром среди ясного неба была для Мамая весть о том, что русские княжества отказались посылать ему дань. Подобного еще не случалось. Да, он пока не сидел в Сарай-Берке, но до заветной цели оставалось не более чем полшага. И простые воины, и батыры, окружающие Мамая, давно называли его ханом.

Мамай все быстрее и быстрее шагал по юрте. Правая рука его опустилась на рукоять сабли, вздулись на шее жилы. В тот день, когда он узнал, что русские больше не хотят платить дань, Мамая охватила ярость. Еще сильнее она была сегодня, когда он узнал о поражении Бегича.

Хан слушал гонца, стоящего перед ним на коленях, и не слышал его слов. Ясно было одно – войско разбито, сам Бегич погиб. Сквозь бушующую в душе ярость упорным ростком пробивалась тревога, предчувствие беды. Никогда жизнь Мамая не была безоблачна. Не раз он знал поражения от соперничающих с ним чингизидов, но это было совсем другое. Неудачи в междоусобной борьбе не пугали. Как говорят в народе: «В рукаве чапана не видно, что рука сломана, под шапкой не увидишь, что голова разбита». Проходило какое-то время, и он, собрав новое войско, сполна рассчитывался со своим обидчиком. С Русью все было сложнее. Мог наступить такой день, когда, объединив все княжества, она поставит крепкий заслон на своих рубежах и Золотая Орда – государство кочевников, неспособное жить иначе, как за чужой счет, – потеряет всякую силу. Она зачахнет, как трава в лето без дождей.

Очень хорошо понимал это Мамай и потому, чтобы не дать народам объединиться, собрать силы, постоянно посылал на русские земли погромные отряды.

Казалось бы, совсем недавно ходил оглан Арапша на Нижегородское княжество, и удача сопутствовала ему. Несмотря на то что противостояло ему объединенное войско, состоящее из полков владимирского, переяславского, юрьевского, муромского, ярославского и нижегородско-суздальских полков, Арапше удалось обмануть противника.

На реке Пьяне, окружив русское войско, золотоордынцы многих порубили, еще больше дружинников утонуло в реке. Арапша взял Нижний Новгород, разграбил и пожег окрестные селения. На следующий год он вернулся, довершил разгром, попутно разорив рязанскую землю.

Мамай знал: за нижегородцами стояла Москва – и был уверен, что напугал князя Дмитрия Ивановича, отбил у него охоту своевольничать и выражать непокорность. На всякий случай еще через год послал хан войско мирзы Бегича, рассчитывая окончательно сломить русских князей. И вот случилось то, чего он никак не ожидал…

– Подожди, – сказал Мамай гонцу. – Расскажи все сначала…

Тот поднял серое от усталости и пыли лицо:

– Я повинуюсь, мой хан…

Сбивчивой и порой бессвязной была речь гонца, но Мамай был опытным воином и потому легко представлял, как все происходило.

Нет, не испугались русские князья. Недавнее поражение, видимо, пошло им на пользу. Не испугался Дмитрий Иванович, а с того самого дня, как понял, что Орда все еще сильна, стал готовиться к новой битве. Верные люди сразу же донесли ему, как только мирза Бегич двинул свои тумены в сторону русских земель. Сам великий московский князь вышел навстречу незваному гостю с сильным войском. Было решено встретить врага на краю Руси, в рязанской земле.

Лето было на исходе, когда сошлись русские полки с золотоордынцами на реке Воже. Рать Дмитрия Ивановича укрепилась на невысоких холмах. Впереди всего русского воинства встал сам князь со своими полками, по левую руку от него ощетинились копьями полки князя Даниила Дмитриевича Пронского, по правую – полки князя полоцкого Андрея Ольгердовича. Ничего не оставалось Бегичу, как довольствоваться левым берегом Вожи – низким, изрезанным оврагами и балками, где не могла в полную силу развернуться его конница. Но мирза был уверен в успехе, тем более что силы противников были примерно равны.

Несколько дней русские и золотоордынцы перебрасывались стрелами через реку, словно испытывая друг друга на твердость, на крепость духа. Наконец 11 августа, незадолго до захода солнца, воины Бегича, ринувшись могучей лавиной через Вожу, обрушили неожиданный удар на центр русского войска. Большой полк не только устоял, но и смял золотоордынскую конницу. На помощь ему пришли остальные князья, и, прежде чем наступила ночь, с войском мирзы было покончено. Сам он погиб в сражении, а немногие уцелевшие ордынцы, вручив свои жизни аллаху и крепким ногам степных скакунов, неслись прочь от поля битвы, бросая обозы, забыв о добыче, о которой еще недавно мечтали.

Неудача похода Бегича бесила Мамая. Случившееся требовало мести. Любой ценой надо было сохранить лицо, показать соперникам, что Русь по-прежнему подвластна ему и поражение на Воже произошло случайно.

Хлопнув в ладоши, Мамай велел своим нукерам из охраны выволочь прочь из шатра гонца и срочно собрать всех военачальников на совет. Приказ хана был суров и тверд – без промедления выступить на русские земли, наказать дерзких. Кто посмеет возразить грозному Мамаю?

Отдавая приказ о новом походе, хан не мог даже предположить, что едва вступит он на самую близкую к нему рязанскую землю и начнет жечь и грабить, как охватят его душу робость и сомнения, исчезнет уверенность в легкой победе и он убоится идти дальше, потому что ему станет известно о твердо стоящих на Оке русских полках…

Мамай хотел думать, что все происшедшее за последние годы лишь следующие друг за другом случайные неудачи, но опыт воина говорил ему о другом. Уже нельзя было, как прежде, держать русских в узде посылкой сильных отрядов. Все чаще оставались от них только жалкие кучки воинов, перепуганных насмерть, потерявших всякое мужество и желание сражаться. Великая империя Чингиз-хана распалась, и, словно так было предопределено судьбой, в каждой ее части происходили события, похожие на те, что ныне творились в Орде. Подвластные народы отказывались повиноваться. От некогда сильного ильханства Кулагу отпал Восточный Иран, отказался признавать власть чингизидов Китай, потом Корея… Теперь же, словно полноводная весенняя река, выплескивалась из берегов Русь.