Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель Страница 2

Герлах, очевидно, свою миссию видел прежде всего в спасении «немецкой физики от печальной участи, ожидавшей ее в случае гибели ведущих ученых и педагогов на полях войны» (стр. 344).

Самым примечательным «в эпоху правления Герлаха явилось то, что, несмотря на войну, основные усилия ученых сосредоточились не на военной тематике, а на исследованиях, не имевших к ней прямого отношения, — пишет Ирвинг.— Так, Герлах позаботился об обеспечении аппаратурой и оборудованием исследовательских групп в Гёттингене и Берлин-Далеме. Обе они занимались чисто физическими исследованиями» (стр. 270).

Еще задолго до вступления Герлаха в должность германское правительство бросило лозунг: «Немецкая наука — для войны!».

Однако профессор Герлах все фонды и привилегии, выхлопотанные для уранового проекта, стремился обратить на дальнейшее развитие науки. «Он читал правительственный лозунг как бы наоборот: «Война — для немецкой науки» (стр. 271).

Ирвинг пишет о том, что «упор во всех работах неизменно делался на теорию, а не на практику» (стр. 341) и «в немецких научных кругах нередко шли на хитрость и, пользуясь некомпетентностью ответственных руководителей, добивались возможности проводить научные исследования, которые выдавались за исследования военного характера, но которые зачастую не могли оказать в войне ни малейшей помощи» (стр. 345). На отношениях европейских ученых, эмигрировавших из гитлеровской Германии, и многих из немецких ученых третьего рейха ярко прослеживается, какое важное значение имеют цели, во имя которых решается трудная проблема. Многие из ученых, работавших над урановым проектом, не сочувствовали Гитлеру и не хотели его победы.

Приятель Герлаха профессор Розбауд, услышав в последние дни войны об успехах экспериментов на атомном реакторе, воскликнул:

«Слава богу, это случилось слишком поздно!» (стр. 319).

Работы над урановым проектом начались тогда, когда Германия лихорадочно готовилась ко второй мировой войне и военные не были убеждены в необходимости ядерных исследований. Начальнику исследовательского бюро при департаменте армейского вооружения в военном министерстве Дибнеру многие говорили; «Ничего не выйдет из вашей ядерной физики!». А его начальник Шуман, состоявший одновременно военным советником при Кейтеле, не раз кричал:

«Когда же вы, наконец, прекратите свои атомные бредни?!» (стр. 51).

Ученые жили в атмосфере страха и взаимного недоверия. Самым главным их стремлением было уберечь себя от возможных провокаций, так как в каждом институте среди сотрудников находились тайные агенты и осведомители.

Немецкие ученые боялись требовать больших капиталовложений, не желая брать на себя ответственность. Тем более, что действовавшие в то время приказы фюрера «полностью исключали любые возможности сосредоточить на производстве атомной бомбы необходимые гигантские ресурсы» (стр. 146).

«Они чересчур осторожно докладывали руководителям о возможности создания атомной бомбы» (стр. 341). Профессор Шуман и профессор Эзау «отговаривали всех, кто хотел привлечь к атомной бомбе внимание высших властей. Оба боялись одного — получить приказ изготовить такую бомбу, ибо прекрасно знали, что ждет их в случае неудачи» (стр. 342).

Ирвинг рассказывает об интригах, карьеризме, желании выдвинуться, организационных неурядицах, которые были чрезвычайно развиты в третьем рейхе, что также существенным образом тормозило организацию научных исследований.

И все-таки не одни эти препятствия были «главной причиной медленного разворачивания работ по атомному проекту. Куда больше помех научной работе, — пишет Ирвинг, — создавали сами власти, их отношение к науке вообще. Уже с самых первых дней войны немецкая экономика была всецело поставлена на удовлетворение непосредственных нужд блицкрига. Головокружение от первых военных успехов привело немцев к выводу о полном превосходстве их военной техники, и в те дни вряд ли кому приходила в голову мысль о необходимости ее совершенствования, о проведении новых научно-исследовательских работ, направленных на создание более совершенного оружия» (стр. 96).

Описывая состояние работ по сооружению атомного реактора, Ирвинг говорит о том, как близки были немецкие ученые к завершению работ.

«Правда, расчеты Гейзенберга и Дёппеля все еще оставались весьма приблизительными, но и они показывали, что, окажись в их распоряжении пять тонн тяжелой воды и десять тонн сплавленного металлического урана, им наверняка удалось бы первыми в мире создать действующий атомный реактор. Производство урановых слитков уже началось, 28 мая «Дегусса» отправила на завод № 1 первую тонну урана для изготовления слитков» (стр. 144).

«…Гейзенберг мчался в Берлин на секретное совещание, где должна была определиться судьба уранового проекта. 4 июня немецким атомщикам предстояло встретиться со Шпеером и его ближайшими помощниками по министерству снабжения. Дело в том, что еще в апреле Геринг издал постановление, категорически запрещавшее проведние всех научно-исследовательских работ, результаты которых не сулят немедленного эффекта и смогут быть использованы только после войны. Этим же постановлением право принимать решения относительно судьбы той или иной научно-исследовательской работы предоставлялось только одному человеку — Шпееру» (стр. 144).

Чтобы читатель яснее представлял себе атмосферу, в которой происходило совещание, стоит напомнить, что именно с апреля 1942 года королевская авиация (английская) начала свои рейды на города Германии: Любек, Росток, Кёльн уже были превращены в развалины, а Кёльн стал первым городом, который бомбила одновременно тысяча самолетов.

Получив на совещании слово, Гейзенберг без обиняков заговорил о военном применении атомной энергии и объяснил, каким образом можно изготовить атомную бомбу. Последнее оказалось новостью для большинства присутствующих.

Интерес военных к взрывчатому веществу нового типа ярко демонстрирует высказывание фельдмаршала Мильха через несколько дней после совещания:

«Заключите с нашими специалистами по взрывчатым веществам контракт — скажите им, чтобы они разработали взрывчатку, которая сильнее всех других взрывчатых веществ! Мы обязаны найти средства, чтобы отомстить за Росток и Кёльн, и, когда мы начнем атаковать, мы должны заранее знать, что это есть единственный удар, который разрушает города» (стр. 145).

Вечером после закрытия совещания Гейзенберг, случайно очутившись рядом с фельдмаршалом Мильхом, улучив минутку, спросил его, что сулит немцам исход войны? Мильх ответил по-военному прямо; «Если немцы проиграют, всем им лучше будет принять стрихнин».

Тот же самый вопрос Гейзенберг задал Шпееру, когда показывал ему научные установки Физического института. Министр повернулся лицом к физику и, не сказав ни слова, посмотрел на него долгим, как будто ничего не выражающим взглядом. Этот взгляд и молчание были красноречивее всех слов.

23 июня Альберт Шпеер докладывал Гитлеру о делах. В числе прочих он затронул и атомный проект. В длинном перечне вопросов проект значился под шестнадцатым номером.

Все, что счел нужным записать по этому поводу Шпеер, исчерпывалось одной фразой:

«Коротко доложил фюреру о совещании по поводу расщепления атомов и об оказанном содействии».

Позже Гейзенберг утверждал, что весной 1942 года у них не было морального права рекомендовать правительству отрядить на атомные работы 120 тысяч человек.

Военные же руководители, опьяненные успехами в первый год войны в Европе, «вовсе не были убеждены в необходимости именно теперь начинать ядерные исследования» (стр. 51).

Конечно, далеко не все ученые занимали по отношению к ядерному оружию такую позицию, как профессора Гейзенберг, Ган, Герлах. Были и другие, которые на «урановом проекте» хотели сделать себе карьеру. И они, вероятно, используя теоретические и экспериментальные работы других, смогли бы завершить или во всяком случае значительно продвинуть их, если бы этому не мешали другие обстоятельства, на которые также указывает автор книги.

Из книги Д. Ирвинга «Вирусный флигель» отчетливо явствует, какой размах приняли в Германии работы в области атомной энергии — работы, имеющие целью использовать ее для военных нужд. Ирвинг пишет:

«Эти два человека, Дибнер и Эзау, каждый по-своему, убедили военных в необходимости атомных исследований. И когда разразилась война, только Германия, только она одна, имела военное учреждение, целиком занятое изучением использования атомной энергии в военных целях» (стр. 52).

Следует иметь в виду, что среди нацистского руководства Германии постоянно шла борьба за власть и положение в стране. Геринг, ответственный за эти работы, «назначая руководить атомным проектом физика, а не администратора, прежде всего желал, чтобы никто не мог воспользоваться этим проектом для укрепления собственного положения и получения личных преимуществ и благ» (стр. 345).