Вера Гривина - Русский сын короля Кальмана Страница 2

Хотя о перемышльском князе ходила дурная слава, как о человеке коварном и бессовестном, Борис все же на него рассчитывал.

«Не больно-то у меня велик выбор, а князь Владимирко как-никак враждует с Белой Слепцом».

Владимирко Володарьевич принял Бориса по-родственному, но когда гость завел речь о том, зачем, собственно, он прибыл, князь принялся жаловаться на свои беды. Помощь Борису была обещана, но лишь в том случае, если он найдет себе еще покровителей.

– Я тебе подмогну, непременно подмогну, – говорил Владимирко Володарьевич. – Но вдвоем нам не справиться, а коли ударить по Слепцу с двух али с трех сторон, он вряд ли устоит, и ты тогда сядешь на угорский стол.

– Где же мне сыскать себе еще поборников7, – озадачился Борис.

– Ты подумай, а покуда можешь у меня пожить.

Борис остался в Перемышле, чтобы передохнуть, однако спокойного отдыха у него не получилось, потому что Владимирко Володарьевич постоянно что-то затевал и во что-то ввязывался. Самой большой авантюрой перемышльского князя стала его попытка отнять владения у своего двоюродного брата, теребовльского князя Ивана Васильковича, за которого вступился киевский князь Всеволод Ольгович (Ярополк Владимирович уже умер), заставивший не в меру разошедшегося князя Владимирко заплатить обиженному родственнику тысячу двести гривен серебром.

– Не пойдет впрок сие серебро теребовльскому князю! – изрек Владимирко Володарьевич.

Сказал и, как говориться, словно в воду глядел: Иван Василькович преставился, и то, что перемышльский князь пытался взять силой, отошло ему по праву наследования, ибо ни детей, ни родных братьев покойный не имел. Объединив под своим началом оба княжества, Владимирко Володарьевич сделал своей резиденцией Галич, и его владения стали называться Галицким княжеством.

Как раз в то время, когда Владимирко Володарьевич обосновывался на новом месте, Венгрия опять лишилась короля. Почти сразу после похорон Белы Слепца королева Илона и ее брат Белуш короновали одиннадцатилетнего Гёзу, чтобы выбить почву из-под ног сторонников сына короля Кальмана.

Борис не собирался сдаваться. Он двинулся в Польшу в надежде договориться с сыновьями скончавшегося несколько лет назад Болеслава Кривоустовго. Но, увы, у польских князей было слишком много внутренних проблем, чтобы они захотели вмешаться в дела соседей. Покойный Болеслав Кривоустый поделил земли между своими пятью наследниками, отдав главенство и титул князя-принцепса старшему из них, Владиславу. И, как это часто бывало, следствием такого решения стала междоусобица. На Владислава ополчились его единокровные братья, которыми руководила их мать, урожденная немецкая графиня Саламея фон Берг-Шелкинген (матерью Владислава была дочь киевского князя Святополка Изяславовича), а центром противоборства князю-принцепсу стала резиденция старшего сына Саламеи, правителя Мазовии8 Болеслава Кудрявого – расположенный на правом берегу реки Вислы город Плоцк, куда и прибыл Борис.

Болеслав Кудрявый хорошо принял гостя, но помощи не обещал, ибо обстановка в Польше накалялась. Назревал конфликт, в стороне от которого были лишь двое самых младших сыновей Болеслава Кривоустого – Генрих, которому исполнилось четырнадцать лет и десятилетний Казимир. Оба юных князя жили у Болеслава Кудрявого, но Генрих должен был в недалеком будущем перебраться в завещанный ему отцом Сандомир9.

Генрих Сандомирский был одержим рыцарством. Он мог часами говорить взахлеб на свою любимую тему и радовался тому, что нашел в Борисе терпеливого слушателя. После пяти дней такого общения Генрих возжелал посвятить гостя в рыцари и получил на это согласие. Посвящение было проведено со всей возможной торжественностью, а в заключение обряда князь Сандомирский нарек новопосвященного «рыцарем Конрадом» и преподнес ему в дар серебряные шпоры.

Оставаться долго в Мазовии не имело смысла, и Борис, покинув гостеприимного Болеслава Кудрявого, отправился в Священную Римскую империю, где нашел себе союзника в лице австрийского маркграфа Генриха Язомирготта и узнал, что еще может заручиться поддержкой нового чешского князя Владислава. Проведя с обоими правителями успешные переговоры, Борис получил от них деньги и начал собирать наемное войско. Когда подготовка к походу была в самом разгаре, откуда-то появилось известие о том, что недавно ставший киевским князем Изяслав Мстиславович – сын покойного Мстислава Владимировича Великого – заключил союзный договор с венгерским королем Гёзой, отдав за него замуж свою единокровную сестру Евфросинию.

«Значит, братец Изяслав стал моим врагом», – с сожалением подумал Борис.

Собрав войско, он вторгся в Венгрию, где у него сразу нашлись сторонники – обиженные вельможи, недовольные дворяне и простые люди, рассчитывающие на то, что при новом правителе жизнь улучшится. После взятия сыном короля Кальмана крепости Пожони10 против него выступил семнадцатилетний король Гёза. Борис готовился к битве, однако дело решилось не оружием, а хитростью и деньгами: немецкие наемники за обещанное Гёзой золото изменили тому, кому обещали служить, и сдали без боя Пожонь. Борис успел бежать из крепости вместе с двумя своими верными слугами – старым воином Векшей и уже упомянутым Матвеем Угрином; они несколько месяцев скрывались у одного знатного венгра, чей отец пятнадцать лет назад был казнен по повелению короля Белы Слепца, надеясь покинуть Венгерское королевство, когда уляжется шум.

А тем временем в Западной Европе происходили события, не имевшие, казалось бы, никакого отношения к сыну короля Кальмана, но тем ни менее повлиявшие на его дальнейшую судьбу.

Еще в конце XI века тысячи христиан, как имущих, так и неимущих, нашив на свои одежды красные кресты, двинулись отвоевывать Святую землю у магометан. Крестоносцам сопутствовала удача: летом 1099 года им покорился Иерусалим, и вскоре на Востоке возникли христианские государства – королевство Иерусалимское, княжество Антиохийское, графство Триполийское и графство Эдесское. Но в 1144 году Эдесса была взята турецким эмиром Зенги, на чем Эдесское графство прекратила свое существование. Узнав об этом французский король Людовик VII пожелал отправиться в так называемое «заморское паломничество»11. Короля поддержал авторитетный священнослужитель, аббат Бернар Клервоский, под чьим влиянием тысячи людей захотели стать крестоносцами. Развившему активность аббату удалось привлечь на свою сторону германского короля Конрада III Гогенштауфена, прежде даже не помышлявшего о походе в Святую землю. И вот летом 1147 года два огромных христианских войска отправилось на Восток тем же путем, каким полвека назад двигались первые крестоносцы. Германский король двигался первым, его французский союзник следовал за ним.

Когда Борис узнал о том, что крестоносцы вступили в пределы Венгерского королевства, он прибодрился.

«С немцами али франками я с ними смогу не токмо из Угорского королевства уйти, а и до Царьграда12 благополучно добраться».

Борис знал о том, что Гёза за свое короткое правление успел нажить себе врага в лице византийского императора Мануила, ибо последнему стало известно о намерениях молодого венгерского короля присоединить к доставшимся ему от предшественников владениям Сербию, находившуюся под протекторатом Византии. Такие планы не могли не вызвать в Константинополе недовольства, которое сын короля Кальмана мог обернуть в свою пользу.

«Коли я сумею столковаться с Мануилом, мы с ним изгоним Гёзу», – часто мечтал Борис.

Однако из-за того, что его старательно искали, ему долго не удавалось покинуть свое укрытие. Когда же активность поиска ослабла, германские крестоносцы были уже далеко.

Французы во главе с королем Людовиком VII прибыли через месяц после того, как ушли их союзники, и, навестив в Секешфехерваре13 венгерскую королевскую чету, двинулись по направлению к Византийской империи. Как только об этом узнали в замке, где скрывался Борис, он и его слуги поспешили за французскими крестоносцами вдогонку.

Часть первая

Крестоносец

Глава 1

Рыцарь Конрад из Мазовии

Был конец лета. Изнуряющая жара сменилось мягкой, теплой, сухой погодой. Крестьяне трудились в поте лица на полях, отрываясь иногда от работы, чтобы устало и равнодушно глянуть вслед проезжающим мимо них путникам. Столь же безучастно люди смотрели на Бориса и его слуг в придорожных харчевнях. Рыцарь в сопровождении двух ратников не вызывал никаких подозрений. Никто не удивлялся ни славянскому акценту Бориса, ни незнанию Векшей венгерского языка, ибо в Венгерском королевстве славян было едва ли не больше, чем венгров. Путники называли себя уроженцами города Унгвара14, расположенного вблизи границы с Галицким княжеством, и этому верили. Нигде не велись разговоры ни о сыне короля Кальмана, ни о его нападении на крепость Пожонь, как будто все уже успели забыть о недавних событиях. Однако Борис все-таки объезжал стороной крупные населенные пункты и аббатства. С ночлегом, впрочем, у путников не было проблем, так как венгры за два века оседлой жизни не избавились до конца от привычек кочевников, и многие сельские жители переселялись на лето в шатры. Борис, Векша и Матвей Угрин не раз останавливались в таких летних жилищах крестьян.