Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение) Страница 2

В сенате задавали тон королевские советники Ак­сель Делагарди, Карл Гилленшерн, Кнут Поссе, Ар-вед Горн.

Первый напомнил сенаторам о недавних победах:

— Наш достославный король, едва ступив на Дат­скую землю, поставил на колени короля датского Фредерика, и отныне Зеландия в проливах будет слу­жить нашим интересам.

Делагарди вторили остальные советники. Теперь шведская корона властвует над Балтийским морем. Разгром войск царя Петра утвердил монополию Швеции в сборе таможенных пошлин. Наши купцы нако­нец-то обретут главенство в торговле с Лифляндией, Эстляндией, Курляндией и будут задавать тон всем пришельцам из Европы. Там всегда собирают добрый урожай хлеба — подспорье для Швеции, — черпают корабельный лес британцы и голландцы. Их купечес-кие суда всегда норовили обходить стороной швед­ских таможенников.

Теперь казна не оскудеет, хотя король требует но­вых денег на войну. Сенаторы откровенничали, само­довольно ухмыляясь и поглядывая друг на друга. За их спинами стояли интересы дворян, владельцев железоделательных и медеплавильных заводов, бюр­геров и купцов.

Недавно королевский флот доставил из Нарвы в Стокгольм первую партию пленных. На причалы, подгоняемые пинками, жмурясь и озираясь, выбира­лись из зловонных трюмов русские увальни. Вокруг толпились с довольными лицами бюргеры, присмат­риваясь и приценяясь, предвкушая свой прибыток от даровых работников.

Немало было поводов для ликования сенаторов, но далеко не все из них безудержно радовались пер­вым успехам в начавшейся войне. Натянутые улыб­ки, а то и полное равнодушие отражались на лицах се­наторов-помещиков. Все больше батраков-кнехтов уходили в армию, почуяв возможность наконец-то обогатиться на войне и изменить свое жалкое сущест­вование. Постепенно росли необработанные пашни, сокращались доходы владельцев поместий и зажиточ­ных крестьян.

Не ускользнули от внимания сенаторов и некото­рые хмурые лица высшего, графского, сословия. Ко­сили взглядом на возбужденных ораторов Иоган Стенбок и Бенгст Уксеншерн, а ведь они влиятельней­шие члены Государственного совета…

Минула Рождественская неделя, наступил Новый, 11701 год, и на первом же заседании Государственного совета выяснилось, что поводов для благодушного на­строения у правителей Швеции не так уж много.

Выступая первым, как обычно, открывая заседа­ние совета, граф Стенбок одновременно восхищался и сокрушался:

— Их величество, наш покойный король создал бесподобную армию в Европе. — Граф сделал паузу и, повернувшись, отвесил глубокий поклон в сторону Гедвиги-Элеоноры, вдовствующей королевы и регент­ши, расположившейся в позолоченном кресле на по­четном месте подле королевского трона.

Гедвига-Элеонора поднесла батистовый платок к сухим глазам и слегка дотронулась до плечика си­девшей рядом с ней в таком же кресле младшей сест­ры короля, двенадцатилетней принцессы Ульрики, которая беззаботно болтала худенькими ножками и вертелась из стороны в сторону. Да, за минувшие го­ды в памяти Гедвиги не уменьшились ни на йоту вос­поминания о свершениях ее покойного мужа, короля Швеции Карла X. Как женщина, она почти не каса­лась государственных дел мужа, но постоянно ощу­щала, с каким рвением отдавался он деятельности по укреплению армии и флота. И как ей было лестно слышать, что он превзошел в этом деле не только сво­его отца, Густава-Адольфа, но и европейских короно­ванных особ. Из письма своей тетки, матери курфюр­ста Саксонии и короля Польши, она знала, что Август II почти каждый день твердит всем и воздает хвалу ее сыну, внезапно скончавшемуся недавно, королю Швеции Карлу XI, за его военные реформы и восхи­щается его неутомимой деятельностью на этом попри­ще. Потому-то Гедвига после кончины сына, Карла XI, полностью перенесла свои прежние симпатии к военным делам на пятнадцатилетнего внука, получившего в наследство могущественную армию. Она с волнением перечитывала письма Карла, когда он двинулся на кораблях королевского флота в поход к берегам Дании. Правда, тогда она тревожилась, что шведские эскадры могут не выдержать схватки с сильным датским флотом. Но граф Пипер, ее вер­ный друг и первый министр короля, заверил Гедвигу, что датские эскадры не посмеют помешать высадке шведов в Зеландии.

— Мы имеем твердые гарантии короля Вильгель­ма, флот Британии и Голландии надежно прикроет нас от датчан на морских дорогах к Зеландии и не до­пустит каких-либо противодействий со стороны дат­чан.

Заверения графа оправдались. Шведский флот без помех высадил вблизи Копенгагена двадцатитысяч­ный десант. На горизонте крейсировала англо-гол­ландская эскадра под флагом матерого британского адмирала сэра Георга Рука.

Эта армада опекала шведов от враждебных наско­ков датчан на море, переправу через проливы и вы­садку войск Карла XII. Король Англии знал, кому до­верить такое дело. Вскоре и сэр Рук обогатит Брита­нию, завоюет ключи от Средиземноморья, скалу Гиб­ралтар…

— Наш досточтимый король, как вы знаете, - продолжал между тем трескучим фальцетом Стенбок, — успешно приумножает славу своего родителя. Всего две недели понадобилось ему, чтобы поставить на колени Датское королевство. Узнав, что Август на­чал осаду Риги, его величество без промедления от­правился на выручку нашего важного порта. Саксон­цы трусливо убрались, но к нашим владениям дви­нулся извечный соперник с Востока, царь Петр.

При упоминании о царе граф Уксеншерн опустил веки, погружаясь в воспоминания о недавнем прошлом. Как глава Кане ли — Коллегии, ведавшей ино­странными сношениями, — в свое время он внима­тельно следил за успехами армии царя под Азовом и проницательно заметил королю Карлу XI:

— Кто может знать, ваше величество, что таит против вас этот молодой честолюбивый царь? Ведь Ингерманландия и Кексгольм колют ему глаза…

Но, выражая тревогу, Бенгст Уксеншерн тогда не ведал, что вскоре у царя в Англии состоится приме­чательный диалог с глазу на глаз с королем Виль­гельмом2 , или, как называл его Петр, Вильямом. Случилось это во время вояжа царя в Европу, когда шведы присягали новому королю, пятнадцатилетне­му Карлу XII…

…Обычно сдержанный, несколько замкнутый Вильгельм III старался не показать гостю своего пре­восходства и даже некоторой снисходительности. «Эта далекая загадочная Московия, где царь спит на медвежьей шкуре рядом со слугой. Однако у него есть войско, и, кажется, он уже одержал кое-какие победы над турками…»

—    Как нравится вам Англия? — был один из пер­вых вопросов к русскому царю.

—    Ваше величество, трудно передать впечатления от всего виденного. Многое для меня пользительно. Но наиболее я восхищен вашими умельцами кора­бельными.

—    Да, это, пожалуй, наши самые сведущие люди в этом важном для Англии деле. Вы, я знаю, тоже влюблены в море и собираетесь завести свой флот?

—    Имею такую охоту.

—    Позвольте дать добрый совет. Для флота нужен порт, а лучше, чем на Балтийском море, места для Московии не выбрать.

Вильгельм начинал понемногу проникаться сим­патией к царю Московии, но это пожелание он высказал из чисто меркантильных соображений. Швеции надо связать руки на Балтике, чтобы она, не дай Бог, не примкнула к Франции.

Слушая короля, Петр усмехался: «Он в самом деле провидец, мысли мои читает».

— Ваше величество, я очень рад, что наши мысли совпадают. Но нынче для того времена не подоспе­ли…

Также не знали ни Уксеншерн, ни Стенбок, что, когда шведы уже высаживались в Дании, Вильгельм послал приказ адмиралу Руку не трогать датчан и не содействовать высадке десанта шведских войск. Но, увы, адмирал получил этот приказ слишком поздно…

Откашлявшись, Стенбок продолжал воздавать хвалу королю:

— Слава Провидению и Господу Богу, что свер­шилось чудо, что королевские войска растерзали рус­ского медведя под Нарвой.

Несколько утомившись, Уксеншерн выпрямил спину, продолжая размышлять. Пора начинать разго­вор о главном, о чем накануне они договорились со Стенбоком и вскользь намекнули об этом Гедвиге-Элеоноре. Дело касалось ее внука.

Отъезжая на войну, король обязал Гедвигу вместе с принцессой Ульрикой присутствовать на всех засе­даниях Государственного совета.

Сейчас маленькая принцесса, скучая, позевывая, думала только о том, как бы поскорее закончили свои монотонные тирады эти важные люди в пышных, на­пудренных париках.

Ульрика, чтобы не обижать брата, не показывала виду, но ей всегда претило высиживать часами среди напыщенных королевских советников, об этом она от­кровенно сообщала в письмах любимому брату Карлу, но тот сердился и строго внушал ей не пропускать ни одного заседания.

Услышав слова Стенбока о русском медведе, она ткнула туфелькой лежавшую на полу медвежью шку­ру и грустно улыбнулась.