Игорь Гергенрёдер - Комбинации против Хода Истории Страница 2

Стоящий арестант подёргивался, а лапища богатыря с пистолетом была недвижна, глаза веселы.

Калека с внимательностью раздумывал:

– В штаб?

– Ага! Ты человек военный. Нахальный. Будешь не бросовый, а от нашей славы человек, от ба-а-льшой славы...

Гужонков подался к сидящему: - Серун! - внезапно кинул руку ему в лицо. Кулак слегка коснулся его носа. Пудовочкин неожиданно - нестерпимо-режуще для слуха - взвизгнул, прыжком взлетел на ноги, отпрыгнул назад, крича: - А-ааа! - стреляя в Гужонкова.

Его бросило навзничь, пули опять и опять пронзали бьющееся тело. Бородатый, пятясь, разряжал в него "манлихер", крикнул так, что крик показался не слабее выстрелов:

– Он меня докоснулся!

На цыпочках обходил лежащего. Огромная фигура двигалась с поразительной лёгкостью. То, что громадина с какой-то трепетной грацией переступает на носках, пригибается - словно крадётся играючи - выглядело бы смешным, если б не подплывающий кровью человек на полу. Косясь на него, бородач боком вышел из колбасной, озираясь, двинулся по улице. Взгляд задержался на высоком прохожем.

Семидесятилетний Яков Николаевич Братенков с вислыми седыми усами стоял на тротуаре и взирал на Пудовочкина. Яков Николаевич много лет пробыл околоточным надзирателем. Он слышал выстрелы в колбасной, а теперь видел перед собой неизвестного с пистолетом, окружающих с винтовками, с алыми бантами на груди. Понимал, что это - Революция-с! Новая власть. Но не сдержался.

– Па-а-прошу объяснить...

– Фараон? - Пудовочкин схватил старика за ус.

Впалые щёки Якова Николаевича побелели.

– Давно не служу-с! - проговорил, дрожа от бессильной ярости, обеими руками вцепился в лапищу силача.

Тот глянул на Сунцова и был понят. Старика схватили, повернули спиной к командиру, пригнули. Он выстрелил Братенкову в затылок, подпрыгнув, наподдал ногой вздрогнувшее тело. Оно пролетело шага три, крутнувшись через размозжённую голову.

– Сальто мортале! - вскричал Сунцов.

Красногвардейцы гоготали. Среди них шныряли мальчишки. Люди опасливо выглядывали из окон.

Пудовочкин размашисто шагал по Промысловой, за ним вели лошадь. На Ивановской площади увидел ресторан "Поречье", указал пальцем на его окна.

– Если сию минуту кто там пьёт - в распыл! Хозяина - на беседу!

Вскочил на лошадь, велел узнать, где совдеп.

В ресторане обедали два хорошо одетых господина. Хозяин шорной мастерской Адамишин и председатель кооператива кожевников Ламзутов обмывали какую-то сделку. Продажа водки с начала германской войны была запрещена, но перед ними стоял графинчик "самодельненькой".

Люди с кумачовыми повязками на рукавах подошли к столику. Сунцов схватил графинчик за горлышко, поднёс к ноздрям, со значительным видом понюхал, кашлянул. Запрокинув голову, влил в разинутый рот немалую порцию.

– Не из болотца, не из колодца! На месте взяты, артисты!

Ламзутов привстал со стула:

– А вы кем уполномочены, товарищ?

– Мы при цирке, а вы - артисты, - с рвущимся из него восторгом ответил Сунцов. - Айдати на выход!

– Присядьте с нами, товарищ, - пригласил Адамишин, - договоримся как мужчины.

Сунцов, играя глазами, потеребил свисающий из-под фуражки чуб, присунул помятую физиономию к Адамишину:

– Деньги и что ещё при себе - покажь!

Тот вынул бумажник. Через миг два приятеля лишились бумажников, карманных часов, обручальных колец и носовых платков.

– А теперь - ножками! - скомандовал Сунцов с выражением счастья от собственного остроумия. - Арена ждёт!

– И пойду! - рассердился Ламзутов. - Веди к начальнику! Я сам участник

советской власти... сколько я помогал... Я с пятнадцатого года - в отношениях с большевиками...

Переругиваясь, вышли из ресторана, и тут приятелей вдруг подтолкнули к стенке. Красногвардейцы подняли винтовки.

– Да вы что-о-оо? - зрачки у Ламзутова расширились, руки он почему-то отбросил назад. - Кто велел? Ка-ак?

Адамишин кинулся вдоль стены, низко пригнувшись, прикрывая голову руками. Хлестнули выстрелы. Он ударился плечом о стенку, упал ничком. Тело сотрясалось толчками - трое били в него из винтовок почти в упор.

Ламзутов ойкнул, зажал руками глаза, стал поворачиваться спиной к винтовкам - и они загрохали.

На Ивановскую площадь сбегался народ. Сунцов, задорно вздёргивая коленки - рисуясь, - взбежал на крыльцо ресторана, помахал фуражкой.

– Вот эти, - показал на убитых, - нарушали и занимались разложением! Так же и вы - кто про кого знает, прошу мне шептать! Ответно не обидим.

Совдеп находился около городского сада в двухэтажном каменном доме. Раньше здесь помещались земский клуб и казино. Председатель совдепа Михаил Юсин, бывший бухгалтер городской больницы, побывал на германском фронте, имел чин прапорщика. Вернулся в Кузнецк большевиком.

В первые месяцы после Октябрьского переворота власть большевиков в Кузнецке не слишком замечалась. Обложили состоятельных горожан умеренной контрибуцией, за счёт неё открыли бесплатную столовую для неимущих: полста обедов в день. По требованию ВЦИК, реквизировали на сахарном заводе вагон сахару для нужд Москвы. Но со станции вагон не ушёл: проезжавшие с фронта солдаты разграбили сахар дочиста. То же случилось и с подсолнечным маслом. Юсин телеграфировал в Москву о невозможности обеспечивать грузоотправку. Вооружённой силы у него было шесть милиционеров. ЧК в Кузнецке ещё не создали.

Смекнув, что для отряда красногвардейцев с него потребуют продовольствие, фураж, Юсин стал сетовать Пудовочкину на трудности:

– Отовсюду сопротивление, товарищ, а чем я располагаю? От меня многого не жди.

– Я тебя спасу, Миша, - заверил Пудовочкин так, словно Юсин был его другом детства. - Мой отряд собран из бедноты деревень. Идём под пули казачьих дивизий и знаем, что возврата нам нет! Значит, я и трачу каждый мимоходный час на спасенье революции. Нас не станет, а у тебя, у местного народа память про наше доброе будет жить.

В кабинет вбежал член совдепа Лосицкий, шепнул Юсину, что публично убиты Ламзутов и Адамишин. Побледнев, Юсин объяснял Пудовочкину, что, кроме пользы, совдеп от Ламзутова ничего не видел.

– Тем более, товарищ, - как бы приветствуя сказанное председателем и сочувственно продолжая его мысль, заявил Пудовочкин, - мы должны перекрыть эту недостачу. Подведём под аминь более широкий масштаб! -

Потребовал дать ему список всех богатых и зажиточных кузнечан.

– Эх, снимаете вы мне голову... - тяжело вздохнул Юсин. - Кто отвечать

будет?

Глаза бородатого просияли весельем.

– Не смеши, Миша. Ты - мной спасенный! Раскрой ширинку и в тряпочку... э-э, помалкивай!

Перед воротами купца Ваксова волновалась толпа. Из дома донёсся выстрел, теперь долетали женские крики. Дюжина красногвардейцев с винтовками в руках топталась у приоткрытых ворот. Здесь же стояла бурая лошадь Пудовочкина.

Он вышел на крыльцо; фуражка набекрень на белокурых кудрях. Застегнул казакин на крючки, подтянул пояс, поправил винтовку за спиной. Балетной побежкой пронёсся к воротам. Сидя в седле, помахал толпе рукой, дурашливо крикнул:

– Поздравляю с громом "Грозы"! - простецки рассмеялся. - "Гроза" - мой отряд! - И ускакал.

Красногвардейцы пошли в дом купца грабить. А люди узнали, что Пудовочкин изнасиловал дочку Ваксова, гимназистку пятнадцати лет, а защищавшего её отца застрелил.

По городу начались реквизиции. Красные входили в дома, разбивали сундуки, забирали всё, что понравится. У купеческой вдовы Балычевой обнаружили полный сундук шёлковых головных платков. Расхватали их, стали повязывать шею. Сунцов ходил с алым бантом на жёлтом полушубке, с самодельной красной звездой на фуражке и с ярко-зелёным платком на шее. В доме девяностолетнего парализованного генерала Ледынцева увидал турецкое шомпольное ружьё времен покорения Кавказа и расстрелял генеральского зятя - за хранение оружия. Зять сам был старик - горный инженер на покое.

Доктор Зверянский громко постучал в дверь "бильярдной", услышал: "Войдите". Костарев, одетый, но накрывшийся пледом, приподнялся на канапэ. Он спал - его разбудил стук.

– Уважаемый госпо... пардон! Гр-ражданин комиссар! Вы знаете, что творят в-в-ваши? - от голоса доктора зазвенели бокалы в шкафчике.

Костарев надел пенсне, спустил с канапэ ноги, всунул их в домашние туфли.

– Расстреливают? Мародёрствуют? - обронил рассеянно.

Доктор судорожно сглотнул и почему-то зашёл к сидящему сбоку, наклоняясь и разглядывая его в профиль.

– Знаете... и - спите?

– И неплохо, между прочим, поспал.

Несколько секунд длилась тишина.

– У-уу! - доктор вдруг взревел, отшатнувшись, выбросив вперёд руки - будто отталкиваясь от сидящего. - Ка-а-кой цинизм!

Он силился говорить, но горло перехватил спазм, доктор лишь беспорядочно двигал руками, сжимал и разжимал мощные кулаки. Полное лицо багрово, губы дёргаются. Он выбежал и быстро вернулся; карман сюртука был оттопырен.