Александр Волков - Зодчие Страница 20

Глава VII

Скоморохи

Зима подошла к концу, а Голован все еще ходил с нищими. Холопы Артемия Оболенского частенько наезжали в московский дом князя и жили подолгу. Андрей не раз видел на улицах знакомые лица из муромской княжеской вотчины. Спасало Андрея скромное положение поводыря слепого великана. Голован жил в постоянной тревоге, стал боязливым, раздражительным; высокий стан юноши согнулся, лицо похудело…

Артель Силуяна поговаривала, что пора подаваться на полдень: нищие не любили засиживаться на месте. Андрей слушал такие разговоры с тоской. Что ему делать? Пойти с нищими, бродить по Руси, питаясь подаянием? А зодчество? А выкуп Булата? Головану казалось, что жизнь зашла в злосчастный тупик, из которого нет выхода.

«Пойду в Холопий приказ! – надумал Андрей. – Открою всю правду-истину, как меня Мурдыш не по закону закабалил. И буду просить защиты…»

Нищие единодушно отвергли отчаянный замысел:

– Али ты с ума сошел? У дьяков вздумал правду искать! Тебя же с головой Оболенскому выдадут. И уж тогда не сбежишь… С сильным не борись, с богатым не судись!

И опять Голован не знал, на что решиться. Если бы не была заказана дорога во Псков…

В начале апреля нищие ушли из Москвы на юг. Голован остался. Баба-пирожница обещала давать ночлег.

– А уж кормить не буду, не прогневайся! Сам видишь мои достатки…

Голован тоскливо бродил по городу. Милостыню просить он не хотел. Надо искать работу, а как взяться за это в нищенской одежде, без поручителя…

Погруженный в невеселые думы, Андрей вышел на площадь. Шумел и толкался народ. Двое в забавных пестрых костюмах, в колпаках с бубенчиками кружились, приплясывая, сходясь и снова расходясь.

Скоморохи!

Во время странствий по Москве Голован не раз видел скоморохов, и зрелище это было для него не ново. Один из скоморохов, высокий, вихлястый, с жиденькой козлиной бородкой, колотил в бубен; бубну вторили колокольчики, пришитые к колпаку. Второй, низкий и коренастый, играл на свирели; он мало двигался, довольствуясь тем, что повертывался вокруг себя.

Зато высокий вертелся волчком и кружился вокруг товарища. Он ухарски взвизгнул, тряхнул бубном и завел плясовую:

Прокалила Еремевна толокноДа поставила студить за окно.Ниоткуда тут возьмись Елизар,Толоконце все до крошки слизал!..

– Ой, ловко! Молодец, Нечай! Молодчага! – восторженно кричали зрители.

В лице Нечая играла каждая жилка, губы, казалось, слизывали толокно из чашки, глаза щурились то озорно, то испуганно, руки упирались в бока, как у разгневанной бабы, или подхватывали и прятали пустую посудину. Товарищ Нечая высвистывал задорную плясовую, а лицо его оставалось сосредоточенным и даже угрюмым.

– Дуй вовсю, Жук! – вскрикивал Нечай, бешено округляя веселые глаза и учащая пляс. – Сыпь, Матвей, не жалей лаптей! – отбивал он присядку под гул, хохот и крик толпы.

Проворно оглядевшись вокруг, Нечай завел новую песню, резко отличную от первой. Лицо скомороха изобразило великую спесь и полное презрение к окружающим. Выпятив брюхо и важно толкая ближайших зрителей, Нечай медленно выводил:

Как у нашего боярина хоромы высоки,Как у нашего боярина собаки злы…У него ли, милостивца, мошна толста…Что душа ни пожелает, то и все у него есть…А чего же у боярина, братцы, нет?У боярина у знатного совести нет!У боярина великого правды нет!..

– А ну, ты, детина, насчет великих бояр полегче!

Из-за спин зрителей неожиданно появился рыжий мужчина, кривой на один глаз. Толпа встретила выходку пристава[91] злобным гулом:

– Недоля! Княжеский заступник выполз!

– Крив, собака, а боярское поношение сразу узрел!

– Ищейка господская!

Кривой Недоля, не обращая внимания на угрозы, пытался пробиться к Нечаю, но возмущенные зрители крепкими толчками выпроводили пристава за круг.

– Ты нашего Нечая не тронь! Он за правду стоит! Еще полезешь не в свое дело – бока переломаем!..

Злобно ворча, Недоля ушел в соседний переулок.

Представление кончилось. Сдернув колпак, Нечай начал обходить зрителей; в его шапку изредка падали медные гроши.

Толпа рассеялась, на площади остались только два скомороха и замешкавшийся Голован.

– Нет, Недоля каков! – весело подмигнул юноше Нечай, тряхнув колпаком со скудным сбором. – Он давно до меня добирается, а донести боится: знает, что за меня народ отплатит… А ты, паря, по обличью вроде не московский…

«А что, если я этому скомороху откроюсь? – неожиданно подумал Голован. – Едва ли он станет боярскую руку тянуть. А мужик, видать, бывалый…»

Так наболело у Андрея на душе, что он откровенно рассказал скоморохам свое прошлое, свои страхи и мечты.

Слушатели и рассказчик сидели на паперти ветхой церквушки. Голован уселся лицом к лицу с Жуком. У Жука были черные волосы, спутанная, торчащая вперед короткая черная борода.

– Так-то, друг Андрюша! – тепло и просто сказал Нечай. – Не минула и тебя боярская милость! Худо жить одинокому бедняку. Это ты, милый, ладно сделал, что нам правду выложил. У нас, скоморохов, хоть шуба овечья, да душа человечья, и мы тебя в беде не бросим… Как, Жук, возьмем малого с собой?

– Пущай, – согласился Жук. Был он молчалив, а когда говорил, то запинался и как будто боролся с каждым словом.

– А все же ты, паря, попробуй завтра по постройкам походить, – посоветовал Нечай. – По твоим рассказам, работник ты дельный. Коли войдешь в почесть к сильному, то и от Оболенского тебя заступит. А там справишься с делами, одежонку заведешь – станешь и деньги копить на выкуп наставника.

– Попробую, – согласился Андрей.

– Нос не вешай! Бог не выдаст, свинья не съест. Пошли!..

Нечай шагал, нелепо выворачивая ноги: приучила кривляться скоморошья жизнь. Демид Жук ступал твердо, точно сваи вколачивал.

Покуда добрались до переулочка у Трубы,[92] скоморохи успели дать три представления и собрали еще несколько медяков.

Изба, куда привел гостя Нечай, служила пристанищем многим скоморохам. Голована накормили, уложили на лавку. Сон сморил усталого парня, но и сквозь сон он слышал, как входили в избу новые люди, шумели, рассказывали, кто сколько заработал, делили деньги…

Изба поднялась чуть свет. Высокая сгорбленная старуха, артельная хозяйка, поставила на стол щи, разложила огромные горбуши хлеба. Ели быстро, сосредоточенно, все торопились.

После завтрака вспыхнула ссора между Нечаем и Жуком. Повздорили, куда идти.

– На Арбат двинем, дружок, на Арбат! – бойко сыпал словами Нечай. – На Арбате мужики щедры, на Арбате бабы добры… Пошагали, сват, на Арбат?

Демид отрицательно качал черной головой.

– Так куда ж? Ну куда ж тебе хочется?

– В Крутицы, – буркнул Жук.

Нечай так и завихлялся длинным развинченным телом.

– В Кру-ути-ицы? – тоненько протянул он. – В Крутицах чорт крутился, последнего умишка лишился!.. Идем, сват, на Арбат!

– В Крутицы! – упрямо повторял Жук.

Кончилось тем, что оба побросали котомки, бубны и свирель, зачем-то сняли колпаки и стали наступать один на другого. Нечай скороговоркой исчислял обиды, причиненные ему Жуком чуть не за десять лет, а тот твердил одно:

– В Крутицы!

Плотный старик с кудрявой головой хихикал и подзадоривал спорщиков:

– А ну, ходи веселей! На кулаки давай! – Повернувшись к Головану, сказал: – Думаешь, раздерутся? Не-е… Они каждое утро так. Пошумят – и перестанут… Их водой не разольешь!

Крик в самом деле прекратился. Порешили идти в Крутицы. Нечай подошел к Андрею:

– А то, может, с нами, дружок? Кафтан достанем, колпак. Живем хоть не густо, а все хлебаем шти с капустой!

– Попервоначалу опробую, по твоему совету, искать работу.

– Не приневоливаю. А коли нужда прихватит – приходи! Всегда пригреем… Хозяйка! Ежели малый без нас придет, примай, как свово! А ты, Андрюша, коль куска хлеба не сыщешь, сюда путь держи. Дорогу запомни получше!..

Мечты о работе разлетелись в прах.

Голован обращался к артельным старостам на стройках, спрашивал, не нужно ли зодчего. Исхудалого просителя в лохмотьях строители встречали насмешливо:

– Хо-хо, гляди, робя, какой зодчий набивается!

– Бо-огат! Шестерней приехал!

– Да ты, паря, алтын в руках держивал?

Голован уходил под улюлюканье. Вслед неслось:

– Озорной! Похвальщик![93]

В одном месте его согласились принять подручным каменщика. Андрей с радостью ухватился за это предложение. Но его ожидало горькое разочарование. Уж он собирался, не теряя времени, приступить к работе, когда староста остановил его:

– Погодь, малый! А у тя заручник есть?

– На такую работу? – спросил озадаченный Голован.

– Пускай заручится, что ты не беглый холоп либо вор. Ин возьмешь без заручника, хлопот не расхлебаешь…