Серж Арденн - Анжуйцы Страница 20

– И всё же я рад Гийом, что всё так удачно получилось

– Вы полагаете?

– Несомненно. Давайте-ка передохнем. Вон там.

Он кивнул в сторону холма, под которым змейкой извивался узенький ручеек, журча и переливаясь на солнце, устремив хрустальные воды в бескрайние просторы, увлекая за собой ветви, склонившихся над прозрачной гладью, ив. Четверо дворян уселись под шатром изогнувшихся, над ними, деревьев. Слуга, принялся поить лошадей.

Лицо сержанта сделалось суровым и сосредоточенным.

– Теперь послушайте, что я вам скажу. Для того, чтобы избавить наши шеи от топора, я, прихватив с собой Гаспара, отправлюсь в Париж. Только там я смогу добыть у кардинала бумагу, которая даст нам возможность вновь обрести безопасность. Ну, а вам, за это, придется послужить Его Высокопреосвященству.

Глаза де Самойля скользнули по замыслившимся товарищам. Он сделал паузу и, не встретив возражений, продолжил:

– Вы немедля, отправитесь в Лез-Узаж с очень важной миссией. Постарайтесь не вляпаться, по глупости, в какое-нибудь дерьмо. И хоть этот городишка весьма прескверное место, никого из вас троих, не заподозрят в шпионаже в пользу кардинала, так как никому неизвестно, что вы люди Ришелье. Добравшись до города, вы остановитесь в таверне «Хромая лягушка», я, по возвращении, буду искать вас там. Теперь о деле. Во, что бы то не стало, вам следует разыскать человека по имени де Жермонтас. Этот господин предатель. Он не должен остаться в живых. Я надеюсь, вам не стоит разъяснять, как следует поступать с предателями?

Сержант улыбнулся и закивал головой. Он поочередно, останавливая взгляд, пристально оглядел троих друзей.

– Я верю в вас.

Затем неспешно поднялся, подошел к своему коню, погладил по черной как смоль гриве и, не продевая ноги в стремя, вскочил в седло. Рысак высоко поднял голову и захрипел, но почуяв врезавшийся в плоть трензель1, попятился назад, подогнув задние ноги, застыл в ожидании.

– И все ж таки, черти, я рад вас видеть! Гаспар, за мной!

Гвардеец, пришпорив коня, бросил на скаку:

– До встречи, друзья!

Слуга, дождавшись подтверждения команды от Сигиньяка, кряхтя, взгромоздился на свою коротконогую и мохнатую лошадку, смесь нормандской породы с мекельбургской, что может бежать день и ночь без передышки, и поспешил вдогонку за шевалье.

Оба всадника умчались вдаль. Три молодых дворянина молча, глядели им в след.

– Ну, что ж, господа, в Лез-Узаж!

Воскликнул преобразившейся де База, очевидно усмотревший в словах де Самойля резоны, что дают возможность надеяться на благоприятный исход столь безнадежного дела.

Анжуйцы, без промедлений, отправились в путь, пустив в галоп своих рысаков, направляя их к неведомым далям, так внезапно начавшейся новой жизни.

***

Прибыв в Лез-Узаж под вечер, друзья остановились, как было велено де Самойлем, в трактире «Хромая лягушка». Хозяин корчмы показал, предназначавшуюся для них, комнату, и анжуйцы спустились в обеденный зал заказать ужин. В темном, закопченном зале захудалой таверны было безлюдно. Какая-то компания, сдвинув столы, пировала в углу низкого полутемного помещения, наполняя его гомоном пьяных голосов. За столиками, в полумраке, просматривались силуэты ещё нескольких одиноких посетителей. Де База огляделся. В глаза ему бросилось, как несколько подвыпивших бражников, очевидно участвовавших в шумной попойке, стояли возле стола молодого, и судя по платью и манерам, весьма почтенного дворянина. По жестикуляции и раскатистому хохоту господ гуляк не трудно было догадаться, что их речи и намерения не являют собой ничего благопристойного. Де База напрягся. Сигиньяк заметив волнения друга, положил руку на эфес его шпаги.

– Не стоит, Гийом, мы здесь не за этим

Не успел Жиль произнести эти слова как послышались шум и брань. Потерявший терпение молодой дворянин поднялся на ноги и ударил одного из донимавших его кутил глиняным кувшином по голове. Второй, с виду отпетый жуир, глядя как, отшатнувшись, повалился наземь его товарищ, свирепо заорал:

– Грязная испанская свинья! Сейчас я тебя научу хорошим манерам!

Раздался шелест извлеченной из ножен стали. Пятеро мужчин, проводящих время в шумном веселье, здесь же рядом, за сдвинутыми столами, и являвшиеся товарищами, затеявших ссору господ, так же схватились за оружие, присоединившись к бросившемуся на испанца другу. Де База, исподлобья наблюдавший за происходящим, услышав звук зазвеневших клинков, лишился остатка терпения, и ринулся на помощь одинокому дворянину. Завязался бой. Испанец и анжуец, спина к спине, отражали атаки раззадорившихся противников.

Де Сигиньяк и де Ро переглянулись.

– Луи, клянусь, он воистину неисправим! Откуда только взялись, эти чертовы…

Не договорив, друзья бросились на помощь претерпевающим затруднения дворянам. После непродолжительной схватки, не предвидя подобного развития событий, нападавшие дрогнули. Их воинственный пыл, вызванный винными парами, иссяк, натолкнувшись на серьёзное сопротивление. Оказавшись перед небогатым выбором умереть или спастись бегством, струсившие бульвардье, не сговариваясь, выбрали второе.

Насладившись отступлением противника, испанец обратился к анжуйцам, пришедшим ему на выручку.

– Сеньоры, разрешите представиться: кабальеро дон Фернандо Гильермо де Ла Вега, верный подданный Его Величества короля Испании. Вы сегодня, несомненно, спасли мне жизнь, а такое не забывается. И я, смею заверить, умею быть благодарным. Позвольте узнать имена тех, кому обязан жизнью?

Жиль, сняв перчатки, поклонился испанцу.

– Виконт де Сигиньяк, а это…

Он обернулся к товарищам, и, указывая на каждого из них, произнес:

– …господа де База и де Ро.

Все четверо раскланялись.

– Весьма польщен. Прошу меня простить, сеньоры, разрешите в знак признательности угостить вас ужином и лучшим вином, какое только имеется в этой харчевне.

1 трензель – часть упряжи.

ГЛАВА 14 «Два гасконца»

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

Уклад жизни жителей провинции, населяющих бесчисленные хутора, фермы, деревни и села, существенно отличается от жителей больших городов. В их отношении к праздникам, работе, соседям есть, что-то непостижимое и комичное для людей населяющих города. Более открытые, прямолинейные, добродушные и отзывчивые провинциалы частенько становятся посмешищем в глазах горожан. Хотя каждый, в глубине души, понимает, что перечисленные выше качества, являются скорее достоинствами, чем недостатками. Но грубый китч, приспособленческие навыки, изысканная ложь, целая наука о лести, искусство обольщения, дают горожанам, весьма сомнительное, на наш взгляд, право, свысока взирать на провинциальных недотёп с их архаичными устоями. Именно этими, на первый взгляд, пустяковыми причинами обуславливаются непростые отношения тех и других.

Одной из неприемлемых причуд жителей деревни, заслуживающее порицания горожан, считается раннее пробуждение. Не являлся исключением из правил и шевалье д’Артаньян, воспитанный в семье дворянина из провинции, а значит унаследовавший всю тяжесть деревенского невежества. «А подъем спозаранку так в первую очередь», как утверждал развращенный столичной жизнью, в прошлом крестьянин, Планше, ворчавший каждое утро:

– Я сударь, воля ваша, не соглашался изображать из себя галльского петуха, встречающего рассвет, что бы разбудить всю деревню! Что вам не спится, что не живется?! Отчего вы сами не отдыхаете и людям не даете?

– Ах, Планше, Планше, заскорузлый ты человек, мне ведь сегодня идти на аудиенцию к господину де Тревилю. К де Тревилю! Понимаешь, дурья твоя башка!

– Да хоть бы к самому Луи Бурбону.

Пробурчал слуга, переворачиваясь с бока на бок, и сладко потирая щеку о соломенный тюфяк, разложенный под окном, в углу комнаты. Гасконец, вынырнув на время из своих грёз, оторвался от окна и возмущенно поглядел на бессовестного пикардийца. В ответ послышался мерный храп. Д’Артаньян не вынеся такой наглости пнул Планше ногой.

– Вставай негодяй, не то тебе достанется шпагой!

Слуга вскочил и заметался по комнате.

– Что вы ей Богу, ваша милость?! Неужто я слов не понимаю?! Так бы и сказали, а то сразу шпагой!»

– Моё платье готово?

– А то, как же, готово конечно. Галунами обшил, дыры заштопал, новый ворот приторочил. Теперь не хуже чем у герцога Орлеанского. Шпагу надраил, берет ваш, почистил, а вы браниться. Негоже на слугу браниться. Слуга он как дитя.

– Ладно, хватит! Собирай завтрак. Пора!

Лувр, напротив, через реку, Нельская башня.

Пробираясь сквозь утреннюю, уличную толчею, вертя головой, натыкаясь на мулов, запряженных в небольшие двуколки; ослов с поклажей и без неё; суетливо спешащих и лениво разгуливающих прохожих; расспрашивая всех, кто был в состоянии понять ломанный французский молодого гасконца, д’Артаньян добрался до улицы Старой голубятни, а затем и до особняка капитана королевских мушкетеров. Гасконец был искренне удивлен тем, что особняк самого де Тревиля, располагается в Сен-Жермен, в непосредственной близости от его скромного жилища, он искренне полагал, что такой знатный вельможа должен жить в непосредственной близости от Лувра, если не в самом королевском дворце. Преодолев сумрачную арку, он оказался во дворе кишащим мушкетерами, что привело шевалье в блаженное оцепенение. Столько раз он представлял себе, как окажется в великолепном Париже, увидит королевский дворец и прочее, прочее, «прочее» о котором он всё больше исправно забывал, чем хорошо помнил. Да и на кой черт нужно это «прочее», если для него Франция это король, королева, господин де Тревиль и рота мушкетеров Его Величества. И если никого из королевских особ он ещё не имел счастья лицезреть, то мушкетеры вот они. Он остановился, подталкиваемый со всех сторон целеустремленными просителями и гостями, с вожделением взирая на голубые плащи, расшитые золотом, на пышные, пестрые плюмажи, на роскошные ботфорты, со сверкающими на солнце шпорами, дорогое оружие. Сердце юноши заклокотало в груди, как вдруг он услышал окрик, распознав родной беарнский акцент.