Наталья Павлищева - Королева Виктория. Женщина-эпоха Страница 20

Жест принцессы не укрылся от добряка Штокмара, он уже почувствовал, что король Леопольд прав и порядки Кенсингтонского дворца это очевидное безумие. Проницательному врачу понадобилось немного времени, чтобы разобраться во всем самому, и он открыто встал на сторону принцессы и баронессы Лецен. Виктория неожиданно и, главное, очень вовремя получила сильную поддержку. В Кенсингтонском дворце началось настоящее противостояние.

Поведение сэра Конроя, а под его влиянием и герцогини Кентской становилось все нетерпимей, потому что здоровье короля ухудшалось на глазах, он таял, уже не вставая с постели. Король Вильгельм словно выполнял свое обещание дотянуть до совершеннолетия принцессы.

Конрой решил сохранить хотя бы то, что и так имел, он предложил назначить себя официальным секретарем наследницы престола. Странно, потому что все прекрасно понимали, что жить королю осталось совсем недолго и, став королевой, Виктория должна будет делать новые назначения. Но сэр Джон рассчитывал остаться и при королеве тоже.

Принцесса воспротивилась, теперь, когда они с матерью практически не общались, притом что спали в одной комнате, Виктория решила освободиться и от опеки Конроя. Герцогиня все же вмешалась:

– Почему вы не хотите назначить нашего давнего друга своим секретарем?

– Зачем ему эта должность?

Герцогиня Кентская не выдержала, в ее голосе зазвенел металл:

– Но сэр Джон и так выполнял эти обязанности, бескорыстно, заметьте. Я сожалею, что вынуждена констатировать: моя дочь неблагодарна! Если бы ни помощь сэра Конроя, разве могли бы состояться ваши поездки по стране, ваши встречи с самыми разными людьми, разве об этом знали бы газетчики? И вот она благодарность за долгий труд для вашей пользы. О-о… я знаю, чьи это советы! Баронесса никак не может простить, что в ее услугах прекратили нуждаться, эта интриганка почувствовала, что сэр Джон понял ее сущность и отказал в своем доверии…

Герцогиня еще могла бы долго возмущаться по поводу недостойного поведения баронессы, прослужившей у нее столько лет, но принцесса не позволила матери этого сделать:

– Мы говорим о сэре Конрое. Я не думаю, что мне нужен секретарь сейчас, вот когда я стану королевой… Я посоветуюсь с бароном Штокманом по поводу какого-либо назначения для сэра Джона Конроя, если уж ему так хочется мне служить…

Последняя фраза была сказана довольно ехидным тоном, Виктория уже не чувствовала себя такой одинокой, рядом была не только верная Лецен, которая, впрочем, умела только ахать, а противопоставить напору Конроя ничего не могла, но и барон Штокман, не зависевший от Конроя и герцогини, а потому более свободный в выражении своих мыслей.

Упоминание барона добавило ярости герцогине.

– Поздравляю! Взамен своим лучшим советчикам, которые столько сил вложили в ваше воспитание и образование, знают, что именно вам нужно, и умеют наставить вас на путь истинный и поддержать в трудную минуту, вы так легко выбрали себе малообразованную женщину и какого-то шведа!

– Давно ли вы всецело доверяли баронессе Лецен, а сэр Джон отзывался о бароне Штокмане только в превосходном тоне?

– Как и сам Штокман о сэре Джоне! – парировала мать.

Отношения становились все более натянутыми, если не сказать враждебными. Викторию не удалось убедить дать какой-либо пост Конрою, мать обиделась за своего друга и наставника окончательно. Неизвестно, как долго это могло продолжаться и к чему привести, но во второй половине июня 1837 года королю Вильгельму стало уж совсем плохо, он доживал последние дни. Бороться за должности при принцессе стало бессмысленно, теперь надо было бороться за влияние на без пяти минут королеву.

Вечером 19 июня в Кенсингтонский дворец сообщили, что король Вильгельм близок к смерти. Услышав такую печальную и важную новость, Виктория не выдержала и разрыдалась. Не хотелось ни с кем разговаривать, никого слушать. Принцесса стояла на пороге к трону, и ей стало вдруг так страшно, словно это не Кенсингтонский замок, а высокая-высокая гора, с которой предстояло шагнуть вниз. И только от нее зависело, расправятся ли крылья, чтобы полететь вверх, или останутся сжатыми и последует падение в пропасть.

Будь отношения с матерью не такими сложными, они поплакали бы вместе, и стало легче, но в такую минуту Виктория вдруг оказалась одна. Она не могла высказать своих чувств барону Штокману, все же тот еще не был другом, не могла ничего сказать и Лецен, иначе последовал бы новый скандал с герцогиней. На пороге новой жизни она вдруг оказалась в одиночестве.

Принцесса долго лежала, стараясь не шуметь, чтобы не вызвать вопросов матери, и забылась сном только к рассвету… Что-то приготовил ей следующий день? Ну, возможно, не этот, так другой, третий… сколько их осталось сильно ослабевшему королю Вильгельму?

Привратник прислушался, никак барабанят в ворота парка? Кого это принесло посреди ночи. Конечно, уже почти рассвело, начало шестого утра, но сэр Конрой запретил допускать кого бы то ни было без его на то повеления. Мало ли… сейчас у них в Кенсингтонском дворце самое большое сокровище Англии – принцесса Виктория, которая вот-вот станет королевой, потому и стерегут. Поговаривают, что брат умирающего короля герцог Камберлендский способен на все, вот так ворваться и увезти их маленькую Дрину куда-нибудь! Хотя, она уже не Дрина, а ее королевское высочество Анлексанрина-Виктория, во как!

Еще немного послушав, привратник решил не открывать, тем более стучать вроде перестали. Он повернулся на другой бок, решив, что до полного рассвета еще есть возможность чуть вздремнуть. Потом начнут суетиться слуги, пойдет беготня, только успевай открывать и закрывать ворота. Раньше их не закрывали днем, разве что на ночь, но потом герцогиня стала бояться всех, и сэр Конрой приказал держать ворота на запоре.

Снаружи снова кто-то заколотил, раздались громкие крики с требованием немедленно пустить архиепископа. Привратник подскочил на месте, сердито вздохнул и отправился выяснять, кто это шутит такими именами.

– Чего надо?!

– Откройте немедленно архиепископу Кентерберийскому!

Голос, конечно, важный и сердитый, но привратника такими шуточками не проведешь, расхохотался:

– А я папа римский! Архиепископы по ночам спят, а не ходят по чужим замкам!

Он уже повернулся спиной, когда услышал возмущенный голос:

– Открывайте ворота либо срочно зовите своего сэра Конроя! Мы из Виндзорского замка к принцессе Виктории.

Второй голос поправил:

– К королеве Виктории.

Именно это объяснило привратнику все: уже несколько дней ждали смерти короля Вильгельма, которая означала бы, что королевой становится принцесса Виктория. Значит, случилось?! Он бросился дрожащими руками распахивать ворота.

Нежданным посетителям пришлось еще долго колотить в двери самого дворца, потому что там тоже не могли взять в толк, кому это понадобилось ломиться в дом в такую рань.

Когда архиепископ Кентерберийский, лорд Каннингем и лорд Чемберлен, наконец, добрались до внутренних покоев дворца и попросили передать герцогине, что срочно хотят видеть ее дочь, было уже почти шесть утра…

Королева

– Дрина, проснись, к тебе приехали…

Мать даже забыла, что перед ней ее королевское высочество, нет, наверное, уже величество, что они давно перестали звать девушку Дриной. Дочь лежала, сладко посапывая в подушку, герцогиня знала, что она заснула очень поздно, вернее рано, когда забрезжил уже рассвет. Но такие посетители не ездят по ночам просто так, дело очень важное.

Дело могло быть только одно: умер король, это несомненно. Ее дочь стала королевой. Пока еще не стала, но теперь уже несомненно станет. Эдуард герцог Кентский, ее отец, хотя и почти не знал малышку, умер, когда ей было всего восемь месяцев, но твердо верил, что девочка будет королевой Англии, как предсказала гадалка в Гибралтаре.

Герцогиня Кентская, даже оставшись без средств к существованию и поддержки в Англии, никуда не уехала, твердо рассудив, что с глаз долой из сердца вон: стоит уехать, мало ли что может здесь измениться. Единственной поддержкой ей стал Джон Конрой, столько лет он заботился куда больше о них с Дриной, чем о своей семье, столько лет опекал, воспитывал, учил, оберегал принцессу, но получил за это черную неблагодарность.

Герцогиня вздохнула, она много еще что могла бы додумать, только некогда, внизу принцессу ждали серьезные люди, готовые сообщить серьезные вести.

– Дрина, проснись…

Должна ли она идти вместе с дочерью? Наверное, ведь она мать. Но пока принцесса оденется, пока причешется…

Услышав, что приехали архиепископ и два лорда, Виктория чуть кивнула и попросту набросила большой платок на плечи поверх ночной рубашки. Мать изумленно уставилась на нее:

– Ты что собираешься появиться перед лордами вот так?!

– Ты сама сказала, что они спешат…