Радко Пытлик - Гашек Страница 20

Задача этого отрывка — эпатировать читателя. Значительную роль здесь играет вступительный пассаж: «сплюнул, зевнул, утер нос». Автор избирает слова общеупотребительные, разговорные, означающие самые прозаические факты и обстоятельства повседневной действительности. На фоне литературы, которая традиционно выбирала для себя лишь «поэтическую» сторону жизни и избегала будничной реальности, всего неприятного, несуразного, отвратительного, эта откровенность выражения должна была пробудить читателя от спячки, вывести из равновесия, вызвать отрицательные эмоции, раздражение. С помощью «варварского» стиля сатирик обнажает область общественных табу, прикрываемую утонченной, лживой и лицемерной моралью.

Для достижения шокового эффекта Гашек сталкивает эту фальшивую общепринятую мораль с беспощадно правдивой, нелитературной традицией юмора городской окраины.

Техника комического контраста большей частью исходит из насмешки над окаменевшим чиновничьим слогом, над журналистской фразой, над словесными клише и «затасканными» символами, которые здесь оказываются в соседстве с лапидарными, свежими, разговорными выражениями.

Хотя Гашек касается в сатирах проблем своего времени, он не утрачивает склонности к фантастике, к вызывающей комический эффект нарочитой игре словами.

В анархистский период максимальное выражение получает демаскирующая сторона гашековской сатиры. Автор преступает границы комизма и трагизма, приходит к юмору так называемых крайних ситуаций в жизни человека, к тому типу юмора, который именуют «черным», или «юмором висельника».

О его «варварском» вдохновении можно сказать словами Шальды[30]: «Идите в гущу простого народа, как говорится, в низы. Для своего поэтического становления вы приобретете там больше, чем от чтения двадцати журналов самого различного толка. Научитесь ненавидеть болтовню и использовать и любить слово как взрыв жизненной силы, как эквивалент поступка. Вы поймете, что из дикого, поистине „черного“ юмора разных оборванцев и изгоев рождается новая метафора, вы ощутите, какая настойчивая жизненная необходимость заставляет ее появиться на свет. В ней, словно в сгустке, воплотилась вся парадоксальная ситуация такого индивидуума, нигде не находящего себе места; это соломинка, за которую хватается утопающий. Послушайте-ка часок-другой, и вы будете излечены от пустой декоративности, от всякого грима, помад, духов и прочего лживого смрада».

«Две мамаши мне не верят…»

В личной жизни Гашек тоже был импульсивен и не слишком ломал себе голову по поводу возможных последствий своих поступков. Это доставляло ему немало неприятностей. Очень легко свыкаясь с новой, незнакомой средой, он ни при каких обстоятельствах, совершенно не умел приспосабливаться к среднему уровню, к образу мышления и поведения так называемых порядочных людей. Но всегда улавливал настроение минуты и потому был всеми любим как интересный рассказчик и остроумный собеседник.

Необычной была сама его манера завязывать знакомства. Как правило, он огорошивал нового человека какой-нибудь несуразностью, вызывал напряженную ситуацию, которая подчас переходила в спор, в перебранку. Затем неожиданно сменял гнев на милость и добродушно предлагал мировую. Это служило поводом для дружеского тоста. Свой способ знакомства он объяснял весьма оригинально: «Нет ничего глупее — пытаться кому-нибудь понравиться и притворяться, будто ты лучше, чем есть на самом деле. Так только надоешь. А вот если ты окажешься лучше, чем казался на первый взгляд, люди тебя, наоборот, сразу зауважают».

Большинство знакомых считало его слишком непостоянным. Никто не понимал, в чем была основа его сложной натуры. А между тем к ней можно было подобрать самый простой ключ: обыкновенное человеческое чувство — доверие.

По странному стечению обстоятельств этот ключ отыскала не слишком красивая, но очень интеллигентная девушка из мещанской семьи Ярмила Майерова. Когда один из знакомых, стараясь избавиться от неприятного соперника, заявил, что Гашек — бесхарактерный человек, Ярмила горячо за него заступилась: «Он слишком глубокая и замкнутая натура, чтобы как на тарелочке выкладывать перед каждым, кто пожелает, свои достоинства».

Любовь, большая романтическая любовь открывает нам характер Гашека с самых светлых сторон. Вместо ироничного богемного весельчака мы обнаруживаем милого, внимательного, искреннего в чувствах, непосредственного молодого человека.

Первое наивное любовное увлечение приходит довольно рано. Как мы помним, возвращаясь из балканской поездки, Гашек в моравском местечке познакомился с дочерью местного учителя Славкой Гайнишовой. Как-то в апреле следующего года, стоя в толпе пражан, он смотрел на процессию сапожников, направлявшуюся с Вацлавской площади, из ресторана Примаса, на нусельский храмовый праздник. Неожиданно к нему подошла Славка. Гашек вызвался показать ей Прагу. Так завязалась дружба. Славка, ученица коммерческого училища при женском промышленном обществе, представила интересного путешественника и писателя трем подругам, среди которых была и Ярмила Майерова. Полный молодой человек с темными усиками обычно поджидал Славку за углом, у здания политехнического института, поскольку ученицам свидания с особами мужского пола были строжайше запрещены. Одна из подруг Ярмилы, Вильма Вароусова, рассказала о тех свиданиях в интересной мемуарной книжке: «…вот и мы узнали этого молодого любителя приключений и стали внимательно к нему присматриваться. В нем не было никакой особой романтичности — красивый, кареглазый, с волнистыми каштановыми волосами, лицо почти девичье, нежное, розовое. Выглядел он здоровым, упитанным и уравновешенным. Ходил чуть пригибаясь, с какой-то ленивой небрежностью, в пухлой белой руке держал трубку и оттопыривал губы. Когда ему удавалось сострить, его маленькие глаза щурились от затаенного смеха».

Для девушек Ярослав был прежде всего отличным товарищем, веселым, милым, забавным. Они знали, что Славка заходит к нему домой, но что ничего серьезного между ними нет. Особым вниманием он не удостаивал ни одну из девушек. Вместе с ним они открывали мир пражских кафешантанов и прочих увеселительных заведений, мир, который привлекал девушек привкусом запретного плода. Предпринимали небольшие прогулки в окрестности Праги, навещали ресторанчики в предместьях. Молодой спутник пытался пробудить в них интерес к литературе. В трактирчике над Радлицами он прочел им цикл юморесок «Невзгоды пана Тенкрата». Девушки были несколько шокированы грубоватой, гротескной развязкой, но виду не подали. Ведь в ту пору была в моде женская эмансипация, и дружба с бродягой, представителем богемы и анархистом почиталась волнующим приключением.

Совсем по-иному смотрели на это родители. Двум девушкам дома запретили видеться с Гашеком. Отвергнутый «кавалер» в одном из стишков посетовал: «Две мамаши мне не верят, с подозрением глядят, звать на ужин не хотят…»

Ничто так не способствует сближению молодых людей, как запреты и ограничения. Должно быть, именно поэтому партнер одной из девушек достался другой. Славка была слишком экзальтированной, легкомысленной и часто меняла увлечения. Из девичьей четверки наибольшую симпатию Ярослава снискала Ярмила, как раз та, которой запрещалось встречаться с ним самым строжайшим образом. В ее сердце он возбудил ответное чувство. После первого же свидания Ярмила записывает в дневнике: «Выглядит он бродягой, но выражение лица у него такое приятное». Узнав друг друга поближе, они поняли, что у них очень много общего. Ярмила была интеллигентна, умна и находчива и — что для молодой девушки особенно удивительно — тонко воспринимала гашековскую иронию. Возможно, этому способствовало знакомство с художественной средой, ведь оба ее старших брата были архитекторами. Не претила ей и развязность друга, сокрушавшая ее родителей.

(Лишь позже обнаружились расхождения. После замужества Ярмила быстро утратила прежние принципы и хотела вести дом на вполне практической основе. А Гашек остался все таким же невыдержанным и неуправляемым.)

У них были близкие интересы. Оба пробовали свои силы в литературе, изучали русский язык на курсах, организованных Центральной рабочей школой.

Во время каникул 1906 года, когда Ярмила по традиции уехала к родственникам в Либань, взаимная симпатия превратилась в любовь. В стихотворении, отправленном Ярмиле в августе, Ярослав шутливо стилизует себя под Онегина, но за меланхолической пресыщенностью скрывается горячее чувство:

Живу не шатко и не валко,пишу, слоняюсь по корчмам,где старичок на цитре жалкойвесь день наигрывает нам…

В том же письме он упоминает о намерении совершить поездку в Данию, но план этот так и остался на бумаге. Гашек все больше привязывается к Праге. Письмо он заканчивает словами: «Жду Вашего возвращения. Будем всюду ходить вместе, даже если это Вас пугает».