Владислав Бахревский - Непобежденные Страница 20

– И как венец! – Двоенко достал из кармана своей черной куртки красивую бутылку. – За будущие успехи, Дмитрий Иванович!

– Зачем было маму пугать? Ваня и Валенька и теперь трясутся. – Дмитрий смотрел на полицаев стальными глазами. – Александр Петрович, вы опоздали с приглашением. Я на службе.

– У кого? Где? – от Двоенко на всю горницу разило винищем.

– Назначен начальником биржи труда.

Двоенко опешил. Повернулся к своим.

– Свободны! – Снял куртку, повесил на вешалку у двери. Полицейские, грохая сапогами, пошли из дому.

– Стоять! – скомандовал Двоенко. – Свободны на один час. Через час ждите меня на улице. Наталья Васильевна, вы приглашаете гостя за стол?

– Садитесь, Александр Петрович!

Сел, достал нож со штопором, откупорил коньяк.

– Наталья Васильевна, простите моих дураков. Если можно, рюмки – и разделите трапезу.

Рюмки поставила. Две.

– Мне корову пора доить!

– Садись! – пригласил Двоенко Алексея. – Посуду только принеси себе.

– Алексей пойдет со мной! – Наталья Васильевна увела из дома младших и среднего.

Двоенко поднял глаза на Дмитрия, вел его взглядом к столу, перед собой усадил.

– Не петушись! Поговорим. Но сначала… – Наполнил рюмки. – За фюрера!

Дмитрий выпил. Двоенко – глоточек. Смаковал коньяк.

– Человеком себя чувствую. До старости еще далеко. Поживем среди господ и господами? – Потянулся через стол: – Кто тебя пристроил на биржу?

– Майор Айзенгут.

Двоенко крякнул и отпрянул.

– Начальник Гехаймфельдполицай! Ты давно в их конторе?.. Впрочем, понимаю.

Но не понимал. Выходит, Митька Иванов – непрост. Начальник Тайной полевой полиции – штурмбаннфюрер СС. Его контора – гестапо прифронтовой полосы.

– Не скучно тебе будет безработных к делу пристраивать?

– Сегодня каждый пригодный к труду человек необходим Германии. А вам на вашей работе, Александр Петрович, не страшно?

Чокнулись. Двоенко махнул свою рюмку залпом.

– Моя работа очень даже веселая, Митя! Стреляешь в морду, а брызжут мозги!

У Дмитрия дернулось веко, дернулась щека. Двоенко схватил парня за руку:

– Думаешь, зверь? А что творила братва Ежова? Ты знаешь, что такое «премблюдо»? Это каша, которую восьмого марта давали женщинам на Беломорканале. Но не всем – героиням. Эти героини таскали на себе пятипудовые камни. За выполнение плана полагалось восемьсот граммов хлеба и еще сто граммов в награду можно было купить. А кто план не выполнил, тому сто граммов в сутки! – Налил, выпил, засмеялся. – Митька! Я их мозгами вымажу всю площадь в Людинове.

– Чьими мозгами? Моей матери, матери Мишки Доронина? Старушек, которые не боялись в церковь ходить?

Двоенко пьяно водил руками, отрицая.

– Заткнись! Мозгами Фирина, Френкеля, Когана, Бермана, Кацнельсона Зиновия Борисовича… Не знаешь таких? Значит, повезло. А вот отцу твоему не повезло. Попал на глаза какому-нибудь Зусмановичу!

– Александр Петрович, в Людинове не было Зусмановича! – Дмитрия подташнивало от вонючего дыхания гостя.

– Зусманович с Тухачевским тамбовских мужиков, баб, детишек газами душили. Зусманович приказывал пятилетних расстреливать. – Двоенко говорил ясно, но головы поднять уже не мог. – Когда Тухачевского грохнули на Лубянке, я ходил в церковь, свечу поставил. За здравие Сталина. Сталин их, как вшей, подавил. А теперь его черед пришел. Щелк – и нету вождя вождей. Москва-то пала.

– Не ври! – поморщился Дмитрий.

– Не пала, так падет. Может, завтра, может, послезавтра.

Дмитрий отрезал кусок окорока, положил на тарелку гостя.

– Александр Петрович, где ты видел в Людинове Зусмановичей?.. Ты, я знаю, русских пострелял. Как раз мужиков.

В ответ – храп. Кожа на лице Двоенко нехорошая… Пьяница.

А пьяница, оказывается, смотрел на Дмитрия, пристально, по-змеиному.

– Закусывай, Александр Петрович!

Двоенко вскочил на ноги.

– Партизанами закушу! – Пошел к двери, сгреб куртку, сунул руки в рукава. Вывалился в сени.

Дмитрий вышел проводить начальство. Полицаи подхватили Двоенко под руки. Увели.

Дмитрий заглянул в сарай, позвал Алексея. Алексею семнадцать, а видом – мужик.

– Наливай, выпьем! – Нарезал окорока, колбасы.

– А чего ты в полицию не хочешь? – спросил Алексей. – Разжиться можно.

– Разжиться? Гоняясь за партизанами?

Выпили.

– Говорили – коньяк клопами воняет. А ведь вкусно! – удивился Алексей.

– Дорогое питье.

Братец зарумянился, глаза заблестели.

– Мить, знаешь, чего я хочу?

– Бабу.

Алексей даже побагровел от стыда; бабу он и впрямь хотел.

– Я про хорошее. Я мельницу хочу. Я любил нашу мельницу. Она мне снится. Одно и то же снится. Вода течет, правда, очень мутная, а я будто бабочка. Летаю, летаю… И мне в этом сне не хочется быть бабочкой. Я хочу быть рыбкой.

– Золотой?

– Нет, Митя! Серебряной.

Поели окорока, поели колбасы. Выпили.

– Девку я тебе предоставлю, хоть завтра. Приходи на биржу. А вот мельницу?.. К Бенкендорфу давай сходим. За милые глаза не дадут, но службу оценят!

Пришла мать с подойником.

– Наталья Васильевна, Алексей свет Иванович собирается мельницу ставить. Ты как? Согласна жить на мельнице?

Молчала.

– Ма-ам! – окликнул Алексей.

– Мельницу захотели? Вам, добрые молодцы, ноги придется уносить.

Алексей поглядел на брата. Дмитрий разлил остатки коньяка.

– За тебя, мама! За твое здоровье!

Безвременье

Партизанский отряд стоял в Думлове.

На завтрак – мятая картошка, чай со сгущенным молоком, вместо хлеба – блины. Василий Иванович Золотухин просматривал секретные документы. А секретного: немецкие приказы, снятые со столбов в Людинове Посылкиным.

Запрещено на улице держать руки в карманах. За это расстрел.

И еще секрет: Москва взята победоносными немецкими войсками. Война заканчивается. Впереди вечный мир.

Василий Иванович кулаком по столу хватил. Кому, кому пришла наитайнейшая мысль – забрать у населения все радиоприемники? Где Сталин? Что с Москвой? На каких рубежах линия обороны?

Настроение в отряде гнетущее. Никому не нужны. Центр молчит, связь с армией однобокая: Герасим Семенович Зайцев повел третью группу окруженцев. Две уже переправил за линию фронта. Пополнил Красную армию тремя тысячами бойцов. Но не до партизан командармам, комдивам и даже особым отделам штабов.

Про Москву, скорее всего, немцы брешут. Непохоже, чтоб взяли.

И вдруг Василий Иванович сделал открытие: народу, когда народ в плену, нужнее всего правда. Правда – лучший лекарь для выживания. Отступаем – надежда спасает, бьем – это как сытный обед с мясом, с хлебом…

Подпольщиков Золотухин не тревожил. Им нужно время притерпеться к новому порядку. Вжиться. Ходить по улицам, на которых патрули, – не простое дело. Тот же Орел. Мальчик! Испугается, побежит – вот и провал. Однако 7 ноября не за горами. Немцы приготовят подарок. А что мы? А нам довести бы до народа одну-единственную мысль: советская власть не сломлена, армия сражается, в победителях будет русский народ.

В дверь постучали. Вошел дежурный:

– Товарищ командир, к вам просится человек из Людинова.

– Кто?

– Мальчишка.

Подумалось: неужто Шумавцов?

Но вошел очень даже знакомый шпаненок.

– Партизан Семен Щербаков прибыл бить немецких захватчиков! – Мальчишка щелкнул калошей о калошу.

– А чем ты их бить собираешься? – спросил Золотухин.

– Чего дадите!

– Разбежался! В отряд принимаем со своим оружием. Свободен.

– Оружия сколько хошь! Я на два отряда наберу.

– Наберешь – приходи! А теперь ступай на кухню, пусть тебя накормят. И скажи Трунову, чтоб сапоги тебе выдал. – Фуражку на голову, руку к козырьку. – Прощай.

– Чего «прощай»?! – не согласился мальчишка. – До скорого свидания!

Золотухину приходилось заниматься трудными подростками. Семен Щербаков – сирота. Жил у бабушки, промышлял мелким воровством. Случались приводы в милицию, но отправлять в колонию хулиганистого мальчишку было не за что. Ни разу не попался.

Приход в отряд партизана Семена Щербакова ободрил Золотухина. Люди ждут от партизан борьбы. Другое дело – нашел дорогу в отряд. Пора перебираться на базу. Промедлишь – каратели сожгут Думлово. Потерять такую опору непростительно. Собрались тройкой: Золотухин, Суровцев, Алексеев. Командир отряда, секретарь подпольного райкома, начальник штаба. Решили уходить в свои леса у Птиченки. На основную базу. А это уже ближе к Жиздре. О том, какие силы у немцев в Жиздре, в отряде не знали.

– Есть у меня хороший человек, – сказал Золотухин. – Поглядит, что там делается.

Утром связник Афанасий Посылкин был в Людинове. Шумавцова в условленный час нашел у колодца. Попросил водицы.