Алексей Кулаковский - Расстаемся ненадолго Страница 20

Прошло, верно, с полчаса, когда до слуха его донеслись чьи-то торопливые шаги. Кто-то не шел, а бежал по гати, потому что звук шагов то усиливался, то ослабевал: нога, видно, попадала то на бревно, то на траву.

Сокольный прислушался, подняв голову. Нигде никого. Закрыл глаза. Шаги затихли, наверное, кто-то сошел с гати на боковую дорогу. Полежать бы еще немного. А в голове мысли разные. О чем думается, то и перед глазами. Вера, очевидно, теперь сидит где-то одна, нахмурив густые брови, молчит, никому не жалуется, милая!.. Не много счастья выпало тебе за эти два года, не много радости…

Андрей подложил под голову руку, сомкнул веки. Тонюсенький лучик солнца, прокравшись сквозь ореховую листву, робко скользнул по лицу. Андрей повернул голову и вдруг увидел за кустом неподвижную человеческую тень. Как от тревожного сна он подхватился, сел: в двух шагах стояла Вера с узелком в руках и с болью смотрела на шинельную скатку, обрызганную каплями росы, на его лицо.

– Андрейка, родной! – она бросилась к мужу на грудь и заплакала горько-горько. Впервые в жизни Андрей ощущал плач любимой женщины. Вера вся дрожала. С ней вместе дрожал он сам и все крепче и крепче прижимал жену к себе. Не было нужного слова, да и есть ли они на свете?.. Груди стало горячо от Вериных слез: они пробили гимнастерку.

– Верочка, не плачь, – целуя жену в голову, умоляюще попросил Андрей. Провел рукой по мягким волосам, поправил голубую косынку, съехавшую на шею… Хотел еще что-то сказать, но почувствовал, – нечем дышать, да и голос изменяет.

– Не обижайся на меня, Андрюша, – постепенно успокаиваясь, но не поднимая головы, попросила Вера. – Я не могу иначе, не могу… Я пойду с тобой!

Андрей ничего не ответил, но по тому, с какой нежностью гладил он ее волосы, Вера поняла, что не обижается, хотя и встревожен, но всем сердцем одобряет ее поступок.

Дальше пошли вместе, и обоим сразу стало легче: не так зло припекало солнце, не так быстро млела нога Андрея.

– Дай я поднесу скатку, – предложила Вера, заметив, что подсохнувшая было полоса на гимнастерке опять темнеет от пота.

– Что другое отдал бы, – добродушно ответил Андрей, – а скатку нет. Какой же я воин без скатки? Все равно что без оружия.

– Так ты ведь и так без оружия, – шутливо подхватила Вера.

– Без оружия, – согласился Андрей, – а вот если еще и без скатки, так совсем не боец.

Военкомат соседнего района был еще на месте, хоть возле него уже стояли две нагруженные и покрытые брезентом автомашины.

Вооруженный часовой в гражданской одежде, с суровым военным видом похаживал возле машин, отгоняя коз, норовивших взобраться передними ногами на колеса и потянуть зубами брезент.

Военком, простой и ровный в обращении с людьми капитан, принял Андрея почти на ходу, в проходной комнате, и приказал взять его на учет. В отделе проверили документы и направили Сокольного на медицинскую комиссию. Врачи были в сборе. Глянули на швы Андрея, замахали руками и сразу написали заключение: «Старший сержант такой-то освобождается от воинской службы на два месяца».

Андрей обулся, вышел. Мелкими неслышными шагами за ним выбежала старушка в белом халате. Среди членов комиссии Андрей ее не заметил, наверное, в это время была за ширмой.

– И вы ходите? – удивленно и предостерегающе спросила она. – Много ходите? – И, не ожидая ответа, категорически посоветовала: – Вам ходить еще нельзя! Послушайте меня: навредите себе и можете остаться инвалидом на всю жизнь… Ваши вены могут не принять на себя функций тех, которые у вас удалили. Я вам говорю как старый врач и как ваша мать…

В ее голосе действительно слышались мягкие сочувственные нотки.

Андрей поклонился старушке, направился к выходу, но, сделав несколько шагов, остановился, растерянно заморгал: в коридоре, за фанерной перегородкой, сидела Вера и, конечно же, слышала разговор с врачом!

– Ну, что? – поднялась она навстречу мужу.

– Ничего особенного, – обходя неприятное, ответил Андрей. – Будем пока при военкомате. Когда они выедут, и мы с ними.

– А нога? – понизила голос Вера. – Что сказали на комиссии?

– На комиссии? – Андрей смутился. – Комиссия, видишь ли, смотрит еще глазами мирного времени, а тут… Сама понимаешь…

Вера потупилась.

– Ты же знаешь, – как можно убедительнее продолжал Андрей, – хожу я немало, с каждым днем чувствую себя лучше. Значит, все идет нормально. Может быть, как раз и хорошо, что я хожу смело, тренируюсь.

Лишь когда они вышли на улицу, Вера сказала:

– Я слышала, что тебе посоветовали. По-моему, эта старая женщина очень умный врач.

– Скорее сердечный, – поправил Андрей. – У меня она увидела самое плохое. А в госпитале, наоборот, советовали ходить как можно больше, чтобы заставить вены взять на себя дополнительную нагрузку.

– Все же ты попроси, – робко начала Вера, – чтобы мне разрешили ехать с тобой. Хоть до какой-нибудь части, до какого-нибудь определенною места.

– Я попросил, – успокаивая, взял ее Андрей под руку. – Все будет хорошо, родная…

В местечке еще работали столовая и гостиница. Проезжие и прохожие, военные и гражданские, заходили в столовую, «выбивали» обеды, запасались хлебом и другими продуктами. Все хвалили местные власти за то, что в столовой всего вволю.

В гостинице Андрею удалось выпросить для Веры койку, а сам он решил переночевать в военкомате. Не столько переночевать, сколько подежурить, чтобы снова не остаться одному. Ночь наплывала медленно, будто раздумывая, стоит ли окутывать все своей тьмой. С наступлением сумерек на проходящих через райцентр дорогах и на улицах усилился гул автомашин, от лязга гусениц дрожали стекла в домах: шли и ехали бойцы Красной Армии.

Андрей вышел на улицу.

– Отступаем? – спросил он какого-то бойца.

– Сам видишь! – зло ответил тот и отчаянно махнул рукой.

Возле военкомата все еще стояли две нагруженные автомашины. На ступеньке одной из них сидел постовой с винтовкой и, не обращая внимания на уличный шум, клевал носом – усталость брала свое. Андрей чувствовал, что стоит также сесть, как и он задремлет. А хотелось самому разузнать обстановку, не надеяться лишь на то, что скажут в военкомате. Он пошел вдоль главной улицы, на которой ненадолго установилась тишина: одни части уже прошли, другие или еще приближались, или где-то поблизости заняли оборону. В конце улицы Андрей увидел, что кто-то бежит прямо к нему через поле, изредка тревожно оглядываясь назад. Поравнявшись с ним, человек остановился, часто дыша, и, едва выталкивая из себя слова, сообщил:

– Немцы в Несятах!.. Танки… немецкие!..

И сразу бросился дальше, а Сокольного как варом обдало: верить или нет? Паникеров нынче хватает…

Он заспешил назад и вскоре увидел возле калитки какого-то дома пожилую женщину: жители местечка тоже не спали.

– Далеко отсюда Несяты? – спросил у нее.

– Семь километров, – ответила женщина и закрыла за собой калитку.

Нужно было торопиться в военкомат, а потом бежать за Верой.

Нагруженных автомашин возле военкомата не оказалось. В здании стояла пыль столбом, дверь в кабинет военкома была распахнута настежь и, казалось, чуть заметно качалась на петлях.

«Уехали! – понял Андрей. – А меня не взяли. Сам виноват, надо было на месте сидеть. Да и вопрос еще, взяли бы меня или нет. Скорее всего нет».

Что же делать? Если немцы в Несятах, значит, скоро могут появится здесь. Похоже, наши не намерены здесь держать оборону.

И Андрей решил, что следом за войсками надо уходить и ему с Верой.

В гостинице везде стояли койки и топчаны: в коридорах, на веранде, даже в умывальнике. Люди лежали и под койками, и между коек так густо, что некуда было ступить. Чтобы добраться до Вериной кровати, Андрею пришлось разбудить несколько человек и попросить приподняться. Военного слушались, старались дать ему пройти.

Ни Вера, ни другие женщины в комнате не спали. Увидав Андрея, все насторожились, ожидая, что он скажет. Он сел на кровать жены, снял пилотку.

– Ты совсем не спала?.. – тихо спросил он.

– Почему не спала? Спала.

– А если правду?

– Немножко вздремнула, потом тебя ждала.

– А я думал, ты спишь, – ласково и сочувственно зашептал он, – жалко было так рано будить, но нам нужно идти.

– Нужно?

– Да…

– Я готова. – Вера торопливо поднялась.

На соседних кроватях зашевелились женщины, начали поспешно собираться. Связывали узлы и те ночлежники, которых Андрей разбудил, пробираясь к жене.

Не успели Сокольные уйти, как уже все люди в гостинице были на ногах.

…Ночь, места незнакомые. Ни компаса, ни карты. Видел Андрей, по каким дорогам отходили наши войска, пошли и они с Верой в том же направлении, не особенно придерживались какой-нибудь определенной тропинки. Шли наугад.

За местечком – лес. Дорожка попалась трудная, вся в колдобинах и рытвинах, и километра через четыре Андрей почувствовал, что дальше не потянет, даже если и немцы будут нагонять. Слишком много ходил днем, не успел с тех пор отдохнуть, вот и отказывает нога. Пришлось искать место для привала, а везде кустарники, лощинки, залитые водой, в которой поблескивают отраженные звезды. Чудом удалось найти сухую кочку. Андрей провел по ней палкой, – зашуршала жесткая осока, вспугнутая жаба плюхнулась в воду. Сели. Сыровато, но терпимо: еще бы одну такую кочку, можно бы и прилечь.