Френк Слотер - Чудо пылающего креста Страница 20

— Скачи вперед и передай этот приказ войскам, — велел Константин декуриону, ехавшему рядом с ним. — Прекратить убийства под страхом императорского наказания.

— Простите, что я осмелился коснуться вас без разрешения, доминус, — сказал он, когда декурион поскакал вперед, по пути оглашая приказ обгоняемой им шеренге солдат, — Я боялся, что ваша лошадь падет.

— Ты дважды спас мне жизнь, трибун Константин, да-да, дважды, — с благодарностью молвил Диоклетиан, — Один раз, когда не дал мне упасть, и потом, когда не дал мне навлечь на себя недовольство Аполлона, если бы я пошел против его воли. Я бы так и не сообразил, что пророчество уже сбылось, да хорошо, что ты заметил. Александрийцы могут теперь поставить в твою честь памятник, как когда-то Клеопатра ставила обелиски в память о Юлии Цезаре, — там, впереди, на площади.

Константина не удивило, когда после распределения захваченного в Александрии добра он обнаружил, что его доля оказалась выше доли любого римского военачальника, и даже самого императора. К тому же захваченная в Египте богатая добыча пришлась весьма кстати для империи в целом, поскольку еще до падения города приходили официальные сообщения, что персидский царь Нарсех, воспользовавшись занятостью Диоклетиана в Египте, нарушил границу Августы Евфратены и шел на восток — к Антиохии. Диоклетиан немедленно отправил Галерию депешу, приказывая цезарю Востока подготовить армию к возвращению императора в Антиохию, так как похоже было, что придется вновь воевать на персидской границе. К счастью, после падения Александрии египетская кампания быстро завершилась, и к Диоклетиану стали прибывать посланники лежащих далее вверх по Нилу городов, убеждая его в их верности.

Во время долгой осады значительная часть провинции Верхнего Египта объединилась с черными дикарями Эфиопии и блемиями — варварским племенем, ненамного опередившим по развитию обезьян, которые в их краях стаями жили на деревьях, — чтобы доставить римлянам много хлопот. Когда Бусирис, один из самых древних центров Египта, и Копт, через который более тысячелетия велась интенсивная торговля Египта с Индией через Красное море, перестали присылать в знак своей верности значительные суммы денежной дани, Диоклетиан решил сровнять их с землей и эту задачу возложил на Константина.

Когда он готовился к отъезду для выполнения своего задания, имперский курьер доставил ему письмо из Дрепанума. Написанное рукой матери, оно сообщало о том, что почти в одночасье с падением Александрии он стал отцом — у него родился сын. И поскольку был уже и второй Константин — сын Констанция и Феодоры, — Минервина с Еленой решили назвать младенца Криспом; с материнской стороны это имя считалось родовым.

Итак, в возрасте двадцати двух лет Флавий Валерий Константин не только стал отцом, кое событие он по своей чрезмерной занятости в последние месяцы не мог даже толком обдумать, но и, похоже, достиг той грани своей военной карьеры, перейти которую и не надеялся. Ибо велик был шаг от трибуна до старшего военачальника, а при всем расположении к нему Диоклетиана Константин знал, что Галерий ни за что не одобрит повышения в звании того, кого он считал потенциальным военным и политическим противником.

Глава 6

1

Вернувшись в Александрию, в конце недолгого похода по усмирению Бусириса и Копта, Константин обнаружил еще одно письмо от матери. Написанное вслед за первым, оповещавшим его о рождении сына, всего лишь с недельной разницей, оно содержало печальную новость о том, что Минервина, никогда не отличавшаяся особо крепким здоровьем, не пережила последствий деторождения и через несколько дней после появления на свет ребенка заболела родовой горячкой. Письмо прибыло почти месяц назад и пролежало в Александрии, дожидаясь его возвращения из военного похода вверх по Нилу.

Константин не видел Минервину целых десять месяцев, и это несколько смягчило потрясение, испытанное им при известии о ее смерти. Теперь он помнил только, что это была хрупкая светловолосая девушка, тихая и скромная. Ее черты уже как-то расплылись в его памяти. А что до ребенка от собственных его чресел, Константин не мог себе даже представить, как тот выглядит. Но он не сомневался, что Елена позаботится о Криспе, как о своем собственном сыне.

Едва Константин дочитал до конца письмо от Елены, как его вызвали к императору. Он даже не успел снять с себя пропыленную от долгого пути одежду и окунуться в долгожданную ванну, но Константин хорошо знал, что императора лучше не заставлять ждать. Диоклетиан, облаченный в форму, расхаживал крупными шагами взад и вперед по зданию, в котором он устроил свой штаб, и выражение лица его было злым и раздраженным.

— Как твое задание? — резко спросил он, опередив Константина.

— Ваш приказ выполнен, доминус. Бусирис и Копт сровняли с землей.

— Теперь, может, эти проклятые египтяне как следует подумают перед тем, как снова решиться не платить Риму налогов, — Диоклетиан удовлетворенно хмыкнул и осмотрел Константина с головы до ног. — Я вижу, ты не терял времени, чтобы явиться на мой вызов.

— В послании говорилось, что вы хотите видеть меня немедленно.

— Отлично! Рад видеть человека, беспрекословно подчиняющегося моим приказам. — Лицо императора смягчилось. — Моего слуха коснулась новость, что недавно ты пережил семейную драму.

— У меня в Дрепануме в родах умерла жена. Письмо ждало здесь, когда я вернулся.

— А что ребенок?

— Мать пишет, что он крепок и здоров.

— Каким и должен быть, ведь в его жилах течет кровь Клавдия Готика и Констанция Хлора, не говоря уж о твоей. Тебе нужно вернуться в Дрепанум?

— Нет, доминус. Мать позаботится о ребенке.

— Прекрасно! Скоро ли ты сможешь выступить в Дамаск и на персидскую границу с кавалерией в пятьсот всадников?

Этот вопрос не явился для Константина неожиданностью: за несколько лет тесных отношений с Диоклетианом он приучил себя к тому, что готов услышать нечто в этом роде и немедленно дать ответ.

— Как только будут готовы войска, доминус. Что-то не в порядке в Дамаске?

— Волнения на всей границе по Евфрату! Нарсех выдворил из Армении царя Тиридата!

Константину не потребовалось дальнейших разъяснений, чтобы понять гнев Диоклетиана. Уже много веков одна из самых неспокойных границ Римской империи проходила по реке Евфрат, где персидские цари готовы были воспользоваться любым осложнением, требующим присутствия римских легионов где-то еще. Когда Юлий Цезарь более чем три века назад проводил свои блестящие кампании в Галлии, Красс, получивший после консульства наместничество в Сирии, стремился поскорее разделаться с персами, чтобы умалить быстро растущую популярность Цезаря. Выступив из Сирии на восток, он нанес им удар в Каррах, но превосходство персидской кавалерии заставило его отступить. Когда Красс отходил, сохраняя боевой порядок, враги заманили его на военный совет и предательски убили, после чего его армия, оказавшись без вожака, была почти полностью уничтожена на равнинах в окрестностях Карр, что явилось одним из самых унизительных для Рима поражений.

Рим неоднократно предпринимал попытки упрочить восточную границу, но проходило несколько десятков лет, и снова там начинались схватки, граница смещалась то к востоку, то к западу — как кому повезет. При императоре Валериане, за несколько десятилетий до прихода к власти Диоклетиана, Армения — страна, лежащая к северу от Месопотамии и соприкасающаяся с самым восточным концом Эвксинского моря, — была захвачена персами. И только благодаря храбрости сторонников убитого армянского царя Хосрова был спасен его сын-подросток Тиридат.

Воспитанный как римлянин, Тиридат после победоносной кампании против персов возвратился в Армению и оказался очень популярным и способным правителем, укрепившим северо-восточную часть границы по Евфрату. Но теперь, когда этот бастион попал к персам, Константину не нужно было напоминать, что его следует отбить как можно скорее, прежде чем скифы из бескрайних северных степей, а возможно даже, и люди желтой расы с Востока хлынут сквозь проходы в горах Кавказа, чтобы угрожать плодородным равнинам и долинам Сирии.

— Царь Тиридат убит? — спросил Константин. Он никогда не встречался с армянским царем, но знал о его прекрасной репутации.

— По поступающим ко мне сведениям, не убит, но четкого знания обстановки у меня еще нет. Ходит даже слух, что Галерий с армией, которую я приказал ему собрать, уже движется к восточной границе.

— И оставил дунайскую незащищенной? — воскликнул в ужасе Константин.

— Даже мой зять не сделал бы такой глупости, надеясь при этом сохранить свой пурпурный плащ, — сухо молвил Диоклетиан. — Мне говорят, что он оставил ветеранов в достаточном количестве, чтобы обеспечить дунайские форты. Так что вряд ли, мне кажется, у готов достанет смелости переправиться через реку. Но как только мы соберем достаточно перевозочных средств, я пойду к Антиохии, чтобы быть поближе к восточному фронту.