Поручик Державин - Бирюк Людмила Дмитриевна Страница 20

Несколько дней он пребывал в состоянии совершенного безоблачного счастья. Устраивал пирушки, угощая друзей любимыми полковыми лакомствами — жженкой и шоколадным гоголь-моголем, сочинял всем хвалебные куплеты. Но повышение по службе повлекло новые заботы: теперь надо было думать, как прилично содержать себя. Гвардейскому офицеру полагалось иметь квартиру, собственную карету, не говоря уже о дорогом обмундировании. Державину уже дали в командование взвод, не мог же он появиться перед подчиненными в старом мундире!

Помог Неклюдов. Он ссудил Державина деньгами и подарил отрез дорогого сукна, из которого давно уже собирался сшить себе парадную военную форму, да все как-то недосуг было…

Через неделю Митя подыскал для друга недорогую квартиру в Литейном переулке, в доме молодой вдовы Нины Никитичны Удоловой, муж которой, бывший однополчанин Неклюдова, год назад погиб в бою с конфедератами.

Облачившись в офицерский мундир, сшитый лучшим полковым портным, натянув новые хромовые сапоги, ловко облегающие его стройные ноги, Державин явился на Литейный. Госпожа Удолова встретила его в черном траурном платье, держа в руках белый батистовый платочек с кружевной отделкой.

Хозяйка показала ему две комнаты покойного мужа — спальню и кабинет, полный книг. Все содержалось в идеальном порядке. О лучшем жилище Державин и мечтать не мог.

— Приходится самой изыскивать средства для жизни, — вздохнула Нина Никитична. — Хотя… не знаю, зачем она мне теперь?

— Сударыня, — растроганно ответил Державин, — поверьте, какой бы мрачной ни казалась ночь, утро непременно наступит!

Вдова искоса взглянула на него, светло-русого красавца, и смущенно опустила взор.

— Да вы поэт, господин Державин!

Он улыбнулся.

— Почти угадали… Грешен, кропаю стишки.

Нина Никитична вновь подняла глаза и спросила, не скрывая интереса:

— И в журналах печатаете?

— Господин Херасков был столь добр ко мне, что напечатал в своем альманахе отрывок из "Метаморфоз" Овидия в моем вольном переводе. Были еще кое-какие публикации в "Петербургском вестнике"…

— Прочтите что-нибудь!

— О чем бы вы хотели послушать?

— О любви…

"Все хотят о любви", — подумал Державин и окинул ее пристальным взглядом. Высокая, ладно сложенная шатенка была довольно свежа и красива, хотя и не слишком молода — лет двадцати пяти на вид. Карие глаза простодушно глядели на него из-под густых ресниц.

— Извольте, сударыня! — Он помедлил мгновение и стал читать:

Нина Никитична поднесла к глазам кружевной платочек.

— Что с вами? — тихо спросил он.

— Не знаю. — Она уже не скрывала слез. — Ваши стихи меня тронули!

Державин благодарно взял ее белую ухоженную руку и поднес к губам. Потом они ужинали вдвоем при свечах, мерцающих в начищенных медных канделябрах. Он читал свои стихи, а она ахала от восхищения и прижимала руки к груди. Разомлев от приятных впечатлений, Гавриил и не заметил, как стемнело. Идти в казарму было поздно…

С этого дня для Державина началась приятная, беззаботная жизнь.

Нина Удолова, или Нинон, как он ее ласково называл, расцветала с каждым днем. Черное платье было отправлено на дно комода, а молодая вдова теперь красовалась в ярких нарядах. Она стала для Державина всем: и усердной хозяйкой, и преданной поклонницей его стихов, и нежной любящей женщиной. Словно заботливая курочка, она укрывала его своими крылышками, ограждая от жизненных неурядиц. Когда однажды он признался, что собирается купить скромную подержанную коляску, чтобы ездить на службу, она без лишних слов подарила ему свою собственную новую карету.

— Тебе она нужнее, а я все равно сижу дома.

Нине Никитичне и впрямь некуда было ездить. В молодости она изредка бывала с мужем на приемах или в театре, основанном в Петербурге Иваном Шуваловым. Но сейчас она старалась не появляться в обществе, понимая, что ее положение было неопределенным. Однажды во время очередной упоительной встречи, когда Державин пребывал в совершенном восторге от ее женского обаяния, она вдруг спросила:

— Почему бы нам не обвенчаться, милый?

Словно ушат холодной воды вылили на голову поэта. Он никогда не думал о женитьбе, считая, что у них жизнь и так прекрасна. Чего еще желать?

Державин не был противником семейных отношений — сам вырос в крепкой благочестивой семье. Он искренне привязался к своей Нинон и был ей благодарен не только за поддержку и помощь, но и потому, что, живя с ней, привык к порядку и чистоте. С отвращением он вспоминал разгульный образ жизни, какой вел в Москве, шляясь по трактирам и игорным домам. Сейчас его совсем не тянуло убивать время в злачных местах. Он был вполне доволен жизнью. Утром усаживался в нарядную карету и отправлялся на службу, а вечером его ждал теплый дом, сытный ужин, книги, творчество, красивая женщина. Казалось, почему бы не узаконить их отношения? Маменька бы одобрила его выбор…

Но все-таки что-то удерживало Державина, не давало ему вразумительно ответить Нинон, которая трепетно ждала его ответа. Он молчал, не в силах сказать, что не может стать ее мужем по одной простой причине: он не любил ее… Привязанность, привычка, благодарность — это еще не любовь, а жениться без любви он не хотел. К счастью, ничего объяснять ему не пришлось. Нина и сама все поняла. Как-то сразу сникла, похолодела и отвернулась.

Когда забрезжил рассвет, Державин очнулся от тревожного сна и увидел, что ее нет рядом. Он понял, что ему тоже пора уходить. В раздумье подошел к столу, взял перо и написал на листе бумаги одно только слово: "Прости!"

Собрав свои нехитрые пожитки, он оставил рядом с запиской плату за квартиру, а во дворе — подаренную ею карету и пешком отправился в полк.

В сентябре 1773 года состоялось венчание цесаревича Павла с немецкой принцессой Вильгельминой Гессен-Дармштадтской. Невеста, принявшая православную веру и имя Наталья Алексеевна, была прелестна в серебристом платье, усыпанном бриллиантами. И все-таки она не смогла затмить красоту и величие своей свекрови, Екатерины Алексеевны! На государыне было русское платье из тяжелого пурпурного атласа, вышитое жемчугами. Голову императрицы украшала небольшая золотая корона, а с полных плеч ниспадала мантия из горностая.

Цесаревич Павел облачился в парадный мундир адмирала Российского флота. Глядя на сына, которому не исполнилось еще и двадцати лет, Екатерина с неудовольствием отмечала его поразительное сходство с отцом. Смерть Петра Федоровича навсегда отдалила Павла от матери. Цесаревич не без основания считал, что императрица незаконно захватила власть, лишив его престола, и, кроме того, он был уверен, что отец погиб от рук ее фаворитов.

На званом ужине Павел и его молодая жена сидели напротив государыни, а справа и слева от нее — Никита Панин и братья Орловы. Остальные гости разместились согласно иерархии: генералы, вельможи, иностранные послы и дипломаты. Все были оживленны и ели с отменным аппетитом, только Павел едва прикасался к еде, пребывая в глубокой задумчивости.

— Не пристало хмуриться в такой день! — через стол обратилась к нему Екатерина Алексеевна. — Чего не хватает вашему высочеству?

И услышала в ответ:

— Отца!

Словно ножом, полоснуло ее это слово. Она невольно оглянулась на гостей: те спокойно продолжали трапезу. Не успела императрица прийти в себя, как к ней наклонился доверенный слуга, шепнув: "Срочное донесение, ваше величество". И передал небольшой кожаный тубус. Екатерина открыла крышку и вынула письмо губернатора Оренбургской губернии: