Эрнст Питаваль - Голова королевы. Том 2 Страница 21

Теперь Мария уже не могла медлить с решительным шагом, так как это значило открыто признать себя соучастницей преступления. Однако вместо того, чтобы приказать арестовать Босвела, она распорядилась, чтобы Тайный совет начал следствие. По шотландскому праву, стороны должны были получить повестки за сорок дней до судебного заседания. Совет приказал, чтобы Босвел явился к 12-му апреля, но повестки были посланы всем только 23 марта, так что у Леннокса было всего четырнадцать дней, чтобы собрать улики против самого могущественного человека во всей Шотландии.

Босвел оставался в прежних чинах и должностях. По всему было видно, что процесс окончится оправданием Босвела и его местью обвинителям. Поэтому никто не решался выступить свидетелем.

Напрасно граф Леннокс опирался на законы страны, гласившие, что обвиняемый должен быть арестован, напрасно доказывал, что иначе никто не поверит в честный процесс.

Елизавета в новом письме предупреждала, что все государи мира отвернутся от Марии, все народы станут презирать ее, если она не поведет процесс с полным беспристрастием. Мария зашла слишком далеко, чтобы оглядываться назад. Она связала свою жизнь с Босвелом, она была вся в его руках и не могла уже ничего поделать. Да и непросто было арестовать его, когда он командовал всем эдинбургским гарнизоном.

Присяжные заседатели суда над Босвелом были все его приверженцами. 12 апреля обвиняемый появился перед судом в сопровождении 280 стрелков, тогда как солдаты заняли все площади Эдинбурга и встали около дверей суда. Босвел въехал в Эдинбург словно триумфатор, верхом на любимой лошади убитого, а обвинитель, граф Леннокс, должен был повернуть обратно от ворот, так как ему не позволили взять с собой в город более шести слуг.

Был прочтен обвинительный акт, и суд уже собирался отпустить Босвела, так как обвинитель не появлялся поддерживать обвинение, но вдруг выступил вассал графа Леннокса, который от имени своего сюзерена заявил протест против всякого оправдательного приговора по этому делу. Судьи ответили на этот протест молчанием, и под ропот народа граф Босвел был оправдан.

На радостях Мария подарила своему фавориту Дэнбар и дала право носить перед ней корону и меч. Леннокс и Мюррей вынуждены были бежать в Англию. Королевским указом все привилегии, данные прежде католическим церквям, были уничтожены, чем Мария надеялась снискать расположение протестантов Шотландии.

Теперь Босвел чувствовал себя достаточно крепко на ногах, чтобы потребовать награды за убийство — руки Марии. Мелвил был единственным человеком, отважившимся открыто предостеречь королеву от необдуманного шага, каким явилось бы ее замужество с человеком, которого весь свет считает убийцей ее покойного мужа. Все друзья Марии боялись мести буяна-лорда и говорили то, что он им приказывал. Да и самого Мелвила защитили от кинжала Босвела только мольбы и заклинания Марии.

Босвел стремился к цели со страстностью преступника, поставившего на карту свою голову. Он был уверен в согласии королевы на брак с ним и теперь надо было только обеспечить согласие знати. И последнего он добился с неслыханной смелостью и наглостью. Он пригласил самых знатных дворян королевства на ужин, устроенный в одном из кабачков Эдинбурга, и в конце пиршества объявил, предусмотрительно окружив дом стрелками, что Мария согласна вступить с ним в брак. Затем он предложил гостям подписать заготовленную заранее бумагу, в которой объявлялось, что лорды считают Босвела абсолютно невиновным в убийстве Дарнлея и находят его достойным супругом для королевы.

Растерявшиеся лорды подписали, и с этой бумагой в руках Босвел отправился к Марии, чтобы побороть ее нерешительность.

Королева колебалась, она понимала, что подписи добыты нечестным путем. Она умоляла Босвела потерпеть еще немного, но он был не такой человек, чтобы его могла провести женщина, сумевшая когда-то обмануть Мюррея.

— Я кровью купил тебя, — сказал он, — и во что бы то ни стало удержу тебя в своих руках. Ты моя!

— Я твоя, — ответила Мария. — Но ради меня и себя самого внемли голосу рассудка! Вся страна проклянет нас!

— Я смеюсь над всей этой добродетельной болтовней! Мария, лучше сразу ударить врага в лицо, чем тянуть и долго угрожать. Только смелости обеспечен успех, кто долго мешкает, тот дает основание подозрениям!

— Босвел, ты знаешь, что я люблю тебя и только и думаю о том, как бы сделать тебя счастливым. Но подумай и о том, что многое, на что смеешь дерзнуть ты, никогда не будет прощено мне. Мужчина может открыто проявлять свою любовь, но стыдливость и обычай приказывают женщине переждать по крайней мере обусловленный обычаем срок траура.

— И я должен ждать, — горько рассмеялся Босвел, — пока враги вытеснят меня из твоего сердца, пока ты станешь обращаться со мною, как с сумасшедшим, вроде Кастеляра?

— Босвел! — воскликнула она, побледнев. — Такое подозрение слишком оскорбительно. А между тем я думаю только о тебе! Будут говорить, что Босвел заставил Марию Стюарт принять его предложение…

— Так пусть говорят! — перебил ее Босвел. — Пусть скрежещут зубами и клянут меня! Ну и что!… Раз уж тебе требуется предлог, чтобы подчиниться моему желанию, то я дам тебе его. Я похищу тебя. Тогда вся вина падет на меня, тогда дело сложится так, что тебе останется либо судить меня, либо выйти за меня замуж… И в силу необходимости ты пойдешь на второе!

Мария изумленно взглянула на него. Как ни отчаянно смелым казался этот план, но он доказывал страстную любовь этого дикого человека, издевавшегося над всеми законами и управлявшего шотландской знатью словно укрощенной лошадью. Отважная решимость этого человека пробуждала в сердце затаенную любовь к приключениям и заставляла согласиться на этот смелый шаг, ведь до сих пор ему все удавалось, неужели же теперь она из пустого упрямства испортит все результаты его упорных стремлений?

Босвел сговорился с ней, что будет сторожить ее, когда она поедет обратно из Стирлинга. Затем уехал из Эдинбурга, чтобы подготовить вся для похищения. Графу Гэнтли, посвященному в тайну и предостерегавшему королеву, она сказала, что никакие уговоры не помогут — только смерть может удержать ее от исполнения данного слова.

Граф Босвел засел устроил засаду с тысячью всадников у моста между Стирлингом и Эдинбургом и, когда королева показалась в сопровождении свиты, состоявшей из двадцати человек, бросился к ней навстречу, приказал схватить и обезоружить Мелвила и Лэтингтона, схватил лошадь королевы за поводья и повел ее в Дэнбар, причем Мария даже не притворялась возмущенной или негодующей. Там он прожил с ней десять дней, а на одиннадцатый снова отвез в Эдинбург, правда, и теперь он опять вел лошадь на поводу, но его свита была безоружной в знак того, что теперь уже ни к чему пускать в ход насилие. Мария объявила, что простила ему и в вознаграждение за великие услуги, оказанные государству, возводит его в сан герцога Оркнея и предполагает выйти за него замуж.

Протестантский священник Джон Крайт отказался обручить влюбленную пару, в Тайном совете он назвал Босвела разбойником и прелюбодеем, а с церковной кафедры огласил, насколько страстно он презирает и проклинает такое супружество, и пригласил верующих пламенно молиться Богу, чтобы этот брак, затеянный против совести и права, не мог состояться.

Несмотря на это Крайт был вынужден присутствовать при бракосочетании, совершенном епископом оркнейским Адамом Босвелом.

На следующий день после свадьбы на дверях Голирудского замка был обнаружен плакат с надписью: «По народному поверью все злое брачуется в мае».

Все негодование, питаемое против Босвела, обрушилось теперь на Марию: у католической партии больше не было никаких оснований долее поддерживать монархиню, которая избрала себе в супруги рьяного протестанта и слепо повиновалась ему во всем, а старая ненависть протестантов обострилась еще больше благодаря этому безнравственному браку. Знать видела в Босвеле только счастливого авантюриста, домогающегося возможности стать тираном страны. И как только по стране разнесся слух о предполагаемой свадьбе, Мюррей, Мортон и Мейтленд, трое старых заговорщиков против Марии, рассудительно державшихся в последнее время в стороне от всех партий, начали свою работу. И на их призыв отозвалась вся шотландская знать, которая объединилась, чтобы очистить трон от такой государыни и её забрызганного кровью мужа.

Глава двадцатая

ЛАМБЕРТ

Сэррей обратился к мировому судье Кэнмора, чтобы навести справки о Брае, после того как Дэдлей дал ему слово, что ему ничего неизвестно о судьбе, постигшей Вальтера. Мировой судья обещал сделать все, что в его силах, в поисках исчезнувшего, но не мог подать никакой особенной надежды.