Артем Тарасов - Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль Страница 21

Однажды, выполнив очередное поручение, Анна Белль заглянула в библиотеку, где любил проводить время Геррит Браамкамп.

– Я только что от господина Франса ван дер Мина, дедушка Геррит! Как вы просили, я все ему передала.

– И что же он?

– Благодарил, жаловался на отсутствие денег и предложил написать ваш портрет, если вы согласитесь ему позировать.

– Вот еще! Терпеть не могу позировать художникам. Да и разве с меня можно писать портреты? Даже при его мастерстве я буду выглядеть ужасно! Мне надо подумать.

– Я так ему и ответила, дедушка.

– А он?

– Сказал, что в городе подорожали соль и табак.

– Ага! Это означает, что очередная картина нам обойдется дороже, Анна Белль. Но что я могу сделать, если этот господин ван дер Мин – гениальный портретист? Давай-ка взглянем еще разок на его работы, а потом решим, готовы ли мы принять его новые условия.

Анна Белль вслед за дедушкой вошла в гостиную, где висел портрет молодой женщины в роскошном серебристом платье с белыми манжетами, отороченными мехом горностая. Грациозность, с которой она держала в руке фарфоровую чашечку на блюдце, выдавала в ней особу утонченную и следящую за модой.

– Как ты думаешь, Анна Белль, что она пьет: чай, кофе или шоколад? – спросил Геррит.

– Вы хотите это узнать? – серьезно уточнила девочка.

– Мне хочется знать твое мнение. Картина написана больше десяти лет назад. Я думаю, что и сам маэстро ван дер Мин уже не вспомнит!

– Мне кажется, что это не шоколад. Вон на столике серебряный кувшин – очевидно, с горячей водой для чая или с кофе. Значит, в чашке не шоколад.

– Интересная догадка, Анна Белль!

– А как зовут эту женщину, известно?

– Да. Это портрет госпожи Мехтельд Мюльман, супруги известного негоцианта Яна Прангера. А вот, пожалуйста, он сам.

Я выкупил оба портрета, после того как заказчику они не понравились и он отказался заплатить. Ян Прангер на холсте был написан во весь рост. Импозантный господин в красном сюртуке поверх длинного жилета, расшитого по золотой парче красивыми узорами в голубых и синих тонах. На голове – седой парик и треугольная шляпа. – Видишь вензель «GWC» на скатерти, рядом с его левой ногой? – произнес Геррит. – Это название чартерной голландской компании, возившей торговые грузы в Вест-Индию – «Geoctrooieerde Westindische Compagnie». Господин Ян Прангер был директором этой компании и возомнил о себе невесть что! Только взгляни на него – ну никак не меньше величия, чем у барона какого-нибудь или даже члена королевской семьи! – Очень важный, – с улыбкой согласилась Анна Белль. – А его черный слуга с зонтиком совершенно замечательный! – Верно! А знаешь, почему господин Прангер отказался купить свой портрет? – Почему? – Посмотри внимательно: на его плечах пудра, рассыпавшаяся после того, как он неаккуратно напудрил свой парик! Видишь? – Так ведь это можно было закрасить! – рассмеялась Анна Белль. – Ну да! Попробуй сказать господину ван дер Мину, что на его законченной картине надо еще что-то закрасить или подрисовать! Маэстро знает себе цену – он наверняка не согласился, поэтому был таким раздраженным, когда я покупал у него эти портреты! – Я на минутку, дедушка! – проговорила Анна Белль и вернулась к портрету госпожи Мюльман. Геррит ушел вперед, качая головой и бормоча на ходу: – Как же! Так я и буду ему позировать! В мои-то годы! Тоже мне Рембрандт нашелся! Анна Белль между тем всмотрелась в женский портрет, и порыв ветра перенес ее прямо в комнату к супруге господина Прангера. Там витал аромат кофе.

– Извините меня, госпожа Мюльман, за вторжение! – присела в реверансе девочка. – Я Анна Белль, внучатая племянница Геррита Браамкампа. Мой дедушка просто хотел узнать, что вы пьете.

– Ужасную пакость! – вздохнула молодая женщина. – Мой муж привез этот напиток – кофе – из Вест-Индии и настаивает на том, чтобы все его пили! Он считает, что пить кофе теперь станет ужасно модно в Европе. А честно сказать, это такая несусветная горечь, просто гадость! Хотите попробовать?

– После ваших слов – не очень! – засмеялась Анна Белль.

Она вновь оказалась в гостиной особняка Браамкампа, а мадам Мехтельд Мюльман застыла на картине с чашечкой кофе в руке.

Анна Белль, сияющая и разгоряченная, вбежала в кабинет.

– Дедушка, дедушка, – прощебетала она, – госпожа пила кофе!

– Это ты… а, о портрете? Я тоже подумал – кофе. Вся Европа теперь пьет кофе по утрам! Господин Прангер другое пить жене не позволит.

– Мне не очень удобно это говорить, но господин ван дер Мин еще кое-что предложил…

– Что же?

– Он предложил написать мой портрет, – смущенно произнесла Анна Белль, – и просил передать вам, что в этом случае о цене можно не беспокоиться. Он будет согласен на ту цену, которую предложит господин Браамкамп.

– Вот мошенник! – возмутился Геррит. – Он же прекрасно понимает, что я не пожалею денег за портрет любимой внучки. Ну что за время наступило! Даже творцы опустились до уровня базарных торгашей…

– Что же ему ответить?

– А ты разве не поняла? Я согласен!

Анна Белль подошла к окну в библиотеке и распахнула его настежь…

На улице Амстердама дворник подметал мостовую. Острые крыши прижатых боками домов отражались в воде красной и серой черепицей; цветники на подоконниках, под ними торговые ряды с развешанным товаром – все это расположилось по выложенным из камня берегам каналов с горбатыми мостами и шлюзами, с лодками и яхтами на воде. А над каналами и домами в центре города возвышался грандиозный собор с золоченым куполом. Только он оставался неподвижным, а все вокруг замелькало и ускорилось в городе Амстердаме. Зеленые кроны деревьев неожиданно желтели, оголяясь под листопадом, покачивали голыми ветвями и через несколько секунд снова покрывались листвой.

Время летело невероятно быстро по направлению к вечности.

На знакомой площади осенними цветами только что опять выложили новую дату: 1770 год.

Анна Белль, проветрив комнаты, закрыла до этого настежь распахнутое окно. Очень скоро ей исполнится пятнадцать.

Детское пухлощекое личико на портрете в медальоне приобрело утонченный овал пятнадцатилетней девушки, взгляд стал более осмысленным, в нем уже нельзя было скрыть пытливый ум и проницательность.

Анна Белль вошла в свою комнату, посмотрела мельком на секретер и вздрогнула. Что-то привлекло ее внимание на картине, подаренной матерью. Неужели кровь?! Из глаз Мадонны по лицу и шее текли две тонкие струйки темно-красного цвета.

Анна Белль задохнулась от горя.

– Мама! Мамочка! – всхлипнула она и бросилась искать Геррита Браамкампа. – Дедушка… мама, моя мама умерла… – тихо произнесла девушка, найдя его в библиотеке.

– Что ты, Анна Белль, упаси Бог! Был гонец из Италии? Откуда ты можешь знать?..

Он не успел договорить – внучка в этот момент потеряла сознание и упала на ковер.

– Сюда! – закричал Геррит, и вбежавшие слуги склонились над Анной Белль.

К ее лбу приложили мокрый платок, дворецкий поднял ее на руки, отнес в спальню. Полежав немного, Анна Белль пришла в себя.

Взволнованный Геррит Браамкамп сидел рядом и вглядывался в белое как холст лицо внучки. Она открыла глаза, которые сразу же наполнились слезами.

– Анна Белль, маленькая моя, что случилось? Мы только на прошлой неделе получили письмо от Джейн. Ты сама читала. Там написано, что все идет хорошо. Матушка очень скучает по тебе и собирается приехать.

Девушка села на кровати, посмотрела на Геррита и чуть слышно произнесла:

– Пойдемте со мной, я покажу…

Они прошли к дальней части коридора и приблизились к страшной картине художника Питера Брейгеля Старшего «Триумф смерти».

Конечно, Джейн не появлялась в Амстердаме уже больше четырех лет, и это говорило о многом. Ей никак не удавалось вылечиться в Неаполе. Однако в письмах племянница никогда не жаловалась и всегда писала о хорошем самочувствии. Вот только протестовала, если Геррит спрашивал разрешения для Анны Белль поехать в Италию, чтобы ее навестить…

Питер Брейгель Старший. «Триумф смерти»

Анна Белль стояла перед картиной в белой ночной рубашке и босиком. Она указала Герриту на правый нижний угол полотна, твердо заявила:

– Вон там мама!

И, пристально рассмотрев ту часть картины, куда нацелился палец Анны Белль, Геррит Браамкамп остановился взглядом на фигуре женщины в красном платье и черной накидке на голове. Скелет, олицетворявший смерть, держал ее за талию, а она пыталась вырваться из его костистых рук. Напротив за тремя крышками гробов с крестами находилась огромная толпа других скелетов, наблюдавшая за этой сценой пустыми глазницами черепов. Ужас, присутствовавший в этом шедевре Брейгеля, был почти осязаемым. Торжество смерти вновь коснулось семьи Анны Белль.