Николай Алексеев - Игра судьбы Страница 21

— Нет, отчего же? Я вполне верю, — поспешно успокоила его Свияжская. — Но не могу понять, при чем тут я?

— Видите ли… Я давно попросил бы руки Ольги Андреевны и, может быть, уже был бы счастливейшим из смертных, но не сделал этого, так как боюсь получить отказ. Это было бы ужасно! Так вот я и хотел спросить вас, так, дружеским образом, могу ли я отважиться на это сватовство?

— Да! Я думаю, можете, — серьезно смотря на князя, медленно ответила Надежда Кирилловна.

— Да? — воскликнул князь, с сияющим видом вскочив со стула. — Стало быть, я могу надеяться? Стало быть, могу признаться Ольге Андреевне?

— Будьте хладнокровнее, князь, и сядьте! Видите ли, что: я ведь, собственно, в этом деле — сторона, я мачеха, а не родная мать, и решение судьбы Ольги не зависит от меня. Признаваться Ольге я бы вам не посоветовала…

— Но как же?

— Дело в том, что, в сущности, если бы даже она и охотно приняла ваше предложение, все зависит от согласия на этот брак Андрея Григорьевича. Право, вопрос в том, нравитесь ли вы Ольге или нет, значит здесь менее всего: будет так, как решит ее отец. Я вам и советую поговорить с ним, а я, со своей стороны, обещаю вам поддержку, так как лично сочувствую этому браку.

Дудышкин совсем расцвел. Он, как и все, знал, какое влияние имеет Свияжская на мужа, и теперь считал успех сватовства почти обеспеченным.

— Ах, как я счастлив, как счастлив! Благодарю вас, благодарю! — бормотал он, кидаясь целовать руки Надежды Кирилловны.

— Да вы погодите радоваться, сперва поговорите с Андреем Григорьевичем.

— На днях, на днях поговорю… Как я рад! Моя жизнь как бы озарится новым светом, я стану счастливейшим из смертных! — И князь стал продолжать в том же напыщенном роде.

Надежда Кирилловна рассеянно слушала его, по-видимому, весьма усердно углубившись в размышления.

Через несколько дней после этого разговора князь Дудышкин явился к Свияжским в полной парадной форме, прилизанный, нарумяненный, напомаженный и просил доложить о себе Андрею Григорьевичу. Он был тотчас же принят. Несколько времени спустя в кабинет мужа прошла и Надежда Кирилловна.

Ольга Андреевна заметила торжественный вид князя, видела, как он прошел в кабинет отца, и ее сердце захолонуло.

«Неужели уже?.. Так скоро… Боже! Если так, пошли силы!» — подумала она бледнея, а затем прошла в свою комнату, упала на колени и стала горячо молиться.

После молитвы она почувствовала себя окрепшею духом и стала ждать, не позовут ли. Прошел час. Однако ее не звали. Она стала уже успокаиваться, думая, что ошиблась в своем предположении, когда вошла камеристка и доложила:

— Батюшка вас изволят просить к себе.

Ольга пошла к отцовскому кабинету трепещущая, бледная, но полная решимости.

Когда она пришла к отцу, князя уже не было. Он ушел за несколько минут перед этим чрезвычайно довольный, сияющий: его предложение было принято; с Ольгой должен был переговорить сам Андрей Григорьевич.

Отец встретил ее ласковой улыбкой.

— Садись-ка, дочурка; надо нам с тобою потолковать, — сказал он, указывая на кресло.

Надежда Кирилловна с веселым и многозначительным видом кивала ей головой. В ее глазах сверкали искорки. Ольга села в напряженном ожидании.

— Вот что, милочка, — заговорил отец. — Ты знаешь, что счастье твое и Николая мне дороже своего, и я неустанно забочусь о том, чтобы сделать вас счастливыми. С Николаем еще много дела, надо на дорогу его вывести. А пока черед за тобою. Ты уже девушка в возрасте, пока тебя и пристраивать. Женихов много, слов нет, да все щелкоперы, ветрогоны, либо гольтепа, вроде вот этой армейщины Назарьева. Кстати, — вдруг обратился Свияжский к жене, — чего он к нам так повадился? Совсем лишнее знакомство.

При этом нелестном отзыве о Назарьеве Ольга покраснела до корней волос. На выручку ей явилась мачеха.

— Что же? Отчего ему не бывать у нас? — ответила она суховато. — Он человек из общества, хоть и армеец. Само собой, он был бы очень незавидным женихом, так как беден, не родовит, но это очень милый молодой человек.

Слова мачехи болезненно отдавались в сердце падчерицы, в то же время и старик не ожидал такой отповеди от жены и опешил.

— Да, оно конечно… Я же ничего… Пусть ходит, я только вообще, — пробормотал он, а потом принял прежний торжественный тон: — Так я говорю, женихов много, но все же выбор невелик. Брак, это — перелом жизни, здесь очертя голову нельзя поступать.

— Я вовсе не хочу замуж, — чуть проронила дочь.

— Все девушки так говорят! Знаем мы вашу сестру! Полно, полно! — хихикнул Андрей Григорьевич и продолжал: — Памятуя свои отеческие обязанности и всегда зная, что придется перед Всевышним давать ответ, сотворил ли благое для своих детей, я неустанно стремлюсь найти человека, который мог бы создать истинно счастливое замужество моей дочери. И такого человека я нашел. А так как этот препорядочный и благородный господин посватался за тебя, Ольга, то я дал ему свое согласие и готов благословить ваш союз родительским, навеки нерушимым благословением.

Свияжский помолчал. Ольга сидела безмолвная, бледная как полотно. Надежда Кирилловна улыбалась.

Видя это, Андрей Григорьевич счел долгом пояснить свои слова:

— У меня просил твоей руки князь Семен Семенович Дудышкин, и я принял предложение.

Молодая девушка поднялась с кресла. Ее глаза были сухи и лихорадочно блестели.

— Я не люблю князя, — сказала она каким-то не свойственным ей, металлическим голосом.

— А разве я тебя об этом спрашивал? — насмешливо улыбаясь, спросил отец.

— Я не люблю князя, а потому… замуж за него ни за что не пойду! Ни за что! — вырвалось у Ольги истерическим воплем.

— Вот как? — прошептал старик, и его тонкие губы побелели. — Вот как? — повторил он. — Ну, это мы увидим, как-то ты не пойдешь.

— Батюшка! — вдруг кинулась Ольга перед отцом на колени. — Не делайте меня несчастной, не невольте. Я не люблю князя. Он мне противен, гадок…

Но сердце Андрея Григорьевича было далеко не из чувствительных.

— Встань, глупая, — проговорил он, холодно глядя на дочь. — Тебе бы радоваться надо. Прекрасная партия. Всякая другая на твоем месте…

— Ну и пусть всякая другая, — прервала молодая девушка, вставая. — А я не пойду! Хоть режьте!..

Ее голос звучал твердо, суровая складочка прорезалась между бровей.

— Олечка! Ведь папа заботится только о твоем счастье, — с притворной нежностью сказала мачеха.

— Не надо мне такого счастья. Замуж за Дудышкина? О! Да никогда, никогда!

— Против моей отцовской воли не посмеешь идти, — сурово проговорил старик. — Не послушаешься добром, так можно ведь и покруче с тобой.

— Делайте что хотите. Я брошусь в ноги государыне, буду молить о заступничестве. Я князю прямо в лицо скажу, что ненавижу его.

— Ладно, ладно, — остановил ее отец. — Можешь говорить что хочешь, а все-таки этой свадьбе быть. Ну, прочь с глаз, непокорная дочь! — крикнул он, вскочив и топнув ногой. — Да глупости свои брось, а не то! — И он погрозил ей кулаком. — А не то я на тебя власть найду. Убирайся!

Ольга, шатаясь, вышла, прошла в свою комнату, упала на постель лицом в подушку и беззвучно зарыдала. Впервые жизнь показалась ей чем-то невыносимо тягостным, ужасным по своей беспощадности, и она чувствовала себя бессильной, беззащитной перед грозою, разразившеюся над ней.

Чуть слышно до нее донеслись звуки голосов из гостиной. Ольга прислушалась и узнала голос Кисельникова. Она пересилила себя, вымыла лицо, чтобы скрыть следы слез, и вышла в гостиную, предварительно набросав следующую записку:

«Родной мой! Князь просил руки. Отец меня принуждает. Я сказала, что ни за что не выйду за князя. Молись, чтобы Господь дал силы вынести испытание. Помни одно, сердце, свет мой: женой Дудышкина я не буду. Любимый мой! Целую несчетно. Твоя Ольга».

Александр Васильевич, взглянув на молодую девушку, понял, что случилось что-то неприятное, но не подал виду, так как в гостиной сидела Надежда Кирилловна. Его немало удивило то обстоятельство, что мачеха, в противоположность падчерице, была чрезвычайно весела.

Ольга Андреевна спокойно поздоровалась с Кисельниковым, постаралась принять участие в разговоре и даже настолько овладела собой, что предложила гостю сыграть в меледу [8], а когда он согласился, она якобы с интересом снимала и надевала колечки на дужку: только легкое дрожание пальцев выдавало ее волнение.

Надежда Кирилловна посидела еще некоторое время, а потом, вероятно, соскучивщись, удалилась, предоставив падчерице занимать гостя.

Этого только и ждали Кисельников и Ольга. Меледа была тотчас же забыта.

— Что с вами, Ольга Андреевна, вы чем-то расстроены? — тихо спросил Александр Васильевич.