Евгений Федоров - Наследники Страница 21

Никита наслаждался банным теплом. Нежился на полках под мягким веником, вздыхал и шептал блаженно!

— Дух-то какой, больно хорош!..

Селезень услужливо вертелся подле хозяина, намыливал его да парил. Одевая Никиту в предбаннике, приказчик вдруг захохотал.

— Ну что, как черт в бучиле, загрохотал? — удивленно уставился в него хозяин.

— Да как же! Ловко-то мы башкирцев обтяпали! — с довольным видом ощерился холоп. — А не грех это?

— Ну, вот еще что надумал! — отозвался Никита. — На том свет стоит: обманом да неправдой купец царствует! — цинично закончил он и, взяв жбан холодного квасу, стал жадно пить.

6

Первые русские поселенцы появились в Зауралье в семнадцатом веке. Перевалив Каменный Пояс, через нехоженые дремучие леса предприимчивые, сметливые искатели выбрались на широкую сибирскую долину, где среди дубрав, на берегах рек понастроили острожки, селения и монастырские обители. Так возник Далматовский монастырь, возведенный усердием охочих людей над красивой излучиной на левом берегу Исети.

Четко выделяясь на голубом фоне неба, и поныне грозно высятся на высоком юру величавые зубчатые стены каменного кремля, закопченные дымом башни и бастионы.

По глухим горным тропам, по еле приметным лесным дорогам шла сюда бродячая Русь: завсегдатаи монастырей, скитальцы-странники, бездомная голытьба — гулящие люди, беглые холопы. Окрест монастыря по долинам рек появились слободки и деревеньки. Край простирался тут привольный, плодородный, но жилось по соседству с Ордой беспокойно и хлопотливо. Избенки были отстроены из осинника, корявой ели, наскоро покрыты соломой, а то и дерном. Маленькие, слепенькие окошечки затянуты пузырем, кой-где слюдой. Люди тут жили тесно, скученно, но сытно и вольно. В скором времени у слободки над Исетью отстроили острожек Шадринск, для сбережения его от бродячих орд обнесли деревянным тыном, рогатками и окопали глубоким рвом. За Шадринском возник Маслянский острожек. Вокруг новых городков опять выросли села и деревни, населенные свободными землепашцами. Жили тут мужики, не зная кабалы, отбиваясь от набегов Орды и рачительно распахивая тучные земли.

Задумав строить Кыштымский завод, Никита Акинфиевич Демидов и обратил свои взоры на этот нетронутый край. В зиму 1756 года тагильский заводчик съездил в Санкт-Петербург, добился свидания с царицей и своими прожектами увлек ее. В 1757 году, по указу правительствующего сената, приписано было к новым демидовским заводам еще семь тысяч душ государственных крестьян, никогда не знавших барского ярма и живших по отдаленным селам Зауралья. В числе других сибирских сел к Кыштымскому заводу приписали и Маслянский острожек с прилегающими к нему селами и деревнями. По сенатскому указу предполагалось, что приписные должны были отработать лишь подушную подать — рубль семь гривен в год. Еще петровским указом была определена поденная плата приписным мужикам за их работу: пешему рабочему за долгий летний день — полгривны, конному — гривенник.

В день Еремея-запрягальника, в страдную пору, когда ленивая соха и та в поле, в Маслянский острог приехали приказный и демидовский приказчик с нарядчиками. В прилегающие села и деревеньки полетели гонцы с повесткой прибыть всем мужикам и выслушать сенатский указ.

После обедни староста согнал крестьян к мирской избе, и приказный объявил им:

— Ну, радуйтесь, ребятушки, больше подать царице платить не будете! За вас Демидов заплатит. А вы должны, братцы, свои подати на демидовском заводе отработать. К заводу, во облегчение вам, и приписываетесь вы, ребятушки!

Не успел приказный рта закрыть, заголосили бабы, недовольные крестьяне закричали:

— Это еще чего захотели: мы землепашцы, привыкли около землицы ходить! Нам заводская работа несподручна. Не пойдем на завод!..

Рядом с приказным стоял демидовский приказчик Селезень. Этот крепко скроенный мужик, одетый в суконный кафтан, в добрых козловых сапогах, по-хозяйски рассматривал крестьян. «Ничего, народ сильный, могутный, — прищуренными глазами оценивал он приписываемых. — Свежую силу обрел наш Никита Акинфиевич!»

Приказчик нагло шарил взором: нравилось ему, что мужики обряжены были по-сибирски — в крепкие яловичные сапоги, в кафтаны, скроенные из домашнего сукна. «Это не расейские бегуны в лапоточках да в холщовых портках».

Заслышав гул недовольства в толпе и бабий плач, Селезень нахмурился:

— Ну, чего взвыли, будто на каторгу собрались! Эка невидаль отработать рубль семь гривен!

— Подати мы и без того исправно казне правим, а в холопы не пойдем! Как же так, братцы? В ярмо нас хотят запрячь.

— Не быть тому! Не пойдем на завод, пахота ждет! — закричали в народе.

Селезень вытянул шею и пристально разглядывал толпу. Среди волнующегося народа он заметил коренастого парня с веселыми глазами. Ткнув в него пальцем, приказчик крикнул:

— Эй, малый, поди сюда! Больно ты шебаршишь!

Парень не струсил, не опустил глаз под угрозой. Он протолкался в круг, сдержанно поклонился.

— Ты что ж, милый, народ мутишь? Как звать? — вкрадчиво спросил Селезень.

Улыбка сошла с лица парня, он степенно отозвался:

— Зовут меня Иваном, а по роду Грязнов. А то, что селяне кричат, — справедливо. Суди сам, коренные пахари мы, к заводской работе несвычны.

— Верно байт парень! — загудели в толпе.

— Цыц! — топнул ногой приказчик, и глаза его гневно вспыхнули. — Сам знаю о том, но завод надо ставить, а кто против этого, тот против царицы-матушки.

— Да нешто мы против государыни идем? — высунулся из народа сутулый старик. Опершись на костыль, он сумрачно разглядывал демидовского приказчика. — Да ты не горячись! Мы на своей земле стоим. За нами мир, а ты сам кто? Что коришь нас и обзываешь возмутителями? От века свой хлеб едим. — Жилистые руки задрожали, он огладил седую бороду. — И ты, приказный, много воли ему даешь! — обратился он к чиновнику.

— Мое дело маленькое: прочел вам указ свыше, да и в сторону! — увильнул приказный. — Не послушаетесь, что прописано, солдат нашлют! Глядишь, дороже обойдется! — По его губам прошла ядовитая ухмылочка.

Демидовский приказчик снова обрел осанку, уверенность.

— Завтра на заре собирайтесь в путь да хлеба поболе берите, чать свои харчи будут. Вот и весь мой сказ… А тебя, голубь, примечу, — повел он глазами в сторону Ивана. — На словах остер, посмотрим, как в деле будешь!

— Теперь, братцы, по домам торопитесь, сборы чтоб короткие! — предложил приказный, вместе с Селезнем прошел среди раздавшегося народа и скрылся в мирской избе.

Грязнов скинул гречушник, встряхнул головой.

— Ну и пес! Ну и варнак! — бросил он вслед приказчику.

Кручинясь о внезапном горе, крестьяне стайками выбирались из острожка и расходились по дорогам. Над обогретыми вешними полями звенели жаворонки, над мочажинами дымком вились комариные толкунчики: земля ждала пахаря.

А пахарь так и не пришел.

В страдную пору демидовские нарядчики оторвали крестьян от пахоты и обозом погнали за многие версты к приписному заводу. С тяжелым сердцем шли мужики сибирским простором, шли через привольные сочные луга и плодородные земли. Ссыхалась пашня под вешним солнцем, ждала хозяина, а хозяин, проклиная долю, тащился на чужую работу.

Голодные, истомленные, приписные крестьяне после долгого пути наконец добрались до завода.

Тут и началась демидовская каторга…

Широко размахнулся Никита Акинфиевич на новой земле. Среди гор он одновременно строил два завода: Кыштымский и Каспийский. Огромный богатый край подмял под себя Демидов, закрепил его за собой межеванием, а на лесных перепутьях и дорогах выставил заставы. Башкиры навечно лишились не только земель, но и права лесовать в родных борах, щипать хмель и опускать невод в озера, по берегам которых испокон веков кочевали их отцы. Как только отшумели талые воды и подсохли дороги, прибыли они к Демидову за обещанным. Почтенные старики мечтали о красных кафтанах, а оголодавшие за зиму ждали угощения. Никита Акинфиевич сам встретил кочевников и провел их в обширные кладовые. Там на стенах висели красные халаты, любой из них просился на плечи. Башкиры обрадовались, кинулись к одежде, стали примерять, прикидывать, который покрасивее.

— Добры, добры, бачка, кафтаны! — хвалили их старики и прищелкивали языками.

— Отменные халаты! — Никита, взяв из рук кочевника одежду, тряхнул ею перед глазами. Как пламень, вспыхнул, заиграл красный цвет. Башкиры от восхищения прижмурили глаза. А Демидов продолжал нахваливать: — Как жар горят! И в цене сходны: по шесть рублей халат.

Старик-башкирин протянул руку за подарком.

— Э, нет! — не согласился Демидов и повесил халат на стенку. — Эта одежда только за наличные.

Ахнуть башкиры не успели, как кафтаны уплыли из рук: демидовские приказчики быстро поотнимали их и попрятали в сундуки.