Северный лес - Дэниел Мейсон Страница 21

Джорджа был обставлен скудно; с тех пор как в нем жил священник, ничего не изменилось. С каминной полки на Элис, совсем как в детстве, взирало строгое лицо старика. По соседству стоял семейный портрет: священник посередине, по бокам – сын и давно умершая жена. На стене была полка с книгами, на столе – тарелки, грязные стаканы и снова книги. Элис гадала, нет ли среди них труда Джорджа о кактусах, который он так им и не показал.

Но ей не хотелось откладывать то, чему предстояло произойти.

Вместе они поднялись по скрипучим ступеням на второй этаж. В спальне она подняла руки, чтобы он снял с нее рубашку, и расстегнула пуговицы у него на воротнике.

Грудь и плечи у него были удивительно крепкими для мужчины, так плохо управлявшегося на ферме. Она позволила ему стянуть с себя юбки, затем помогла ему с завязками на штанах. Они стояли лицом к лицу. Она заметила темноту своих рук, белизну грудей, треугольник обгоревшей кожи над ними.

– Сегодня они человеки, – тихо сказала Элис. Джордж озадаченно взглянул на нее, видимо не помня ту свою фразу, но она лишь улыбнулась. Затем погладила его по щеке, по плечу, а он обхватил ее руками за бедра и притянул к себе.

Наутро Джордж вызвался проводить ее до дома, чтобы защитить от волков и горных львов. Элис рассмеялась:

– Но их истребили охотники. – Ведь боялась она Мэри.

– Не всех, – ответил он и подмигнул.

Она взяла его за руку. Но спустя четверть мили сказала, что дальше пойдет одна.

– Когда я увижу тебя снова? – спросил Джордж.

– О боже… – сказала Элис, предвидя множество преград. Но она чувствовала себя такой молодой! Кожу приятно покалывало, словно она только что вышла из реки. – У тебя нет еды. Вечером я принесу тебе ужин.

– Один поцелуй!

– Только быстро!

Когда они попрощались и Элис пошла дальше, она велела себе не оборачиваться, зная, что он смотрит ей вслед. Она обернулась:

– Иди домой!

В ее походке появилась упругость. О, она та еще распутница! Оправившись от первоначального удивления, она показала себя искусной любовницей, а после третьего захода этим утром, когда Джордж рухнул в изнеможении, торжествующе рассмеялась и притянула его поближе.

Но теперь, подходя к дому, она возвращалась к действительности. Где-то внутри была Мэри. Как бы хорошо она ни знала сестру, как бы часто они ни ссорились, такого разрыва еще не было. В душе Элис боролись противоречивые чувства: радость, внезапный стыд, гнев на Мэри из-за того, что ее счастье омрачали сожаления.

Элис прошла в дом через переднюю дверь, ожидая увидеть Мэри в кресле-качалке, но в гостиной ее не было. Кухня тоже пустовала, а постель наверху была аккуратно заправлена, словно в ней никто не спал. Старый запах дома не вязался с запахом Джорджа, пота и сидра, исходившим от ее кожи. Нет, последствия ее действий были куда масштабнее, чем она воображала. К прежней жизни уже не вернуться. Она скажет об этом Мэри и будет надеяться, что та поймет.

Тут внимание Элис привлек стук, доносящийся с холма. Она подошла к окну и раздернула занавески. С яблонями что-то произошло, и Элис лишь спустя несколько мгновений поняла что. В одном ряду сада и в половине другого свет падал иначе, сам сад выглядел как недостриженная овца, а в том месте, где кончались срубленные деревья и начинались те, что еще стояли, орудовала топором ее сестра.

Вскрикнув от ужаса, Элис сбежала по лестнице и бросилась в сад, под ногами у нее хрустели ветки, стволы валялись, как поверженные бойцы, в воздухе висел аромат раздавленных яблок, всполошенные птицы разлетались в разные стороны, возмущенно щебеча.

– Мэри! – кричала она. – Мэри! Нет!

Но Мэри все не оборачивалась, и Элис поспешила к ней, со слезами моля о прощении, обещая, что никогда больше не увидится с Джорджем Картером, что любит ее больше всего на свете, что они будут вместе до самой смерти. Наконец она добежала до сестры. Мэри обернулась и одним взмахом повалила ее, и единственным звуком, нарушившим тишину, был короткий возглас удивления.

– Они не для сидра, – сказала Мэри, оставшись одна среди погубленных яблонь. Птицы вернулись и прыгали теперь между щепок и пней. Элис лежала на спине, ее руки покоились по бокам от туловища, а ноги были скрещены под странным углом, как у прилегшей отдохнуть пастушки.

Бесконечно долго Мэри не двигалась с места. Время стало податливым, словно было даровано ей в изобилии, словно она могла оставаться в саду вечно, неподвластная смерти. Так прошел день. Тени от одного ряда деревьев отхлынули от нее, тени от другого ряда поползли вверх по ее ногам. Она сидела, не выпуская топор из рук. На закате из леса вышли олени, поглядели на нее, ускакали прочь. На руку ей сел красный жук, пополз по коже, затем, достигнув рукава, улетел. Мэри взглянула на каменную стену, которую сложила своими руками, потом на сестру. Ей хотелось сказать что-нибудь, но она знала, что молчание, которое последует, будет нестерпимым. Над раной закружили мухи, и она отогнала их своим чепцом.

Спустилась ночь, а Мэри все не сходила с места и лишь на рассвете, когда в переднюю дверь постучали, вышла из забытья.

Разумеется, прийти к ним мог только один человек. Мэри встала, стряхнула с себя щепки с опилками, вошла в дом через заднюю дверь и остановилась у зеркала, чтобы поправить прическу и проверить, не забрызгана ли кровью. Как обычно, ей показалось, что она смотрит не на себя, а на сестру, и сперва ей пришло в голову, что она могла бы занять сестрино место в объятьях этого мужчины, а затем – что она могла бы вернуться за топором и разделаться с ним окончательно. Но, отворив дверь, она увидела перед собой не Джорджа Картера, а сына оукфилдского пекаря, привязавшего лошадь к столбу перед домом и протягивавшего ей письмо. Это для Элис, сказал он, от мистера Картера, и Мэри поблагодарила его, а когда он уехал, дрожащими пальцами вскрыла печать и прочитала, что Джордж всегда будет любить ее, но он закоренелый холостяк, которому уже поздно менять свои глупые привычки. Пожив в здешних краях, он понял, что фермерство не для него. Когда она прочтет эти строки, он уже будет на пути в Бостон. Весной или летом он вернется, так как надеется найти применение старому дому своего отца. Они могли бы повидаться.

Он не звал ее с собой в Бостон.

Мэри оставила письмо на столе, затем сложила его, словно опасаясь, как бы Элис не увидела, что там внутри. Ее переполняла любовь к сестре и в то же время облегчение, что она избавила Элис