Эмма Донохью - Запечатанное письмо Страница 22

Гарри одним движением погасил лампу, вернулся к кровати, но не лег. Его душила ярость. Он сел на край кровати, уставившись в темноту.

«Разве ты не получила мою телеграмму?» — задал он ей естественный вопрос. «Конечно», — сказала она своим мелодичным голосом. И внезапно его осенило, что она солгала. Существует лишь одно объяснение, которое соответствует фактам. Он должен признать: Хелен любит дочерей. Если бы умирал Гарри, она могла бы спокойно сидеть в гостях и отпускать свои сомнительные шуточки, но телеграмму о болезни дочери она никогда не проигнорировала бы. Следовательно, она ее просто не получила, но сочла нужным сделать вид, что получила. Потому что вечером ее не было в доме мисс Фейтфул на Тэвитон-стрит. (Гарри нашел ее адрес в справочнике, пока посыльный ждал, почесывая в затылке.)

В голове у Гарри гудело. Теперь все сходилось. Значит, Хелен была где-то в другом месте. С кем-то другим.

Его охватило гневное презрение. Он неподвижно смотрел в темноту, чувствуя, что ему жжет глаза, будто они лишились влажной пленки.

За завтраком супруги едва прикасались к еде и говорили только о Нелл. О том, как она выглядела вчера, когда болезнь только началась; о признаках болезни, которые они должны были заметить; о распространившейся вокруг инфекции; о влиянии загрязненного воздуха Лондона. Снова пришел доктор, прописал разные лекарства и уверил их, что сегодня жар спадет.

Ломая свой тост на крошечные кусочки, Гарри поражался тому, насколько легко ему дается нормальный тон. Ему даже пришло в голову, что они с Хелен и разговаривают и выглядят обычными, нормальными супругами. Все-таки супружество, скорее всего, привычка, думал он и вспоминал о том доме на Бейсуотер, о котором он недавно рассказывал дочерям: идеально совершенный фасад, а за ним с лязгом и грохотом проносятся поезда.

Нельзя сказать, чтобы он никогда не думал о том, что Хелен может кем-то увлечься. На Мальте она быстро усвоила континентальный стиль поведения жен и всегда появлялась в сопровождении целого эскорта офицеров или штатских ухажеров. Но это делалось настолько открыто, что ее ухажеры не вызывали у Гарри ревности. Ей было скучно, и она предпочитала его обществу окружение более молодых и галантных мужчин: что в этом такого? Порой, когда он был свободен от службы, в глаза ему бросались незначительные отступления молодых людей от правил приличия; обычно он не придавал им значения, но иногда, если они могли стать причиной для осуждения, мягко указывал на них Хелен. И хотя она изображала удивление, однако меняла поведение. Единственное, в чем он ее подозревал, — это в кокетстве. Игры и позы: он понимал, что если реагировать на них серьезно, то он попадет в ее ловушку.

Обсудив состояние Нелл, они умолкли, и Хелен потянулась за свежим номером «Телеграф».

Гарри с укором покачал головой:

— Ты ведь читаешь только рекламные объявления.

— Но это самое интересное! — Хелен выхватила у него и развернула газету.

Это вызвало смех у Нэн, рот которой был набит едой.

А у Гарри — приступ гнева. Где была Хелен вчера? И с кем? Она возвратилась в Лондон всего несколько недель назад; неужели успела завести отношения, которые во времена его юности называли «преступной связью»?

— Очевидно, я не одинока в своих вкусах, — сказала Хелен, — если четыре первые страницы заняты рекламой. Послушай, например, вот эту: «Леди, прибывшая в Лондон из Бедфорда мидлендовским поездом вечером 4-го числа текущего месяца, выражает желание увидеться с джентльменом, который любезно поделился с ней содержимым своей корзинки с ланчем».

— Не уверен, что это объявление стоило читать в присутствии… Нэн, — заметил Гарри. Он хотел сказать, в присутствии девочек, но Нелл еще в постели. Спускаясь по лестнице, он слышал ее хриплый кашель.

— А почему, папа? — с любопытством спросила Нэн. — Что было в этой корзинке?

— По моему скромному мнению, ничего страшного, — ответила Хелен и перешла к следующему объявлению: — «Мэри Энн все равно едет домой. Вы находитесь под влиянием иллюзии». Или вот еще, Нэн, более драматичное объявление, но, должно быть, здесь кроется какой-то шифр: «Голубка со сломанным крылом умрет, если Журавль не защитит ее от врагов».

— Какой шифр, мама?

— Возможно, убийцы что-то замышляют.

— Довольно! — взорвался Гарри. — Ты хочешь, чтобы ее опять мучили кошмары? — Он потянулся к газете и заметил, что его рука дрожит. За многие годы он не раз ловил жену на маленьких женских хитростях, уловках и недомолвках, но открыто она никогда ему не лгала — до вчерашнего вечера: «Мисс Ф. попросила меня остаться на обед с ее родителями».

— Может быть. Говорят, кошмары прочищают мозг вроде слабительного, — сказала Хелен, метнув в него стремительный взгляд, подобный выпаду рапиры.

— А что значит слабительное? — спросила Нэн.

— Ну прекрати. Ты знаешь, что не стоит обращать на маму внимание, когда она начинает нести вздор, — сказал Гарри, так туго складывая газету, что страницы ее сморщились.

Он поднялся наверх проведать Нелл. Ему сказали, что полчаса назад она попросила пить, но опять заснула, не дождавшись, когда сиделка вернется со стаканом воды. У нее бледное лицо с пятнами яркого румянца на щеках.

Вернувшись в свой кабинет, он сел писать письмо брату.

«Дорогой Уильям…

Дорогой Уилл!

Я был бы очень рад, если бы ты смог приехать в Лондон. Я очень обеспокоен и хотел бы поговорить с тобой…

Мне нужен твой братский, но бесстрастный совет… Кажется, случилось нечто такое…

Произошло нечто такое, что меня волнует и тревожит…

Любовь (он зачеркнул это слово)… Произошло нечто такое, что вызывает во мне…

Произошло нечто, заставляющее меня подозревать мою жену в том, что ее поведение…

Я подозреваю мою жену…»

Нет, это невозможно. Слова «десерт не может продолжаться целых три часа», вплетенные в текст письма и отправленные на Гибралтар, будут восприняты как бред сумасшедшего.

Генерал Уильям Кодрингтон ответит из Гибралтара со смущенной теплотой: «Думаю, старина, тебя слегка заносит. Видно, у тебя слишком много свободного времени? Да, служба на половинном жалованье хоть кого сведет с ума…»

Гарри порвал черновик на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину в форме слоновьей ноги.

Поделиться с сестрами? Тоже нельзя. Джейн живет в Лондоне, так что он может поговорить с ней с глазу на глаз, но что он ей скажет? Она никогда не одобряла Хелен и, услышав его смутные и голословные предположения, только расстроится.

Нет, обсуждать этот предмет с членами семьи, не имея никаких доказательств, — только смущать их. К тому же Гарри требуется не сочувствие, а нить, которая выведет его из этого лабиринта. Ему нужен человек, который уже понимает его положение; человек, который поможет ему решить, является ли то, о чем он догадался в темноте прошлой ночи, результатом паранойи или подлой правдой.

— Дорогой адмирал! Как приятно снова увидеться с вами после стольких лет! — восторженно воскликнула миссис Уотсон. — Только на днях я говорила преподобному, как нам не хватает вашего общества… и общества вашей жены, — добавляет она после едва заметной паузы.

Его давний друг выглядит почти стариком; волосы на висках совсем поредели. Стоя рядом с женой, священник Уотсон кивнул, как китайский болванчик.

— Вы очень любезны, — напряженно сказал Гарри.

Уотсоны, покинувшие Мальту на пару лет раньше его, были его ближайшими друзьями. С тех пор они обменялись всего несколькими вежливыми и довольно сухими письмами. Вернувшись в Лондон, он ни разу их не навестил; казалось, старая дружба увяла. И вот он сидит на диване, набитом конским волосом, в их мрачноватой гостиной, в одном из не очень роскошных, но приличных районов Лондона.

— Как поживают ваши очаровательные дочки?

— Нэн здорова, — с трудом проговорил он, — а Нелл тяжело больна гриппом.

Он выслушал слова сочувствия, советы применить растирания и пластыри. И заставил себя встряхнуться.

— А ваши подопечные, они все еще живут с вами?

— Увы, нет! — сообщила миссис Уотсон. — Они переехали к родственникам в Нортумберленд. И теперь мы с преподобным абсолютно одиноки.

У них нет никаких забот, заключил Гарри, любой визит им в радость. Набравшись решимости, он приступил к делу:

— Вы всегда были так добры к моей жене, миссис Уотсон, даже когда она испытывала ваше терпение.

— О! — смущенно отмахнулась она. — Я всегда была рада играть свою роль. Как поживает дорогая Хелен, если я могу так ее назвать?

Как ответить?

— Хорошо — что касается ее здоровья. Ну а в отношении ее характера…

Пауза…

— Он у нее всегда отличался крайним своеобразием, — поджав сухие губы, заметила миссис Уотсон, опустив взгляд на выцветший синий ковер.