Элизабет Мэсси - Версаль. Мечта короля Страница 22

– Софи, дорогая, я нуждаюсь в вашей помощи, – рассеянно-небрежным тоном произнес Шевалье. – Не могу разрешить вопрос морального свойства. Если некто, кого я обожаю, без моего согласия совокупляется с другой персоной, не следует ли и мне, для соблюдения паритета, тоже совокупиться с кем-то по моему выбору?

– Девочка еще слишком молода, чтобы давать советы подобного толка, – возразила Беатриса. – А нам всем следовало бы благодарить судьбу. Стольких придворных уже прогнали из Версаля.

– Ни у кого из них не оказалось при себе грамот, подтверждающих титул, – пожал плечами Шевалье.

– Наверное, и поручиться за них было некому.

– Существуют законы, которым мы обязаны подчиняться, – тоном праведника произнес Шевалье.

Беатриса взяла его за руку:

– Какое счастье, что у нас есть вы.

– Почему это вы так любезны со мной? – спросил Шевалье, с любопытством и настороженностью глядя на свою дальнюю родственницу.

– Считайте это моим капризом, – улыбнулась Беатриса. – В глубине души я знаю: мы с Софи – лишь пешки в вашей игре. Когда надобность в нас отпадет, вы сбросите нас с вашей доски, как сбрасывали всех остальных.

– Естественно. Но я обязательно прослежу, чтобы с вами не произошло чего-нибудь ужасного. Особенно с вами, милочка. – Шевалье взглянул на девушку и вдруг брезгливо поджал губы. – А походку ты так и не выправила. Ступаешь будто молочница.

Дальше они пошли молча. Дорожка вывела их к новой части дворца. Строительные леса поднимались на головокружительную высоту. На них, не думая об опасности, трудились рабочие. Каменщики ловко клали кирпичи. Кровельщики, балансируя, словно цирковые акробаты, покрывали черепицей крутые скаты крыши.

Софи, посмотрев наверх, вдруг поймала на себе взгляд молодого светловолосого мужчины. У него были большие сильные руки. Каменщик смотрел на нее и улыбался. Софи тоже улыбнулась.

– Софи, не отставайте! – крикнула ей мать, ушедшая вперед.

Девушка неохотно последовала за ней.

У Бенуа были зоркие глаза, и он хорошо разглядел красивую девушку, ненадолго остановившуюся внизу. Прервав работу, он прошел по лесам туда, где расположился Жак. Садовник закусывал хлебом и сыром.

– Я слышал ее имя! – улыбаясь, сказал Бенуа. – Ее зовут Софи!

– Она тебе не по зубам, – ответил Жак. – А сорваться с лесов, зазевавшись, – пара пустяков. Ты никак умереть хочешь раньше времени?

– За такую красоту можно и умереть.

– Напомни мне твое имя, – попросил Жак, не отрываясь от еды.

– Бенуа меня звать, господин старший садовник.

Жак протянул каменщику ломоть хлеба.

– А я Жак.

– Что садовнику делать на такой высоте?

– На земле своих просчетов не увидишь. А тут они – как на ладони. Все дорожки видны.

– И девушки, гуляющие по дорожкам, – улыбнулся Бенуа.

– Я ж тебе сказал: будь осторожен с придворными девицами. Лучше о своем будущем подумай.

– Вот я и думаю, – мечтательно проговорил Бенуа. – И вижу в нем Софи.

В Салоне Войны Филипп преклонил колени на бархатной подушке. Священник подле него читал молитву о ниспослании Божьей защиты воину. В одежде Филиппа напрочь исчезли щеголеватые ленты и банты. Он окончательно предпочел суровый мундир отважного воина.

Вошедший Людовик молча взирал на брата, однако Филипп сразу же почувствовал присутствие короля.

– Я подумал, что мне не следует затягивать сборы на войну, – не поднимая головы, сказал Филипп. – Я надеялся… быть может, ты дашь мне официальное дозволение.

– Я что-то не понимаю, – признался Людовик, мысли которого были далеки от сборов брата.

Священник дочитал молитву и удалился. Филипп поднялся с колен.

– Брат, я привык ждать твоего слова. Но сейчас мне ждать невмоготу, и я испросил позволения у Бога.

Братья смотрели друг на друга. Между ними, словно пыль в воздухе, повисло напряжение. Затем оба повернулись в сторону стола с миниатюрными макетами. Теперь они стали еще более подробными, их дополнили обозначениями мест возможных сражений. Добавили фигурки солдат и лошадей. Кое-где можно было ознакомиться с кратким письменным изложением тактики предполагаемой битвы.

– И кем ты себя видишь? – спросил Людовик, кивая в сторону макета.

– Лошадью, – улыбнувшись одними губами, ответил Филипп.

– Филипп, – со вздохом произнес король.

– Ты же желаешь, чтобы я сменил былое легкомыслие на серьезность.

Людовик продолжал разглядывать макет. Потом сказал:

– Ни шагу без сопровождения. И помни об обороне флангов.

– Я принесу тебе славу. Клянусь.

– Да хранит тебя Бог и да вернет Он тебя домой в целости и сохранности… Сегодня же и поезжай.

– И ты не теряй времени, – сказал Филипп. – Спеши к Генриетте. Даю тебе свое благословение. Богу известно, что здесь ты обойдешься без священника.

Филипп ждал ответа. Его не было. Филипп повернулся и вышел, не добавив ни слова.

На западе, за деревьями, тихо садилось солнце. В Версале закончился еще один день, наполненный подозрительностью, грустью, ревностью и надеждами. Лесное зверье возвратилось в свои норы, а в королевском дворце зажигали свечи.

Усевшись за стол, король собирался ужинать: пирог с мясом лебедя, свинина и груши.

– Ваше величество, если ваши друзья – семейство Партене – блестяще выполнят свою миссию, в чем я не сомневаюсь, их пример подвигнет и других дворян юга, – сказал Кольбер. – Аристократии захочется продемонстрировать свою верность королю и представить необходимые доказательства подлинности их титулов. Но еще остаются север и восток.

– Кто противостоит мне там? – спросил Людовик, вонзая нож в пирог.

– Прежде всего, ваше величество, это герцог Кассельский. Половина дворян в северных и восточных провинциях ходят у него в должниках.

– В таком случае герцог является для нас краеугольным камнем. Если мы сумеем расшатать и удалить этот камень, вся конструкция рухнет. Если нет, можем рухнуть мы сами.

– Но, ваше величество, герцог не внемлет нашим письмам.

Людовик встал и подошел к очагу, над которым висел его портрет. Художнику удалось добиться большого сходства. Людовик смотрелся в полотно, как в зеркало: темные глаза, волевое лицо человека, правящего Францией. Всей Францией.

– Значит, мне следует потребовать от герцога подчинения нашим законам. Либо он подтвердит подлинность своего титула, либо испытает на себе всю тяжесть последствий… И пусть свидетельницей будет вся Франция, – повернувшись к Кольберу, сказал король.

Огромный величественный Кассельский замок стоял на вершине лесистого холма, утопающего в серой предвечерней дымке. Герцог Кассельский, Монкур и другие дворяне, стараясь держаться поближе к горящему камину, пили стакан за стаканом в сыром и холодном главном зале. Для монахов вино было слишком хорошим. Для короля – достаточно хорошим.

– Дорога в Версаль – единственная ниточка, питающая новую затею короля, – сказал герцог Кассельский, вытирая губы. – Оборвать ее, и грандиозный замысел Людовика зачахнет на корню. Уверен, потом все будут нас благодарить.

Из сумрака зала появился Тома:

– Прибыл гонец с подарком. От короля.

Губы герцога Кассельского язвительно скривились.

– Что ж, пусть войдет.

Вошел королевский гонец с внушительным плоским пакетом. Положив свою ношу на стол, он аккуратно развернул ее. Это был портрет короля.

– Ах, как предусмотрительно, – усмехнулся герцог Кассельский.

Гонец встал по стойке смирно:

– Людовик Великий приказывает вам явиться ко двору, дабы исполнить установленный его величеством закон и пройти «Большую проверку прав на дворянство». Вам необходимо представить грамоты, подтверждающие подлинность вашего титула.

Герцог Кассельский поглядел на Монкура и снова отхлебнул вина из кубка.

– Вот уж что верно, то верно, – пробормотал он, имея в виду собственные слова.

Со стороны могло показаться, что о высоких африканских гостях забыли и спохватились, лишь когда торжества уже были в полном разгаре. Бонтан препроводил принца, его брата и всю свиту туда, где веселились французы. Господин Аннаба не сомневался, что теперь они с королем приступят к переговорам. Наконец-то! Сколько драгоценного времени было упущено.

Однако то, что Аннаба Ассинский увидел за большими дубовыми дверями зала (или салона, как называли это помещение сами французы), отнюдь не вязалось с обстановкой переговоров. Уверенность Аннабы немного поколебалась.

Ярко освещенный салон был заполнен шумными и весьма подвыпившими придворными и аристократами. Слышалась веселая, зажигательная музыка, исполняемая музыкантами на скрипке, лютне, флейте и шалмее[6]. Кто-то из гостей подпевал, иные даже пытались танцевать. Однако все это было лишь дополнением к основному развлечению – азартной игре в рулетку. Принц Аннаба понял это сразу, едва увидев посреди салона большой стол с вращающимся разноцветным колесом. Французы делали ставки и потом внимательно следили за вращением колеса, подбадривая последнее остановиться напротив избранного ими номера.