Андрей Балабуха - Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было Страница 22

После того как он узурпировал власть, заключив в Тауэр двенадцатилетнего короля Эдуарда V и его младшего брата Ричарда, герцога Йоркского, злодей Ричард III не жалел не только врагов, но и ближайших сподвижников, приведших его к трону. Один из них, лорд Гастингс, был казнен за то, что вместе со вдовствующей королевой Елизаветой (вдовой Эдуарда IV) и леди Джейн Шор (бывшей его же любовницей) якобы хотел погубить суверена, наведя порчу на его левую руку, – и это притом, что рука Ричарда высохла давным-давно, он не владел ею в течение всей жизни! Затем настал черед другого бывшего друга – герцога Бэкингема. А потом вся Англия содрогнулась, узнав, что сыновей доброго короля Эдуарда IV задушили в Тауэре. Когда в 1485 году скоропостижно скончалась супруга Ричарда III, королева Анна, молва обвинила монарха в убийстве жены ради брака с племянницей – Елизаветой, старшей дочерью Эдуарда IV. Скандал, вспыхнувший из-за этого, объединил Англию вокруг пребывавшего в изгнании во Франции Генриха, графа Ричмонда, главы ланкастерской партии. Получив помощь от Франции, тот 1 августа 1485 года высадился в Уэльсе; к нему поспешили примкнуть и многие былые приверженцы Ричарда III. Король собрал почти двадцатитысячное войско и 22 августа встретил Генриха близ городка Босуорта. Ричард III сражался отчаянно, но был разгромлен и пал на поле боя. С его смертью завершилась страшная междоусобная война.

Граф Ричмонд, венчавшийся на царство под именем Генриха VII Тюдора[143], не только положил начало новой династии, но также «восстановил в стране мир и заложил основы пятивекового английского величия».

Все вышеописанные ужасы так и остались бы мелким эпизодом исторических хроник, когда бы не гений Уильяма Шекспира, под чьим пером «черная легенда» превратилась в одну из самых известных трагедий, когда-либо ставившихся на театральных подмостках. А если учесть популярность шекспировских пьес, если учесть их общий тираж, лишь немного уступающий Библии и романам Жюля Верна, то совсем не удивительно, что в массовом сознании образ Ричарда III закрепился именно таким, каким изобразил его Великий Бард. Даже люди, вовсе не сведущие в истории, о Ричарде III знают – и знают, естественно, по Шекспиру.

Ричард шекспировский

Впервые четвертая из шекспировских исторических трагедий вышла из печати в 1597 году и в течение трех десятилетий переиздавалась восемь раз[144] – рекорд по тем временам непревзойденный. Собственно, Шекспир не был первооткрывателем темы. К тому времени, когда он взялся за перо, уже существовало несколько посвященных Ричарду III пьес. В 1579 году доктор Томас Легг сочинил на латыни трагедию «Richardus Tertius»[145], исполнявшуюся студентами Кембриджского университета. В 1594 году была издана анонимная «Правдивая трагедия о Ричарде III», также исполнявшаяся на сцене. Затем в 1602 году некий антрепренер Ханслоу заказал знаменитому драматургу Бену Джонсону пьесу «Ричард Горбун», которую тот начал, но закончить не успел. Стоит упомянуть в этом ряду и поэму Уильяма Болдуина «Георг, герцог Кларенс». Впрочем, нет ни малейшей уверенности, что все эти произведения (или даже какое-нибудь из них) были известны Шекспиру. Как и в других случаях до и после, главным источником информации и вдохновения служили для него «Хроники Англии, Шотландии и Ирландии» Рафаэля Холиншеда[146].

Однако уже из развернутого заглавия первого издания ясно, что – как и в случае с Макбетом – Великий Бард рассматривал исторический материал под строго определенным углом. Оно гласит: «Трагедия о короле Ричарде III, содержащая его предательские козни против брата его Кларенса, жалостное убиение его невинных племянников, злодейский захват им престола, со всеми прочими подробностями его мерзостной жизни и вполне заслуженной смерти». Более того, чтобы сделать все эти характеристики возможно более убедительными, Шекспир пошел даже на прямую подтасовку фактов, изобразив герцога Глостера активным участником первого большого сражения Войны роз – битвы при Сент-Олбенсе[147], хотя историческому Ричарду едва исполнилось в то время три года. А вот и еще пример. В знаменитой сцене обольщения леди Анны, младшей дочери графа Уорвика, у гроба короля Генриха VI, Шекспир делает ее женой убиенного принца Эдуарда, тогда как в действительности она была еще только его невестой, причем предстоящий брак зиждился отнюдь не на любви, а на классической династической сделке (прошу не усматривать в этих словах осуждения – такова уж была практика времени и среды). И наоборот, из сохранившейся переписки явствует, что союз леди Анны и Ричарда был порожден именно пылкой и преданной взаимной любовью (кстати, как и брак родителей Ричарда). Впрочем, сама по себе сцена у Шекспира воистину потрясающа – настолько, что два с лишним века спустя пленила воображение другого гения – Пушкина (в чем вы можете без труда убедиться, сравнив ее с аналогичной сценой обольщения Дон Гуаном Доны Анны подле гроба ее супруга в «Каменном госте»).

В результате шекспировский Ричард являет со сцены самую демоническую личность во всей английской истории, хотя и наделенную многими талантами: он красноречивый оратор и дипломат, ловкий политик и тонкий психолог, одинаково легко проникающий в строй мыслей мужчин и женщин, простолюдинов и лордов; он умен; с одинаковым совершенством владеет мечом и искусством интриги…

Но – урод; даже сам он (а кто из нас откажется себя приукрасить?) при первом же появлении на сцене признается:

Я, слепленный так грубо, что уж где мнеПленять распутных и жеманных нимф;Я, у кого ни роста, ни осанки,Кому взамен мошенница-природаВсучила хромоту и кривобокость;Я, сделанный небрежно, кое-как,И в мир живых отправленный до срокаТаким уродливым, таким увечным,Что лают псы, когда я прохожу…[148]

Каков автопортретец? Но физическому уродству – в полном соответствии с литературным каноном тех времен – сопутствует и уродство нравственное (и пойми здесь, что первично, а что вторично). Его лозунг: «Кулак – нам совесть, и закон нам – меч!»[149] Он начисто лишен совести – глумится над стонами своих жертв, заглушает барабанным боем укоры матери. И чтобы оттенить эту полнейшую неподвластность его голосу совести, драматург показывает душевное смятение и раскаяние убийцы маленьких принцев – чувства, Ричарду от природы не свойственные. Шекспировский Ричард – само властолюбие, начисто лишенное ограничений, предписываемых моралью простым смертным. Он – олицетворение жестокости, хладнокровия, изворотливости, полного пренебрежения всеми законами человеческими и Божескими.

Но раз иной мне радости нет в мире,Как притеснять, повелевать, царить –Пусть о венце мечта мне будет небом.Всю жизнь мне будет мир казаться адом,Пока над этим туловищем гадкимНе увенчает голову корона…[150]

– признается он в другой трагедии, «Генрих VI», хронологически предшествующей «Ричарду III».

И ради обретения заветной короны Ричард намерен «в жестокости сирену превзойти, в коварстве ж – самого Макиавелли», причем с успехом претворяет свои намерения в жизнь, для чего из человека, пусть даже уродливого и злобного, мало-помалу превращается в зримый символ чистейшего, рафинированного Зла. Зла с большой буквы. Зла извечного. Такого, какое можно встретить лишь на сцене, но никак не в жизни.

И потому не стоит удивляться, что реальный Ричард III был совсем иным.

Ричард реальный

Прежде всего, он не был уродом. Невысокий, хрупкий, – не то что красавец Эдуард, его старший брат, прозванный «шесть футов мужской красоты», – он отличался, однако, большой физической силой, был прирожденным наездником и искусным бойцом. Ни горба, ни сухой руки[151] – изо всех описанных выше черт правдива лишь одна: изможденное лицо. Или, точнее, бесконечно усталое, каким он кажется на прижизненном, судя по всему, портрете кисти неизвестного художника, что висит сейчас в Виндзорском замке. Лицо человека, много трудившегося и много страдавшего. В гербе Ричарда рядом с геральдическим изображением белого вепря был начертан девиз: «Loyate me lic»[152], и это вполне соответствовало его натуре.

Он рьяно и успешно всегда и во всем поддерживал старшего брата – Эдуарда IV. Помните? – именно возглавленный им удар двух сотен тяжелых конников обеспечил победу при Тьюксбери. Однако, замечу, прямым виновником смерти Эдуарда Ланкастера, принца Уэльского, якобы заколотого им «в сердцах» уже после битвы, Ричарда сделали много позже самого события, уже при Тюдорах[153]. Да и убийство Генриха VI также не обременяет совести Ричарда – приказ совершить это черное дело был отдан его братом-королем, а исполнители монаршей воли тоже известны. Так что в обоих случаях наш герой как перед Ланкастерами, так и перед историей, совершенно чист.