Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории Страница 22

Приблизительно пять лет спустя, с помощью странствующего торговца золотом Ёсицунэ, наконец, смог навсегда покинуть храм и вырваться из-под надзора своих врагов Тайра. После многих приключений, едва избежав смерти, он направился в Осю — отдаленное место в северо-восточной части главного острова, где уже на протяжении нескольких поколений так называемые «северные Фудзивара» (дальние родственники великой придворной семьи) укрепились в качестве полностью независимых правителей, надежно обеспеченные богатством и военной силой. Предводитель их клана Хидэхира предложил молодому человеку свое покровительство, и тот остался там лет на пять в безопасности от преследования войсками Тайра. По легенде, по пути на север Ёсицунэ остановился на почтовой станции для того, чтобы совершить обряд своего совершеннолетия. Поскольку при этом не присутствовал ни один из членов его семьи, он был вынужден совершать этот серьезный церемониал сам. Эта история, безусловно, еще более подчеркивает индивидуализм молодого героя.

По традиции, одной из причин, по которой Ёсицунэ получил столь большую свободу во время жизни в горном храме, было то, что стражи недооценивали его из-за хрупкого сложения и женственного облика, не подозревая, что под этой хрупкой оболочкой скрывается львиный облик. Его физическое сложение, столь подробно описанное в традиционных изложениях, возможно удивит западных читателей, привыкших к героям с несколько более крепкой статью. В «Повести о доме Тайра» он изображен, как «маленький человек с бледным лицом».[167] Из некоторых описаний становится ясным, что естественная бледность его кожи подчеркивалась белой пудрой, — привычка, распространенная среди представителей хэйанской аристократии, но не вполне подходящая воину Минамото. В поздних изложениях Ёсицунэ предстает болезненным юношей с прекрасными женственными чертами; контраст между деликатной внешностью и мощной мужественностью, раскрывающейся в его воинской доблести и активных амурных похождениях, является частью очаровательного героического облика.[168] Гэмпэй сэйсуй-ки («Сказание о взлете и падении Минамото и Тайра») — подробная история борьбы этих двух кланов, дает, вероятно, самую верную и реалистичную картину образа Ёсицунэ, описывая его в тот момент, когда он присоединился к силам Ёритомо на востоке, готовящимся к решительному выступлению против режима Тайра: «маленький, бледный юноша с кривыми зубами и глазами навыкате».[169]

Итак, в возрасте двадцати одного года этот маловероятный кандидат в герои начал свою короткую военную карьеру, проявив за пять лет замечательную одаренность. Типичным примером иронии судьбы, сопровождавшей Ёсицунэ всю его жизнь, явилось то, что в первой кампании его врагами оказались не ненавистные Тайра, но собственный кузен Ёсинака — один из самых знаменитых в Японии бойцов, которого он атаковал по приказу старшего брата и наголову разбил.

Короткая и яркая жизнь Ёсинака во многом является предзнаменованием судьбы самого Ёсицунэ. После головокружительного взлета на гребень славы, когда он вел свои неистовые отряды с гор к первым победам над Тайра, Ёсинака возбудил подозрение и разжег неудовольствие Ёритомо; отчасти причиной этому послужило развязное поведение его войск в Киото, но главным было его собственное независимое поведение и нежелание подчиняться высшим властям. Ёритомо приказал его «строго наказать» (стандартный эвфемизм для тех времен) и с типичным пренебрежением к классовой солидарности использовал для этого своего младшего брата.[170] Драматический характер падения Ёсинака подтвердил его героический статус для своего века;[171] однако его грубая натура и бесчинства солдатни в столице значительно принизили его образ в глазах народа, дав повод согласиться с решением Ёритомо его уничтожить, — подобного рода оправдание действий было неприменимо в случае с Ёсицунэ, известного своим мягким отношением к гражданскому населению.[172]

Укрепив свое положение командующего, Ёсицунэ рвался развить успех, обрушившись на настоящего противника. Возможность представилась ему месяц спустя, когда он наголову разбил Тайра у берегов Внутреннего моря в сражении при Итинотани. Исход этой знаменитой битвы был предрешен внезапной атакой, в которой Ёсицунэ скакал во главе небольшого кавалерийского отряда по крутой горной тропе (настолько обрывистой, что, как говорили, даже местные обезьяны не решались по ней взбираться) и атаковал укрепления противника с тыла, полностью деморализовав силы Тайра и принудив их бежать на остров Сикоку. Этот маневр был типичным для тактики Ёсицунэ, отмеченной склонностью к рисовке, скоростью и сверхъестественной способностью угадывать ответные ходы противника. Из этих тактических соображений он был готов пойти на значительный риск и, ни минуты не колеблясь, отбрасывал соображения других военачальников, предпочитавших более надежные приемы. Непременный успех, которым сопровождались все его маневры, неизбежно раздражал его более осторожных коллег и вызывал у них зависть, — в этом, безусловно, была одна из причин того, что Ёритомо, надежно утвердившийся в своей отдаленной восточной ставке, стал получать донесения отрицательного характера о своем набирающем силу брате.

Окрыленный своим успехом в Итинотани, Ёсицунэ мечтал продолжить сражение, чтобы не дать Тайра времени восстановить свои силы, однако у Ёритомо уже возникли подозрения. Несмотря на то, что главную роль в убедительном разгроме Тайра сыграл именно Ёсицунэ, почти вся слава выпала на долю Нориёри — его малоэффективного, но послушного сводного брата, облеченного теперь званием главнокомандующего всех западных сил. Ёсицунэ было предписано задержаться в столице, где он и прождал целый год следующей возможности сразиться с Тайра. Он вновь использовал тактику внезапности: бросив вызов яростному тайфуну, пересек Внутреннее море с небольшим количеством войск и с помощью блестящего внезапного маневра обратил в бегство намного превосходившие численностью силы Тайра, укрепившиеся было в Ясима на острове Сикоку. Около месяца спустя, 25 апреля 1185 года, он нанес Тайра последний, сокрушительный удар в крупной морской битве при Данноура, стал хозяином в проливах, отделяющих основной остров от Кюсю. Эта знаменитая победа сделала Ёсицунэ в двадцать шесть лет самым прославленным полководцем Японии. Это было тем более впечатляюще, что силы, которыми он командовал на востоке, не были приспособлены к действиям на море, а также сражались в области, где у Тайра была мощная поддержка. Начало битвы складывалось не в пользу Минамото, однако внезапный прилив в середине дня оказался неблагоприятен для Тайра, и вскоре море (как пишут хроники) окрасилось их кровью, а красные знамена Тайра, подобно кленовым листьям осенью, покрыли поверхность воды. Среди бесчисленных жертв этой катастрофы была вдова Тайра-но Киёмори, бросившаяся в волны, прижимая к груди ребенка — императора Антоку. Объявление о победе, которое Ёсицунэ послал ко двору в Киото, было впечатляюще лаконичным: «Двадцать четвертого дня третьего месяца в час Овцы при Данноура в провинции Нагато… Тайра были уничтожены. Священное Зеркало и Священная Печать в сохранности возвращаются в столицу».[173]

После поражения при Данноура гегемонии Тайра пришел внезапный конец. За двадцать шесть лет они вытеснили Фудзивара с доминирующих позиций в столице; их военная мощь дала им возможность осуществлять практически диктаторский контроль над обширнейшими районами страны, а из их поместий и от морской торговли к ним стекались значительные богатства. Властные повадки и непреклонность Киёмори возбуждали, однако, против него все возраставшее недовольство, и не только при дворе, где его считали выскочкой с хулиганскими манерами, но и в буддийских храмах, а также, — что было опаснее, — в кругу важных фигур военного сословия в провинциях. Все же, несмотря на неприязненность, которую выказывали к ним в период процветания, Тайра приобрели некоторую популярность в ретроспективе благодаря тем катаклизмам, что привели их к поражению. Традиционное сопереживание проигравшему — психология хоганбиики — неизбежно пробуждала симпатии к семье, пережившей в истории Японии наиболее драматические подъем и падение. Это, в сочетании с буддийскими идеями фатальности и кармы, лежит в основе старинного японского изречения огору хэйкэ ва хисасикарадзу («гордые Тайра невечны»), а также вдохновило создателя песни-плача, открывающей «Повесть о доме Тайра», — одного из самых волнующих мест в литературе, где говорится о неопределенности человеческих судеб:

«О тщетной суете мирских деянийВещает колокол в обители Гион.И дерево священное покрылося цветамиЗатем всего лишь, чтоб явить закон —Все, что цветет, погибнет безвозвратно…Невечны гордые, их век недолог,Как мимолетный сон весенней легкой ночью.И сильные в конце концов погибнут,Как прах, развеянный порывом ветра».[174]

Скорость и окончательность падения Тайра явились мерой успеха Ёсицунэ. Хотя победа Минамото была результатом методов управления и тщательной подготовки Ёритомо, эта война могла бы длиться много лет после того, как Тайра укрепились на своей базе — острове Сикоку, если бы не Ёсицунэ, который с наполеоновской энергией и воображением сдвинул дело с мертвой точки и привел конфликт к завершению всего лишь за пять недель. Теперь молодой герой-победитель вернулся в Киото, где оказался в центре внимания и стал объектом восторгов и похвал, достигнув такого уровня популярности и престижа при дворе, на который не поднимался ни один из представителей воинского класса на протяжении веков. И все же этот кульминационный момент триумфа Ёсицунэ явился поворотным моментом в его жизни и карьере, которая теперь неизменно катилась к закату. Ключом к этой поразительной перипетии стал, разумеется, Минамото-но Ёритомо, чья личность и долгосрочные планы неизбежно должны были столкнуться с фигурой Ёсицунэ, и чья политическая проницательность не оставляла сомнений, что в этом сражении победителем будет он.