Евгений Сухов - Кандалы для лиходея Страница 22

Становой пристав Винник и исправник Уфимцев также обратили внимание на эти необыкновенные глаза. Ираклий Акакиевич невольно подумал про нее, что небось она весьма жарка в постели, и несколько раз с завистью посмотрел на Козицкого. Он знал, что эта женщина не просто экономка и прислуга Козицкого, а еще исполняет для него и иные обязанности: такие, какие жены исполняют для своих законных мужей. Связь эта началась давно, месяца через три после исчезновения мужа Насти, Семена, а может, даже и пораньше будет. Поначалу это был слух, докатившийся до станового пристава, как это обычно и бывает: кто-то что-то видел, кому-то что-то сказал, некто кое-что приметил. Потом слухи прекратились, поскольку Козицкий стал открыто проживать с Анастасией во флигеле барской усадьбы. А муж ее так и не отыскался. Ушел в июле прошлого года в лес по грибы и не вернулся. Заявила о его исчезновении сама Настя – тогда он видел ее глаза заплаканными. И все равно в них лучилось нечто, что притягивало взгляд, как магнит. Есть что-то такое в них, бабах этих, чему не придумано верных слов. И кроется это нечто в их взорах, а еще походке, жестах и легкой улыбке. И названия этому «нечто» не придумано…

Павел Ильич, напротив, приметил в лице Настасьи некую порочность, которую мог уловить только человек опытный, довольно уже поживший на этом свете и повидавший всякое. Было, было нечто такое во взгляде Анастасии и маленьких жестких складочках возле пухлых губ…

После чаю состоялся разговор. Становой пристав Винник с урядником Гатауллиным с разрешения управляющего, испрошенного так, для порядка, занялись досмотром усадьбы, а Уфимцев и Козицкий уединились в кабинете управляющего. Павел Ильич события не торопил: обстоятельно и последовательно он расспрашивал Козицкого о событиях дня шестого мая, когда в имение приехал с ревизией и за деньгами главноуправляющий Попов. Для себя уездный исправник Уфимцев решил так: если Козицкий будет отрицать свою ссору с Поповым, то есть врать, стало быть, он нагло лжет и во всем прочем, в том числе и о том, что Попов покинул имение. Это бы означало, что Козицкий, несомненно, виновен или причастен к исчезновению главноуправляющего…

– Выходит, Попова так и не нашли? – с некоторой печалью в голосе спросил Козицкий после того, как уездный исправник задал несколько почти ничего не значащих вопросов касательно того, в каком настроении пребывал главноуправляющий, когда приехал в Павловское, и торопился ли он обратно в Москву.

– Нет, – ответил Уфимцев.

– И вы теперь полагаете, что это я убил Попова, а труп спрятал здесь, в имении? – задал вопрос прямо в лоб Козицкий не без сарказма и примеси горечи от обиды, что ему не верят.

Павел Ильич не счел необходимым отвечать на этот вопрос. И в свою очередь тоже прямо спросил:

– Какие у вас были отношения с господином Поповым?

– Вполне обыкновенные, – чуть помедлив, ответил Козицкий.

– А что за характер был у Попова? – спросил Уфимцев.

– Не простой, – опять помедлив, ответил Козицкий. Было похоже, что он обдумывает каждое слово, прежде чем его сказать. – Он был строг и даже придирчив.

– Строг и придирчив… – раздумчиво повторил Павел Ильич. – А не значит ли это, что вследствие такого характера вашего главноуправляющего у вас были с ним, скажем так, трения?

– Значит, – просто ответил Козицкий. – Господин Попов был весьма скрупулезен и педантичен и замечал самую малейшую погрешность в отчетных бумагах.

– И он заметил такую погрешность в свой последний приезд? – осторожно спросил исправник.

– Да, – честно признался Козицкий. – Было замечено несколько описок с моей стороны.

– Эти описки касались материальных средств? – задал уточняющий вопрос Уфимцев.

– Не совсем, – кажется, с долей насмешки посмотрел на исправника управляющий имением. – Описки мои касались объема арендуемой у графа Виельгорского земли.

– А эти объемы были занижены или завышены? – без малейшего намека на какую-либо подозрительность спросил Павел Ильич.

– Я же сказал, что это были простые описки, и в ходе ревизии господина главноуправляющего Попова они были устранены, – не ответил на поставленный вопрос Козицкий. – Собственно, описка была одна, но она повлекла за собой еще несколько неточных данных в последующих расчетах…

– Финансовых расчетах? – догадался исправник.

– Экономических, – сдержанно поправил Уфимцева управляющий.

– Что ж, это хорошо, что ваша описка была замечена и все последующие ошибки исправлены, – спокойно вымолвил Павел Ильич. – Но все же хотелось знать, эта описка несла ошибку в занижении площади арендуемой у графа земли или в завышении?

– Ну, если вам угодно это знать…

– Угодно, – вставил словечко в образовавшуюся паузу уездный исправник.

– …то сделанная мною, естественно, совершенно случайно, описка занижала площадь арендуемой земли, – закончил свой ответ Козицкий.

– И тем самым снижалась арендная плата, которую должен был получить граф Виельгорский от арендаторов в качестве дохода со своей земли и в целом со всего имения Павловское, я правильно вас понимаю? – остро посмотрел на управляющего имением Павел Ильич.

– Но я же вам сказал, что ошибку я допустил непреднамеренно. И она в ходе ревизии господином главноуправляющим Поповым была исправлена, – вспыхнул от негодования Самсон Николаевич.

– Он ругался? – быстро спросил Уфимцев.

– Что? – не сразу понял вопрос Козицкий или просто не был к нему готов и тянул время.

Исправник едва заметно усмехнулся:

– Я спрашиваю, не произошло ли у вас ссоры с Поповым, когда ваша описка была обнаружена?

Вот если сейчас Козицкий скажет, что никакой ссоры между ними не было, и соврет, то он тем самым подпишет себе приговор, который будет звучать однозначно: виновен! Далее останется только дожать этого Козицкого, и, считай, дело раскрыто. Ну а если не скажет…

– Да, было. – Управляющий виновато отвел глаза и посмотрел в окно, как бы припоминая события второй половины дня шестого мая. – Между нами произошла довольно бурная ссора.

– Да? – не смог сдержать разочарования Уфимцев. – И в чем же она заключалась?

– Обнаружив мою описку, – чуть помолчав, сказал Самсон Николаевич, – Попов стал кричать на меня и всячески поносить, – Козицкий опять немного помолчал и скривился, – даже вором меня обозвал. Этого я уже не мог вынести и, будучи вне себя, ударил его… два раза.

– Куда вы его ударили? – с еще большей долей разочарования спросил исправник.

– В лицо и грудь, – последовал ответ.

– И что Попов?

– Ничего, – Козицкий, по своему обыкновению, немного помедлил. – Он пообещал, что я отвечу за это.

– Что дальше?

– Он взял мой отчет, деньги и ушел.

– И все? – спросил Павел Ильич.

– И все, – подтвердил Козицкий.

Из флигеля управляющего Уфимцев вышел в полной задумчивости.

Черт его знает. Может, и правда скандал между Поповым и Козицким тем и закончился: Козицкий ударил Попова за бранные в свой адрес слова, Попов озлился и ушел. Потому и не уехал из Павловского в тот же день, поскольку приводил себя в порядок после побоев, ведь один удар, как сказал Козицкий, главноуправляющий получил в лицо. Может, Илья Яковлевич пролежал весь вечер шестого мая с холодным компрессом на полученном синяке… Что, опять мимо?

И все же сомнения относительно причастности Козицкого к исчезновению главноуправляющего имениями графа Виельгорского оставались и не давали Уфимцеву покоя.

Что же делать дальше?

Колоть на признательные показания лодочника Якима, якобы перевезшего на тот берег Павловки Попова? Так лодочник божится и клянется, уверяя, что перевез главноуправляющего не якобы, а в действительности. Чему подтверждением служит найденный на том берегу реки саквояж Попова. Конечно, саквояж этот могли и подкинуть, чтобы доказать факт нахождения Попова на том берегу реки, но все же, все же… А потом, не враг же сам себе этот лодочник: только что говорил одно, и вдруг станет заявлять совершенно противоположное, подводя себя тем самым под уголовную статью «Уложения о наказаниях, гласящую о даче заведомо ложных показаний».

У станового пристава Винника и урядника Гатауллина тоже не имелось никаких новостей. Следов или даже просто намеков, хотя бы косвенно говорящих о том, что тело Попова спрятано или закопано на территории имения, не было никаких.

Что делать в такой ситуации?

Вариантов было два. Первый – можно было посчитать, что сделано все, что было в их силах, и положить дело на полку, где пылились дела так и не раскрытых преступлений. Во-вторых, можно было продолжить поиски тела Попова и его убийцы, открыв с разрешения прокурора Окружного суда производство предварительного следствия с официальным привлечением к «делу об исчезновении главноуправляющего Попова» опытного судебного следователя. Тогда становятся возможными и обыски, и арест подозреваемых, а такое решение, может статься, прояснит картину того, что все же произошло шестого или седьмого мая одна тысяча восемьсот девяносто шестого года в имении Павловское, принадлежащем графу Виельгорскому.