Антон Хижняк - Сквозь столетие (книга 1) Страница 22

Фельдфебель Петрушенков был доволен земляком Никитой, он и в муштре проворный, и на словесности всегда четко отвечает, все схватывает на лету, все запоминает. А в карауле в Зимнем дворце особенно старательный, все любуются бравым солдатом, писаным красавцем.

Однажды молодцеватый офицер, начальник караула, наставлял Никиту:

— Смотри мне! Ты на посту в царском дворце не запятнай чести гвардии. Сегодня у государыни гости! Гости далекие, заморские, с ними княжата и царята, любопытные дети. Чтобы стоял не шелохнувшись и чтоб ни гугу.

Когда они появились, Никита замер. Впереди шла старая царица, а рядом с ней молодая женщина в платье с широкими рукавами, пузырившимися на плечах. За ними трое детей — два мальчика и девочка. Увидев красавца солдата, дети остановились. Старшие тоже стали рядом. Мальчики подошли почти вплотную и стали рассматривать заинтересовавшего их солдата.

А Никита стоял не шелохнувшись. Мальчики с интересом разглядывали его. Их удивляло, что человек может так неподвижно стоять, вытянувшись по струнке. Смотрит на них приветливыми глазами и словно немой, рта не открывает, а винтовка будто приросла к его телу.

Никита очаровал заморских княжат. Он был в парадном синем мундире с золотистыми пуговицами, с блестящим от позолоты кивером на голове, высокий, статный. На лице играл румянец, как у ребенка, и чернели аккуратно подстриженные усики.

Светловолосый мальчик даже руку протянул, хотел дотронуться до загадочного солдата, чтобы узнать, не игрушечный ли он. Молодая женщина, очевидно мать, шепнула ему что-то, и мальчишка отошел от Никиты.

Дети упросили старших побыть еще немного возле волшебного солдата.

Как ни тяжело было Никите, а пришлось стоять не шелохнувшись почти час. Когда женщины с детьми отошли от него и за ними пробежала стайка девушек, сопровождавших царицу, услышал, как молодая мать, улыбнувшись царице, несколько раз громко повторила: «Гут зольдатен!» Потом в казарме он узнал, что та заморская гостья сказала: «Хороший солдат!»

Как только гости удалились, к Никите подскочил начальник караула и прошептал:

— Молодец! Так и надо по-гвардейски поступать! Я скажу твоему командиру, чтобы тебе чаще давали увольнительную в город.

— Рад стараться, ваше благородие! — отчеканил Никита и лишь после этого расслабил онемевшие ноги.

Гвардейские полки в Петербурге держали для того, чтобы они охраняли царя и членов царской фамилии. А чтобы при любых обстоятельствах гвардейцы были на высоте, их беспрестанно муштровали. Все время, свободное от караулов в царском дворце, их гоняли до седьмого пота. Гвардеец должен быть выносливым, сильным, чтобы не растеряться в тот момент, когда царской особе или его близким будет угрожать опасность. Гвардия — это глаза, уши, руки милостивого императора, вдалбливали изо дня в день гвардейцу. И Петрушенков вновь и вновь вставал перед строем гвардейцев и требовал чеканного и монолитного: «Божьею милостью, Александр Второй, император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский и прочая, и прочая, и прочая».

Никиту подмывало спросить, почему это наш русский царь является королем польским, а кто же финляндским, если наш государь только их князь, и что такое «и прочая»? Но побаивался, чтобы не нарваться на неприятность. И вместе со всеми бездумно повторял за Петрушенковым царское звание. Никита теперь на все смотрел по-другому. Конечно, благодаря Аверьяну. Этот искренний друг и любовь к чтению привил ему… Во время перекуров и прогулок по казарменному двору Аверьян часто рассказывал о том, что пишется в книгах. Жаль, что в казарму запрещено их приносить, начальство считало, что для солдат достаточно и того, что дают им на занятиях по словесности фельдфебели и офицеры. Зачем развращать солдат книгами? А Никите очень хотелось почитать хорошую книгу. Однажды, будучи в гостях у Маши, увидел на столе и на подоконнике книги, прочитал на обложках: «Пушкин», «Гоголь». Маша, заметив, что он заинтересовался книгами, предложила ему взять кое-что почитать, но он, поблагодарив, отказался: ведь в казарму не разрешено приносить книги. Маша не стала больше говорить об этом, но все же сообщила, что прочла очень замечательную новую книгу с каким-то странным названием: «Что делать?» Произнесла и лукаво улыбнулась: «Ты, наверное, не читал?» Конечно, не читал. Где он может взять новую книгу?

Однажды, когда сидели вдвоем на кухне, Маша начала пересказывать содержание этой книги.

Рассказывала о какой-то Верочке, Вере Павловне. Говорила так, словно Вера Павловна была ее близкой знакомой. И Никита загорелся желанием прочитать книгу. Но когда же он будет читать? Весь день-деньской в казарме: или маршируешь, или в карауле стоишь. Да и не разрешают солдатам заглядывать в книги. А Маша продолжает рассказывать о Вере Павловне, которая мечтает о новой светлой жизни, когда женщина будет свободной и в своих поступках, и в любви. И выходить замуж не по принуждению родителей.

…Уже полмесяца не видит он Машу. Но мысли о ней не дают ему покоя. Как она, что с ней? Никита стал рассеянным, даже на словесности отвечал невпопад, чем вызвал недовольство Петрушенкова, который не узнавал своего любимчика. Рассеянность и привела к беде, стала причиной несчастного случая.

Ночью солдат подняли по тревоге. Перепуганные гвардейцы вскакивали с коек, молниеносно одевались, убирали постели. Внезапная команда фельдфебеля «К оружию!» еще больше сбила их с толку. Они метнулись к пирамиде, схватили винтовки и выбежали на плац. Октябрьская темная ночь окутывала Петербург. Моросил дождь, и однополчане Никиты проклинали опостылевшую солдатскую службу. Сейчас бы лежать в теплой казарме под одеялом и спать, а их, как собак, выгнали на улицу.

Обычной поверки не было. Унтер-офицеры суетились, подгоняли солдат, в ревностном запале ругались. Беспрерывно, словно горох из решета, сыпались команды: «Равняйсь!», «Смирно!», «Равнение направо!», «Направо!», «Шагом марш!»

Колонна преображенцев выползла из ворот, молча двинулась к Дворцовой набережной, а оттуда через мост на Васильевский остров. Далее торопливо прошли Восемнадцатую и Девятнадцатую линии, пересекли Большой проспект, Средний. На Малом проспекте Никита посмотрел на Петрушенкова — проходили мимо того угрюмого дома, где жила зазноба фельдфебеля. Петрушенков сосредоточенно маршировал рядом с первой ротой и даже не взглянул на знакомый дом.

За Смоленским кладбищем остановились на широком пустыре. Обессиленные солдаты отдыхали стоя. Они не догадывались, почему после выстрела Каракозова царская власть ввела усиленные военные учения и маневры. Царю нужны были вышколенные, проворные и послушные солдаты, которые не задумываясь уничтожили бы всех его врагов.

Приблизились всадники — командир полка и командиры батальонов. Прозвучала команда «Смирно!», но генерал махнул рукой и отменил команду.

После отдыха батальонные командиры подошли к своим солдатам. Они передали приказ генерала: сегодня проводятся полевые учения, приближенные к боевой обстановке. Преображенцы должны уметь воевать. Они должны быть настоящими солдатами. Пустырь этот не знаком ни командирам, ни солдатам. Да это и к лучшему, в будущих боях придется воевать на незнакомой местности. Никто не знает, где может начаться битва. А это диктует боевую задачу: полк должен немедленно выслать разведку и проверить дорогу, по которой он будет продвигаться. Никто не знает, что впереди, да к тому же и ориентироваться в ночной темноте трудно. Но полк должен идти вперед. Таков был приказ. Следом за разведчиками неторопливо двинулись батальоны. Впереди рот шли фельдфебели, а командиры были в арьергарде.

Неожиданно путь преградили рвы, но офицеры приказали двигаться вперед и форсировать наполненные водой канавы, использовав «подручные средства». А какие средства можно было найти в беспорядочной сутолоке? Солдаты обнаружили неподалеку несколько тяжелых бревен и пытались соорудить нечто наподобие моста, чтобы перебраться на противоположную сторону канавы. Никита работал с большим усердием. Вдвоем с костромичом они подкатили длинное, обитое железом бревно и хотели перетащить его на противоположную сторону. К ним подбежали еще два гвардейца и с разгона толкнули Никиту, он поскользнулся и полетел в канаву, а сверху на него свалилось бревно и придавило ногу. Никита закричал, но его крик не услышали. Тогда костромич начал вопить: «Убило солдата! Убило солдата!» Как раз в это время подоспел Петрушенков и, узнав, что пострадал Гамай, бросился к нему в воду, приказал поднять бревно. Когда Никиту вытащили, он был без сознания. Уже начинало светать. Быстро разыскали полкового врача. Тот пришел с санитаром, который нес тяжелый чемодан с медицинскими принадлежностями. Старик врач смочил вату нашатырным спиртом и ткнул под нос Никите. Никита поморщился и слегка чихнул.