Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы Страница 23

Большинство преступлений эта банда совершила не в Москве, а в окружавших ее городах и городках, а вот исключительно московской «знаменитостью» стал извозчик Петров-Комаров. Он заманивал к себе в дом на Шаболовке легковерных крестьян, приезжавших в Москву и торговавших на Конном рынке, который находился на углу Мытной улицы и Добрынинского переулка, ставил на стол угощение: самогон, мадеру — и в самый неожиданный момент наносил жертве удар молотком по голове. Завладев деньгами и имуществом убитого, он клал связанный труп в мешок и отвозил его в полуразрушенный дом в Конном переулке или в дом 24 на Шаболовке. Так он убил более тридцати человек Петров-Комаров был алкоголиком. Жена боялась его и помогала в совершении преступлений. О кровавом бандите говорила вся Москва. Бывали случаи, когда преступники, чтобы запугать жертву, говорили: «Вяжи его комаровским узлом». В 1923 году кто-то написал мелом на стене Сухаревой башни: «Просят здесь не останавливаться воров, а то вас Комаров в мешок», а на стене кинотеатра на Лубянке красовалась громадная картина в красках, в стиле лубка: Комаров громадным молотком убивает крестьянина, сидящего за самоваром и мадерой.

Вообще о бандитах писали газеты, о них ставили фильмы, писатели сочиняли романы и повести, а поэт Владимир Маяковский в одной своей авиачастушке затронул тему бандитизма так:

Летчик! эй! вовсю гляди,За тобой следит бандит.— Ну их к черту лешему,Не догнать нас пешему!

То, что было легко сделать летчику, не под силу простому гражданину. Оставалось только завидовать покорителям неба. Вот бандитам действительно было все доступно. Вели они себя вызывающе. Совершали нападения среди бела дня. Например, 5 июля 1923 года семь вооруженных бандитов вошли в ювелирный магазин Кроля, находившийся в доме 12 по Арбату. Бандиты назвали себя анархистами, угрожая револьверами, загнали хозяина и покупателей в отдельную комнату и там заперли, а сами забрали ценности на 500 миллиардов рублей и скрылись.

Среди преступников попадались такие, которые хвастали, что они не боятся милиции, что тюрьма для них — родной дом, что жизнь — копейка и пр. Но все же у большинства из них имелась одна слабость — они были суеверны.

Правда, действовала в Москве одна шайка, которая в этом отношении являлась исключением. Состояли в ней Лоскутов, Ларичев и Филяев. Совершать преступления они начали 13 апреля 1923 года. Потом, на допросе в суде, Лоскутов сказал: «Все говорят тринадцатое — «несчастный день». Ежели им (потерпевшим) несчастный, значит, для нас, грабителей, счастливый». В тот «счастливый» день бандиты, вооруженные револьверами, напали на магазин «Конкордия» на Земляном Валу (был еще магазин с таким названием в доме 19 на Сретенке). Войдя в магазин, скомандовали: «Руки вверх!» Пока продавцы и покупатели стояли с поднятыми руками, бандиты забрали из кассы 512 рублей, сняли с вешалки шубу с бобровым воротником, а с покупателей часы и кольца и, выйдя из магазина, заперли его снаружи на висячий замок. Потом сели в нанятый ими для налета автомобиль и направились на Владимирское шоссе (теперь шоссе Энтузиастов). Отъехав недалеко от города, велели шоферу остановиться. Здесь они его ограбили, связали и бросили. На автомашине вернулись в город и ограбили два винных магазина: на Спасской и Садово-Триумфальной улицах, забрав деньги из кассы.

Другие бандиты, не побоявшись Бога, совершили в декабре 1924 года налет на квартиру патриарха Тихона в Донском монастыре. Патриарха дома не было, а его послушник, Я. А. Полозов, оказал им сопротивление и двумя выстрелами был убит.

Дать достойный отпор бандиту, убийце и прочей нечисти может, конечно, не каждый. Для этого существует милиция.

На третий день после революции, то есть 28 октября (10 ноября) 1917 года, вышло постановление Совета народных комиссаров «О рабочей милиции». По существу, создавались вооруженные отряды для наведения порядка, и поначалу им было не до сыска и розыска. Лишь спустя год, 5 октября 1918 года, Наркомат внутренних дел выпустил инструкцию о создании уголовного розыска. Он был тогда частью милиции, к тому же, помимо своего непосредственного начальства, работники уголовного розыска подчинялись местным Советам. 10 июня 1920 года вышло «Положение о рабоче-крестьянской милиции». Согласно ему создавалась уездная и городская, промышленная, железнодорожная, водная (речная и морская) и разыскная милиция. Именно в этом положении руководители подразделений милиции были названы «начальниками». Это название на много лет станет обобщенным названием работника милиции для наших не очень задумывающихся о смыслах граждан.

Повседневное руководство всей деятельностью милиции и уголовного розыска в масштабе страны в то время осуществляли Главное управление милиции и входящий в него «Центророзыск». В конце 1922 года отдел уголовного розыска Главного управления милиции стал самостоятельным, он продолжил деятельность «Центророзыска».

Принимались меры к профессиональному (и не только) обучению работников милиции. Далеко не все из них умели читать, писать и считать. Малограмотность была бичом милиции. Вот, к примеру, протокол задержания, составленный одним из агентов МУРа в 1928 году: «Я заметил извеснава вора Сашку Пучкова в руке с падазрительными новыми сапагами который крадены а посему на основании ст. 100 УПК постановил: Сашку как он есть преступный елемент задержать и доставить в УРО на предмет установления личности». А ведь в МУРе с первых дней его существования имелись курсы для ликвидации безграмотности. Работавший тогда начальником Управления уголовного розыска Москвы и Московской губернии Фрейман 1 января 1921 года даже издал такой приказ: «Вменяется в обязанность всем безграмотным и малограмотным сотрудникам МУРа аккуратно посещать школу ликвидации безграмотности при Управлении… Присовокупляем, что посещение школы обязательно и к манкирующим будут применяться репрессивные меры». Лица, пропускающие занятия, назначались на внеочередное дежурство. Когда этой меры стало недостаточно, начальник МУРа пригрозил в приказе от 5 февраля 1921 года принимать более решительные меры, вплоть до ареста.

Нельзя забывать, что работников царской полиции в милиции практически не осталось. На них не распространялось отношение к военспецам, которое практиковалось в армии. Вместе с тем должность сотрудника милиции, наделенного большими правами, была соблазнительна для всяких проходимцев. Вообще, стало распространенным явлением производить обыски и конфискации в квартирах состоятельных людей, действуя под вывеской ЧК, ОГПУ или милиции.

Распознать и обезвредить «оборотней» было непросто. В то время в милиции и уголовном розыске не существовало ни особой инспекции по кадрам, ни секретной агентуры. Денег на оплату нелегкого, опасного, но столь необходимого труда агентов у государства не находилось. К тому же не было никаких инструкций и указаний на этот счет. Может быть, наверху сомневались в необходимости существования секретной агентуры в государстве рабочих и крестьян? Но какой же уголовный розыск без секретных агентов? Их отсутствие или нехватку не могли компенсировать ни суровые меры к преступникам, ни штат следователей, который существовал в двадцатые годы в МУРе. Так или иначе, работа этого необходимейшего из учреждений стала кое-как налаживаться лишь в 1921 году. Вышел даже приказ, который в виде опыта, на три месяца, вводил норму раскрытия преступлений. Если в течение месяца сотрудник раскрывал менее 60 процентов преступлений, то ставился вопрос о его увольнении. Конечно, проверки жизнью такой приказ не выдержал. Работники уголовного розыска находили много способов, позволяющих им манипулировать цифрами. И в резерве имели преступления, которые, в случае необходимости, всегда можно сделать «раскрытыми», и могли «уговорить» вора взять на себя лишнюю кражу. Халтурщики находили много способов и для того, чтобы скрыть истинное положение вещей, стараясь сэкономить силы на работе. Один такой халтурщик на вопрос, почему он не проверил как следует виновность подследственного в совершении преступления, ответил: «Плевать, это пусть суд разбирает. Наше дело поймать, маленько выяснить и отослать». Не все, конечно, так думали. Большинство работало хорошо. Повышались требования и к соблюдению законности. В приказе начальника московской милиции № 20 от 17 мая 1921 года указывалось на то, что никто не может быть заключен под стражу без протокола задержания, в котором должно быть указано: когда, в какие часы, где, за что, при каких обстоятельствах задержано то или иное лицо, как назвало оно себя при задержании. В отдельном протоколе личного обыска должно быть зафиксировано все обнаруженное и изъятое у задержанного и сдано дежурному милиционеру для доставления вместе с ним в МУР. А приказ № 9 от 28 февраля того же года предписывал составлять опись изъятых вещей с участием оценщика, указывать вес драгоценных камней в каратах, золота и серебра в золотниках. Государство заботилось и о своем престиже, и о своей материальной выгоде. Ведь все похищенное в конце концов должно было стать его собственностью. И агентура стала потихоньку вербоваться. В Государственном архиве Москвы сохранилось «обязательство» некой Гуляевой, которая 12 октября 1922 года подписала его. В нем она обещала «не разглашать конспирации секретной части, как в бытность на службе, так и по выходе из таковой, под страхом предания суду Ревтрибунала». «Все сведения, — сказано в «обязательстве», — по выданным мне заданиям будут предоставляться без всякого вымысла и подписываться кличкой (псевдонимом) Крылова, за которую отвечаю, как за свою собственную фамилию».