Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1 Страница 23

Однако же в Ташкенте можно было наткнуться и на не столь приятных в общении пресмыкающихся. В том же сентябре, прогуливаясь после школы у развалин старой крепости, девочка, решив передохнуть, плюхнулась на подходящий плоский камень среди кучи других камней и обнаружила, что в щелях между ними копошатся малюсенькие полосатые змейки. Но не успела она удовлетворить свое неуемное любопытство, как из травы перед ней, блестя на солнце чешуей, с шипением поднялась змеиная голова с характерным капюшоном по бокам туловища.

Нина, естественно, рванула оттуда во весь дух. Но среднеазиатская кобра, которая обычно удовлетворяется тем, что отпугивает противника, на этот раз бросилась за ней. Добежав до протекавшего неподалеку арыка, девочка, подгоняемая страхом, плюхнулась в воду чуть не по уши, рассчитывая, что хотя бы тут змея от нее отстанет. Но, оглянувшись, с ужасом обнаружила, что кобра, приподняв голову над водой, плывет за ней.

Нина плохо помнит, что она там вопила, из последних сил выбираясь на крутой и скользкий глинистый берег арыка, пересекая улицу и стремглав влетая во двор расположенной через дорогу школы. Змея же, казавшаяся девочке огромной (на самом деле – не больше двух метров), продолжала неотступно следовать за ней! К счастью, во дворе оказалась повариха тетя Глаша, как раз рубившая саксаул для плиты. Она тут же пустила в ход топор, которым орудовала, и разрубила змею пополам. А переднюю часть, которая все еще пыталась ползти вперед, дополнительно несколько раз с чувством угостила поленом.

Если вы думаете, что это было самое страшное приключение нашей второклассницы, то ошибаетесь. Самое страшное случилось ближе к зиме, когда Нина вместе с другими школьниками гоняла в футбол. Из-за холодной дождливой погоды затеяно это развлечение было в школьном вестибюле. И вот, после очередного мастерского удара Нины послышался звон разбитого стекла… Выбито окно? Если бы! Пущенный ею мяч угодил прямиком в застекленный портрет Сталина.

Не успел замереть звон осыпающихся стеклянных осколков, как в вестибюле установилась полная тишина, в которой все смогли расслышать тихий шепот одной из девчонок:

– Ой, что сейчас будет…

Первой на звук бьющегося стекла прибежала Анастасия Михайловна, пожилая сухощавая учительница в строгом темном костюме, белой рубашке мужского покроя с узеньким черным галстучком, в круглых очках, с зачесанными назад коротко подстриженными седеющими волосами. За глаза младшеклассники звали ее «Баба Настя». Но не успела она еще осознать, что же именно тут произошло, как тишину прорезал звонкий мальчишеский фальцет:

– Это все Нинка! Нинка Коновалова, это она портрет разбила!

Нина никогда не пряталась от ответа за свои поступки, не собиралась она увиливать и сейчас, но ее неприятно поразила и та быстрота, с которой на нее наябедничали, и, главное, тот факт, кто именно это сделал. Звонкий фальцет принадлежал ее однокласснику Сережке – полноватому мальчишке, всегда сторонившемуся драк, не умевшему постоять за себя, да даже и не пытавшемуся это делать – на любые неприятности он отвечал только хныканьем. Нина слегка презирала его за трусость, но всегда давала отпор тем ребятам, которые избирали Сережу как удобный беззащитный объект для своих издевательств. А сегодня как будто кто-то его за язык тянул!

Небольшой жизненный опыт Нины еще не позволил ей уяснить, что трусость подчас лишает людей всякого здравого соображения и перед лицом действительных или даже мнимых страхов толкает на такие мерзкие поступки, которых они сами от себя не ожидают. А раз ступив на эту дорожку, человек, бывает, уже не может остановиться и запутывается все сильнее и сильнее.

«Баба Настя» тут же переспросила:

– Это точно? Ты сам видел?

– Конечно! – с нажимом подтвердил Сережка. – Это она, кому же еще! Вот и отец у нее – враг народа!

Это было уже чересчур! Любые нападки на своего отца Нина яростно встречала в штыки. И сейчас бы Сережке не поздоровилось от ее тумаков, если бы не учительница, стоящая рядом. Девочка только побледнела от злости и судорожно сжала кулаки. Анастасия Михайловна тем временем спросила голосом, ставшим подозрительно ласковым:

– С чего это ты взял, Сереженька, что ее отец – враг народа?

– Как с чего? – удивился тот. – Все знают, что его НКВД забирало!

– Ах, Сережа, – столь же ласково проговорила учительница, – если не знаешь, о чем говоришь, то уж лучше промолчи. Тем более в таких делах. Да, все знают, что ее отца НКВД задержало – и тут же выпустило. Ведь у нас в НКВД никого зря не держат, не так ли? Или ты лучше НКВД разбираешься, кто враг, а кто – нет?

Пристыженный Сережа покраснел, насупился и замолчал.

Баба Настя повернулась к Нине и сурово произнесла:

– Немедленно ступай за родителями и без них не возвращайся!

Делать нечего, пришлась бежать в политехникум, разыскивать отца. Сорвав его с занятий, она сбивчиво поведала ему, что приключилось. Отец, разумеется, встревожился и первым делом о чем-то быстро переговорил с сослуживцами. Затем с дочерью за руку он вышел из техникума и направился совсем не в сторону школы.

– Папа, нам не туда! – пыталась остановить его Нина. – Нам же в школу надо!

– Сначала заглянем в одно местечко… – не стал вдаваться в подробности Яков Францевич. Местечко оказалось расположенной неподалеку стекольной мастерской. Нина не слишком прислушивалась, о чем там у отца шел разговор – что-то такое насчет надбавки за срочность, – но вскоре они вышли из мастерской уже втроем. Вместе с ними важно шествовал пожилой мастер, несший большой деревянный ящик с кусками стекла разных размеров и маленький ящичек с инструментами.

Пока Нина в присутствии отца выслушивала все, что думает дирекция школы о ее поведении, – припомнили и взорванную плиту, и регулярные драки, и пререкания с учителями, – Яков Францевич только кивал и обещал принять все необходимые меры, чтобы приучить ее к строгой дисциплине. Тем временем стекольщик раздобыл стремянку, снял пострадавший портрет со стены – к счастью, сама репродукция оказалась не поврежденной, – освободил раму от оставшихся осколков стекла и начал ее измерять.

Вскоре по коридорам школы прошелся дежурный учитель с бронзовым колокольчиком, звоном которого возвещалось начало перемены, и вестибюль наполнился учениками. Ребятня быстро столпилась вокруг стекольщика, держась немного поодаль, и наблюдала за священнодействием резки стекла. К тому моменту как тяжелый и для девочки, и для ее отца разговор был закончен, стекольщик уже взбирался на стремянку, чтобы водрузить сверкающий новеньким стеклом портрет на свое место.

К счастью для Нины, у дирекции школы хватило то ли здравого смысла, то ли уважения к заслугам ее дедушки и бабушки, то ли боязни выносить сор из избы, то ли всего этого вместе. Может быть, было учтено и то, что сам портрет не пострадал, а стекло удалось заменить в рекордно короткие сроки, но обошлось и на этот раз.

7. Финская кампания

К концу года вернулась из Сибири мать, но радость встречи с ней была недолгой. Грянула советско-финская война, и военинженер 3-го ранга Анна Коновалова отправилась на фронт, проводить инженерную подготовку наступления. Яков же снова остался дома. Его заявление о восстановлении в РККА вернулось с пометкой «Оставлено без последствий».

Война на далекой границе с Финляндией не слишком была заметна в Ташкенте. Однако ее темное крыло задело и людей, живущих здесь. Все ждали вестей с фронта, а у кого-то в заснеженных лесах севернее Ленинграда воевали родственники или знакомые. Отец сначала никак не комментировал военные события, хотя Нина живо интересовалась ходом боевых действий. Конфликт на Халхин-Голе девочка пересидела с матерью на лагпункте, и эхом тех событий было, пожалуй, только обеспокоившее лагерное начальство, да Анну Коновалову тоже, сообщение о том, что пополнения рабочей силой в ближайшие три месяца не будет. Весь дополнительный спецконтингент бросают в Монголию, на строительство трассы Борзя – Баин-Тумэн для снабжения наших войск.

Отец, вероятно, опасался давать слишком много воли языку, высказываясь о конфликте с Финляндией. Да к тому же по газетам и по передачам радио было крайне трудно судить о действительном положении на фронте. И лишь когда стало ясно, что конфликт затягивается надолго, Яков как-то бросил в сердцах:

– Небось, как всегда, поперли напролом без подготовки, без нормального снабжения, вот и застряли на линии Маннергейма. Теперь же рядовой боец все эти просчеты своим горбом преодолевать будет. А, что зря говорить! – и, махнув рукой, он замолчал. Там была его жена.

Дочке эти слова царапнули по сердцу. Она ведь тоже не забывала о своей маме, сражающейся с белофиннами в снегах далекой Карелии. И если там так плохо, как думает папа…

Анне Алексеевне действительно приходилось нелегко. Ей пришлось принимать участие в разведывательных рейдах с целью выяснения состояния и расположения финских оборонительных сооружений на «линии Маннергейма». Большинство разведгрупп из таких рейдов не возвращалось.