Станислав Хабаров - Юрьев день Страница 23

– Все, – наклонился Вадим к водителю.

Автобус мягко тронулся. Сквозь заднее стекло был виден удаляющийся помощник дежурного, водящий рукою в воздухе, точно он протирал стекло. Теперь со стороны здание аэропорта походило на блестящий, поваленный набок столбик. Неяркое солнце плавилось в его шлифованных гранях, сияло медным великолепием.

– Давай сюда, – сказал Маэстро с заднего сидения, и Славка через чемоданы и ноги полез к нему.

– Ну, что? – спросил Вадим. – Дозвонился? Но Славка только рукой махнул, и никто не стал переспрашивать его.

Самолет летел над тайгой. В салоне было холодно, дребезжали металлические скамейки. Все хохотали. Наконец Вадим сказал:

– Довольно о Юре.

– Нет, пожалуйста, – заторопился Взоров, – притчу.

– Притчу?

– Историю.

– Давай историю..

– Значит так, приехал Юра к Мстиславу Всеволодовичу со статьей. Академия Наук вся разволновалась. Еще бы. Прошел слух, что Юра решил задачу четырех тел, а это – нобелевская и памятники на каждом углу.

– Тела это кто? – спросил Чембарисов. – Он сам, жена и двое детей.

– Для Чембарисова тело – жена. Не мешай.

– Так и для трёх тел не решено.

– Спокойно, Чебарисов.

– Попал Юра сходу к ним на семинар. А там, как водится, пустили листы по рядам, где все расписываются. Так вот один академик из Сибирского филиала расписался рядом с Юрой, и их спутали. Причем академика прочили директором в этот институт, и в институте об этом слышали, но не знали в лицо. А Юра солидней выглядел. И дальше, как в бессмертной комедии «Ревизор», попёрли к нему, каждый доказывает, что не лыком шит. А их звезда – блондинка из Академии Наук тотчас без слов предложила Юре любовь.

– На что Юра им разъяснил, что задача двух тел решена Кеплером триста лет назад.

– Трепачи, – огрызнулся Маэстро, – всё было не так.

И когда утихли очередные раскаты хохота, кто-то сказал:

– Мужики, а напишем Мокашову письмо.

Вероятно, им был Славка. Он лучше всех понимал, что может значить для Мокашова посланное ото всех письмо. Но он понимал, что настаивать бесполезно. И если бы стали вспоминать: кому пришла идея? – не смогли бы вспомнить: кто же первым сказал о письме «да».

– Нет уж – ушки, – отозвался Аркадий Взоров и снисходительно посмотрел на других.

– Ничего, и тебя заставим, – сказал Славка, видимо, из противоречия. Отправим официальной почтой. Экземпляр в дело, экземпляр в адрес.

– Уймите его, – не поднимая головы, отозвался Вадим. Он играл с Взоровым в маленькие дорожные шахматы. Время от времени они ползали по проходу, отыскивая упавшие целлулоидные шахматные фигурки на полу между кресел, и снова замирали в блаженстве умственного самоудовлетворения, не прекращая вмешиваться в разговор.

– Позвольте вам не поверить, – сказал с расстановкой Взоров. Так говорят, играя в шахматы и делая очередной ход.

– А мы не позволим, – не унимался Славка. Теперь он генерировал. Подпишемся псевдонимами…

– Зайцев, например, становится Волковым, – перебил его Чембарисов и засмеялся.

– Ты какой-то маньяк, Станислав, – покачал головою Взоров, – наверное, ты – графоман, а письмо – твоя навязчивая идея.

– Обязательно нужно написать. Представляю, как у Мокашова вытянулось личико. Полез с утра опохмелиться, а холодильник пуст.

– Ничего не поймёт и жену заподозрит.

– Ещё бы – бутылок вагон и крепкий мужицкий дух. Будто в его отсутствие в квартире были маневры, и по распоряжению свыше у них останавливался пехотный полк.

– Ну, так что?

– А бумага есть? – сказал Вадим.

И все начали подсаживаться к нему. «Дорогой сэр…», – начиналось письмо.

Глава 2

«Дорогой сэр! – начиналось письмо; – Наши злоключения начались с того самого момента, когда за выдающиеся заслуги перед Родиной и всем белым светом по части освоения космоса и иным частям, нас посадили в специально поданный на байконурский аэродром опытный красавец ТУ-144 с опытными красавицами-стюардессами и специальным рейсом отправили в столицу нашей Родины (страна должна знать своих героев!) на предмет празднования Дня космонавтики (Да здравствуют покорители космоса!)…»

В действительности всё было гораздо проще.

После того как управление «Гибридом» было перенесено на пункт дальней космической радиосвязи, и головная группа улетела туда первыми самолетами, о пусковой бригаде, теперь уже никому не нужной, казалось, совсем забыли. И началась какая-то дикая самодеятельность. Приборы и пульты отправляли в Красноград согласно каким-то графикам, а люди выбирались, кто как мог.

Обычно, как правило, все получалось не так. Обычно с ТП выставляли ровно в два счёта. Отправляли за сутки, за двое до запуска. И даже обиды случались: как это? Работаешь, работаешь и хоть бы глазком взглянуть. Но так выходило обычно. А в этот раз погода была нелётной, и получалось всё наоборот. Летали только грузовыми самолетами и то не до конца, с пересадками и пассажиров на борт брали одного-двух. С утра нужно было узнавать, сколько сегодня самолетов, затем ходить к руководителю по отправке, доказывая свою необходимость. Они хотели улететь вместе, и это очень затрудняло дело. Наконец, Вадим сказал: «Баста», и они с самого утра сели играть в карты. Играли тремя филиалами: на столе и на кроватях в разных углах.

За столом играли Славка, Вадим, Аркадий Взоров и представитель приемки – белобрысый Владислав, а Чембарисов и молчаливый оптик смотрели со стороны.

– Это что за ход? – гремел иногда Чембарисов. – Для чего, Вадим Палыч, нужно было так ходить?

– А если подумать, – не задумываясь, отвечал Вадим, и Чембарисов напряженно смотрел; затем лицо его смягчалось. Он одобрительно кивал головой, а иронический оптик улыбался уголками губ.

Маэстро, оказавшийся не у дел, сначала повертелся в гостинице, сыграл, было, в шахматы с загорелым двигателистом, а затем все-таки смотался узнать на счёт отправки. Вышел он без особого плана. Но у здания экспедиции встретил баллистиков, и те посоветовали собирать остальных, так как были кое-какие шансы. Когда он вернулся, в комнате стоял кавардак.

– Вы меня простите, – орал Славка, бросая карты. – За такие вещи полагается канделябром.

– Это ещё почему? – настаивал Взоров.

– Есть такие правила.

– Где они?

– Может, поспорим?

– А с тобою противно спорить, – вмешался Вадим.

– Это ещё почему?

– С пенкоснимателем противно спорить.

– У меня на этот счёт иное мнение, – огрызнулся Аркадий Взоров. – Самый крупный пенкосниматель в отделе – это вы.

И они продолжали играть, как ни в чём не бывало.

– Ну, как? – спросил Вадим Зайцева, хотя перед этим они ни о чем не договаривались.

– По-моему, дело стоящее.

– Это, по-твоему, – улыбнулся Вадим.

– Из надежных рук… слышал…

– А из рук, Юра, нельзя слышать. Ты, наверное, хотел сказать «из уст».

– Пускай из уст. Какая разница?

– Для тебя, я думаю, никакой, – улыбнулся Вадим.

Но начав было слушать, перестал улыбаться и карты смешал. И как не шебуршились проигравшие: «В самом деле, куда спешить?», через десяток минут «теоретики», как их называли сначала в шутку, а потом по привычке, осаждали дежурного по отправке. А ещё через полчаса уже тряслись в дребезжащем старинном автобусе в сторону аэродрома по безжизненной красной надоевшей до чёртиков всем степи.

– Прошу минуточку внимания.

Они сидели компактной группой в конце хвостового салона. Только Маэстро устроился впереди. Вадим, привстав с сидения, обернулся к остальным:

– Прошу минуточку внимания. Я должен объявить, что жизнь все-таки прекрасна и немножко удивительна. Нам дико повезло.

Самолет уже был в воздухе, и на передней стенке салона горели буквы: не курить, пристегнуть поясные ремни.

– Слухи оказались верными. Самолет наш действительно летит в Москву. Он везет наших уважаемых руководителей, немного приборов и нас, в виде бесплатного приложения. По прибытию в столицу уважаемые руководители отправляются пить водку на прием в честь Дня космонавтики. На этой неделе, оказывается, этот самый День. А мы? Либо нас вместе с приборами перегружают в самолёт поуже и покороче этого и машут ручкой. Тогда мы летим столько и ещё раз столько, каждый к своему станку. Либо, а это нужно сказать довольно маловероятная штука, мы остаёмся в Москве. Но пока лучше забудем об этом.

– Это что же? – спросил Чембарисов. – В Красноград через Рио-де-Жанейро?

– Зато удобства.

– А когда в Москве?

– Час прилёта, час отлета – один час. Вылетали в десять, прилетим тоже в десять. Таким образом, каждый из нас в полёте помолодеет на три часа.

Спустя несколько минут они уже дремали, откинувшись в мягких креслах. А Вадим с Аркадием Взоровым играли в дорожные шахматы.

Чембарисов и Аркадий Взоров на космодром попали случайно. Поездка эта была для них неожиданна, как выигрышный лотерейный билет. Приезд Маэстро и Славки планировался заранее. Они и приехали раньше других. Приезд Вадима и оптика тоже планировался. Они приехали позже, перед приездом Главного, потому что после Главного, на ТП можно было и не попасть. А вот для этих двоих всё оказалось случайным. Им неожиданно повезло.