Афонсо Шмидт - Поход Страница 23

Один из невольников, выделявшийся среди остальных своим ростом, приложил к глазам руку козырьком и, восхищаясь многолюдным шествием, с гордостью воскликнул:

– Вот это муравейник!

Окружающие рассмеялись. Какой-то негр спросил соседа:

– Кто это?

– Это Пио!..

– А-а…

Ночь пахла гнилыми апельсинами. Луны не было, но светили звезды. Дорога становилась все тяжелее. От засухи глина затвердела, глубокие колеи от повозок напоминали канавы. Некоторые женщины облегчали свою ношу, оставляя на дороге все, без чего можно было обойтись. Другие, те, что шли с детьми, заходили отдохнуть в пустые дома у дороги, обитатели которых убежали в лес при первых вестях о появлении киломбол.

На следующий день под полуденным солнцем рабы пересекли покинутый, словно вымерший, городок: это был Порто-Фелиз. Услышав о приближении невольников, все население обратилось в бегство, бросив дома и имущество на произвол судьбы. Через низкие, открытые настежь окна были видны комнаты, в которых совсем недавно бурлила жизнь. Кое-где перед божницами горели свечи. У дверей лаяли испуганные собаки.

Посреди главной площади находилась водопроводная колонка. Мучимые жаждой негры окружили ее. Однако кран оказался сухим, то ли потому, что пересох источник, то ли потому, что жители города перекрыли воду. Толпа еще обсуждала этот вопрос, когда из казавшегося покинутым дома раздался выстрел; за ним другой, третий. Пули свистели в воздухе, врезались в землю, отскакивали от камней, высекая искры. Послышались крики женщин и детей, стоны. Затем все бросились бежать.

– К оружию! – крикнул негр Пио.

Группа невольников, вооруженных револьверами, стала отстреливаться. Стычка длилась недолго, но за это время те, кто напал на негров, успели скрыться за поворотом дороги. Пио скомандовал отступление и понес на руках раненого товарища, как несут потерявшего сознание ребенка.

Толпа дошла до берега реки, мост через которую был разрушен, и заколебалась. Тогда Пио перешел реку вброд, причем вода доходила ему только до пояса, и вынес раненого на другой берег. Затем, так как в тылу снова началась стрельба, не мешкая, переправил вброд всех. Для этого он выстроил цепочкой от берега до берега рослых негров, – вода им была по грудь, – они помогали женщинам, старикам и детям.

Пио распорядился также, чтобы двое обессилевших от тяжелого пути вместе с раненым свернули на одну из боковых дорог; раненого он велел оставить в первой же хижине, которая попадется им на пути. Видит бог, он не мог поступить иначе. И поход продолжался…

К этому времени Пио стал признанным руководителем и вождем беглых рабов. Он шел с серпом за спиной, время от времени останавливался и, опершись на ручку, давал советы, которые постепенно стали восприниматься как приказания. Тот, у кого появлялась какая-либо идея, возникало сомнение или подозрение, обращался к Пио. Пио выслушивал всех с одинаковым спокойствием и старался всем помочь.

Однажды в вечерний час он велел остановиться и подождать отставших. Негры шли по лесистой равнине, в густых зарослях в случае– опасности можно было легко укрыться. Пио приказал расставить часовых, опасаясь внезапного нападения со стороны местных фазендейро, которые уже встретили их выстрелами, или какого-нибудь отряда из Сорокабы, посланного против восставших. Отдав распоряжения, он отправился в обход.

Изможденные женщины устраивались на ночлег в траве и мгновенно засыпали. Полдюжины костров выбрасывали в небо пламя. Немного погодя около них послышались звуки гитар и чуть было не началась пляска. Но люди слишком устали и валились с ног. Вскоре тяжелый сон сомкнул им веки и заставил забыть об усталости и голоде. Только дозорные под командованием Пио не спали, охраняя их покой, покой рабов, мечтающих о свободе.

Сколько их было здесь?… К вечеру отряд значительно пополнился, в него влилось много новых групп. Правда, были среди участников похода и ослабевшие и малодушные, которые не выдержали и дезертировали. Пио подсчитывал в уме. Сколько же может еще отсеяться? Сколько осталось от того маленького отряда, что вышел из Пайнейраса? Размышляя над всем этим, он неожиданно заснул, словно провалился в глубокий колодец.

Перед рассветом над Пио нагнулся человек, освещенный головешкой догорающего костра. Пио испуганно вскочил. То был Салустио, его помощник, который пришел сообщить о положении дел. Пио отдал необходимые распоряжения, разослал людей разведать дорогу и проверить, нет ли опасности с тыла. Вскоре негры с удвоенным воодушевлением пустились в путь. Пио с вершины холма наблюдал за растянувшейся по дороге толпой, чтобы определить, сколько же в ней людей. Он с трудом верил собственным глазам. Легион беглых рабов непонятно каким образом за ночь увеличился еще больше. Откуда взялось столько народу?

Он был занят этими размышлениями, когда увидел вдали под развесистым деревом несколько всадников. Их было четверо. Это еще не та сила, которая может преградить рабам путь. Возможно, эти люди посланы на разведку. Не успел он высказать это предположение, как всадники, убедившись, что вдали действительно движутся негры, повернули и ускакали галопом в сторону Иту. Пио обдумал положение и сказал:

– Приготовьтесь – оттуда надо ждать пуль!

Затем он вывел отряд с шоссе на проселок, с тем чтобы пройти через город не центром, как это предполагалось раньше, а окраинами, мимо бедных домишек и лачуг. Действуя таким образом, Пио, правда, терял возможность использовать помощь многочисленных аболиционистов Иту, которые, по имевшимся сведениям, были готовы к защите беглых рабов, но зато избавлял своих людей от вражеского нападения.

Об этом плане тут же сообщили в город друзьям-аболиционистам, и, когда часом позже невольники дошли до первых домов на северной окраине города, некий каиафа предупредил Пио, что большой отряд полиции устроил засаду по пути следования негров. Пио посоветовался с товарищами, а затем, повернувшись к гонцу, спросил:

– А что делают для нас каиафы?

– Они стараются убедить полицейских… Тогда Пио повернулся к толпе и воскликнул:

– Вперед, негры! Впереди свобода!

И невольники твердым шагом последовали за ним. Войдя в город, они собрались в плотную толпу. Теперь эта людская масса продвигалась медленнее, но зато была единой и сплоченной. Неожиданно толпа очутилась на небольшой площади, где стояла часовня; позади часовни собрался народ. Полицейские с ружьями в руках и юноши в галстуках бабочкой, казалось, о чем-то горячо спорили. Невдалеке лежали сложенные штабелями доски. Рядом стоял какой-то мулат в пиджаке, надетом на голое тело, и наблюдал за тем, что происходит на площади. Когда первые рабы, робко, тревожно поглядывая на полицейских, вступили на площадь, сержант – пожилой широколицый мулат – дал команду, и полицейские залегли в траве, наведя ружья на дорогу, по которой двигались невольники…

– Слушай команду, – раздался голос сержанта, и он выступил вперед.

В эту минуту мулат поднялся на штабель досок и громовым голосом обратился к сержанту, с которым, видимо, был знаком:

– Что же ты делаешь, Бастиан? Не стреляй в этих несчастных бедняков, что бегут из неволи1 Они ведь нашей расы! Разве у тебя нет жены? Нет детей? Нет братьев?

Сержант медлил в замешательстве. Тогда мулат бросил ему последний довод:

– Если откроешь огонь, можешь убить одного из своих братьев!

Полицейские замерли, готовые к бою. Но команды не последовало. А по площади, тесно прижавшись друг к другу, шли и шли беглые.

Эта заминка, словно по волшебству, изменила положение: откуда-то стали появляться корзины с хлебом и колбасой, связки бананов, все то, что простой люд мог дать участникам похода за свободой. Немного спустя полицейских увели. На площади появился оркестр и прошел по улицам, останавливаясь у домов республиканских и аболиционистских руководителей. До поздней ночи в разных концах города слышались возгласы:

– Да здравствует сержант Бастиан!

– Да здравствуют полицейские Иту!

А далеко за городом невольники при свете костров располагались на ночлег, чтобы немного отдохнуть до рассвета.

Прошел еще один день похода…

Еще одна ночь при свете звезд…

На заре отряд двинулся дальше. Теперь на его пути встречались фермы, издалека доносились фабричные гудки. Невольники подходили к большому городу. Первые дома оказались покинутыми. Негры прошли мимо, ничего не тронув. Дальше простиралось кукурузное поле… Сколько там было спелых початков!.. Легкий утренний ветерок колыхал это море зелени, напоминавшее далекие волнующиеся воды. Одна худенькая негритянка выбежала вперед и, остановившись перед Пио, воскликнула:

– Мы голодны. Мы хотим есть, а здесь полно кукурузы!

За ее спиной эхом откликнулись негры:

– Мы голодны!

И Пио, опершись на ручку серпа, вынес решение: