Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга первая Страница 23

Незаметно я начинаю рассказывать о том, чему нас учит Ареф, о статье в газете, о том, как вооружаются бедняки, чтобы восстановить справедливость, устроить сытую жизнь. Рассказываю о треснутом котле в киштанской бане, о зверствах Монтасера. Парвин слушает меня и смотрит испуганными глазами. Неужели она не слышала об этом от других?

— Гусо, нарви мне цветов, — неожиданно говорит она. — Я хочу цветов!

— Сейчас, Парвин-ханым! — Я вскакиваю и, пройдя сквозь кустарники, поднимаюсь в гору. Весь ее склон усыпан тюльпанами. Я рву и укладываю в букет. Затем тон же тропинкой через заросли пробираюсь к Парвин и опускаюсь перед своей пери, утопающей в сочной траве.

— Ой, какие тюльпанчики! Спасибо, Гусо! — Парвин принимает цветы, подносит их к подбородку. Я сгораю от смущения и счастья. Голова кружится, я откидываюсь на спину, лежу и смотрю на облака. Я и сам летаю в облаках. У меня такое ощущение, будто я ношусь над долинами я горами. Парвин гладит мои волосы, у нее рука такая нежная и беспокойная, что я закрываю глаза.

Удивительно быстро пролетело время. Кажется, только пришли, а уже солнце опускается за вершины гор, сейчас спрячется. Медленно, неохотно бредем назад, в Боджнурд. У меня все мелькает перед глазами, я пьян от счастья. Все у меня путается в голове, я еще не могу полностью осознать, что любит меня эта красивая, богатая девушка. Но к радости примешивается привкус горечи. Досаждает колючая мысль: «Она богата! Она богата! Вот подует злой ветер и оборвется твое счастье!» Ох как больно об — этом думать! И я начинаю утешать себя глупыми мыслями: «Буду работать почтальоном, накоплю денег, куплю лошадь, выстрою дом, приобрету модную одежду. О, я буду самым знатным человеком в Боджнурде, и тогда женюсь на Парвин». Только как заиметь столько денег, чтобы считаться богатым? Этого я понять не могу. А Парвин идет рядом беззаботно и не подозревает о моих муках. Она, видимо, вообще ни о чем не думает. Нет, наверно, думает об этом противном англичанине. Я ненавижу его, он мой враг.

Я проводил ее до сада. Она вошла через калитку со стороны переулка. Я стоял и смотрел ей вслед.

ЗАПИСКА АРЕФА

Маршрут мой неизменен: Боджнурд — Миянабад — и обратно. Встречаюсь с Арефом, Мухтаром, Ахмедом. О бахши Абдулло пока ничего не слышно. Пропал бесследно. Это для всех загадка.

Время и дела накопляются. Статья Арефа, как артиллерийский снаряд: разорвалась и охватила пламенем Хорасан. Эхо взрыва прокатилось по всей Персии.

В один из дней, прибыв в Миянабад, я не застал Арефа дома. Прибегаю к Ахмеду.

— Слушай, Ахмед, скажи — где Ареф?

— Спокойно, спокойно только, Гусо, не волнуйся. Сегодня пойдем к нему. Он на своем посту. В селе… — Ахмед по секрету называет селение.

— А почему он там?

— Его хотели арестовать.

— Вот как! Тогда жди меня, я разнесу почту.

Возле базара меня вдруг останавливает комендант города:

— Эй ты, шальной! А ну подойди ко мне! Говорят, ты читаешь людям газеты? Слушай, безумец! Я не советовал бы тебе рисковать. Береги здоровье. Пусть сами читают, кто получает газеты. А ты не суйся не в свои дела. Дошло?

— Совсем не дошло, господин комендант! Как же так! Во-первых, я читаю газеты не тем, кто их получает, а тем до кого они не доходят. Безграмотным. Во-вторых разве из газеты суп сваришь? Пусть слушают на здоровье. Ведь многие миннабадцы даже фарсидского языка не знают! В-третьих, господин комендант, читать газеты — моя обязанность. Я не просто почтальон. Я — грамотный почтальон, за что и получаю шесть туманов в месяц!

— Вот дурак! — грубо толкает меня в грудь и хохочет комендант. — Да я тебя, как земляка, как цыпленка жалею, понимаешь? Ай, если не хочешь понимать, иди к черту, сукин сын! Теперь дошло?

— Ей-богу, господин комендант, теперь на сто процентов дошло.

Ночью мы идем с Ахмедом по тихим, уснувшим улицам. Не слышно даже лая собак. Иногда со стороны арка доносятся раздражительные голоса: «Бидар баш! Хушяр баш!» Это дежурные фарраши покрикивают и будят постовых, что стоят и сидят на вышках вокруг стен правительственного здания и у ворот. Теперь ворота по каким-то причинам с наступлением вечера наглухо закрываются.

Сворачиваем к реке, идем вдоль правого берега, петляя по едва приметной, густо заросшей тропке. Она — то заводит нас в заросли кустарника, то вновь ведет по травянистой равнине, и вот уже опять мы пробираемся сквозь заросли. Я привык ходить на большие расстояния, дорога мне никогда не казалась утомительной, но сегодня почему-то долгий путь удручает, гнетет. Где же, наконец, этот Хожан?

— Вон, видишь огонек? — тихонько спрашивает Ахмед. Он, будто прочитал мои мысли и спешит подбодрить.

Тенистый Хожан — точно маленький островок в море. Он плотно окружен громадными чинарами, ветви которых дружелюбно схватились друг за дружку и заслонили от солнца село. В самом Хожане душновато, сюда нет доступа ветрам. Тишина и мрак здесь днем и ночью. Тут, па окраине, за арыком, в густых зарослях и расположился штаб курдского вожака Арефа.

Мы остановились у замаскированной ветвями кибитки. Ахмед постучался в маленькую дверь. Его стук был точно рассчитанным, условным «тук-тук-тук…»

— Кто? — спросил изнутри незнакомый, настороженный голос.

— Е-хане — свой, откройте.

В маленькой комнате на полу кошма, на черной кошме керосиновая лампа. Человек, открывший дверь, узнал Ахмеда, пропустил нас вперед и закрыл дверь на задвижку. В тусклом свете я разглядел своего «капитана корабля», предводителя курдских племен Арефа.

— Здравствуйте, господин учитель!

— Здравствуйте, друзья. Присаживайтесь. Рассказывайте, что нового в Боджнурде?

— Боджнурд поет на разные голоса. Один приятно слушать, другой — каркает- «Надо их ставить на колени… Они взорвут планету! Погубят род человеческий!..»

— Ха! Это очень хорошо, значит, враг живет под страхом. Враг неглуп! Знает, что если комары слетятся вместе, то и слона свалят. А мураши разом поднимутся — шкуру у льва разорвут! Так сказал мудрый Саади, — восклицает Ареф. Подумав, продолжает — Дела у нас идут неплохо. Особенно слаженно и азартно действует группа Ходоу. — Говорит Ареф очень медленно, будто находится не в этой глухой, заброшенной комнатушке, а в «классе экабер». Говорит, словно диктует, хочет, чтобы каждый слушатель понял не только слово, но и то, что за ним таится.

— Господин учитель! Кто такой Ходоу?

— Ходоу — сын пастуха Новруза, из села Тукур. Их трое у отца: Худайверди, Аллаверди и Гусейн. Самый смышленный — Ходоу. Вокруг себя он собрал бездомных, но честных, храбрых людей. Отчаянный народ: все в жизни повидать успели, на таких можно надеяться.

— Господин учитель! А где сейчас Ходоу?

— Где-то в горах Шахджахан, — сказал Ареф и стал что-то думать. Значит, сейчас заговорит о другом, я хороню изучил его привычки. Так и есть. — Ну, как, добрые люди, — неожиданно обратился он к нам, — не пора ли вооружаться: лошадями и винтовками?

Меня бросило в жар, так внезапно прозвучали слова учителя.

— Но откуда взять деньги на лошадей и винтовки? — спросил я и, видимо, на лице моем была написана беспомощность, потому что Ареф насмешливо сказал:

— Какие же вы вояки, если собираетесь покупать лошадей и винтовки!

— А как же иначе?

— Раскинем умом. В этом отношении наш район — одна из лучших баз снабжения. Только надо пошире открыть глаза и приглядеться к землякам, к богачу Раис Туджару. Половина Миянабадской долины в его руках. Сотни вооруженных всадников размахивают плетями над головами тысяч рабов. У наемников Раиса и винтовки, и лошади, и деньги. А всадники помещика частенько ездят поодиночке. Проследи за одним, подкарауль… Разнежится, расположится на отдых, — уведи у него коня, а заодно и винтовку прихвати. В общем, надо уметь. Этот же прием применить надо и к боджнурдским «благодеятелям». Вот так, друзья!

— Господин учитель, а если нас сочтут за разбойников?

— Скажите: мы не воруем, мы делимся… Берем лишнее, чтобы не испортилось! — Ареф засмеялся. — А сейчас надо будет срочно доставить Худайберды вот эту записочку.

— Есть — доставить записочку, господин учитель!

— Аллах поможет, а главное — осторожнее и не теряйте времени!

Бежим по прибрежным зарослям, путаясь в высокой траве. Бежим и звезды бегут над нашей головой. Останавливаемся отдохнуть — и звезды отдыхают, стоят на месте, будто играют с нами. Но мы на них не обращаем внимания — они далеко от нас. Бежим, переполненные радостью. Да еще какая радость! Брать, у кого слишком много! Ох, господин учитель, давно бы так сказал! А то — читай, агитируй… Ожидай у моря погоды!

«О, ты моя путеводная звезда! Разбудила меня от долгого сна. Слава тебе, Арефе Миянабади!» — эта мысль не покидает меня всю дорогу.