Валерия Носова - Балерины Страница 23

И до Павловой в «Палас-театре» выступали и очень известные актеры, но то были сенсации сезона. А на этот раз лондонцы, как считали они сами, являлись свидетелями сенсации века. Поэтому к началу представления к «Палас-театру» подкатывали шикарные автомобили, из них важно выходили дамы в блестящих туалетах. Любая из них готова была простоять несколько часов за креслами, не получив лучшего билета, лишь бы увидеть русскую знаменитость.

Успех первых гастролей в Америке и в Англии привел Анну Павловну к мысли создать собственную постоянную труппу вместо того, чтобы при каждом новом турне заново подбирать исполнителей характерных танцев и кордебалет. Нетерпеливая и решительная, она здесь, в Лондоне, начала приводить в исполнение свою идею, готовясь ко второй гастрольной поездке в Соединенные Штаты.

На первых порах труппа Павловой состояла всего из десяти человек — англичан и русских. Репертуар был сборный, Павлова танцевала и свои коронные номера: «Лебедь» Сен-Санса, «Мазурку» из «Жизни за царя» Глинки, Вакханку из балета «Виноградная лоза». А. Рубинштейна, поставленные еще в России русскими балетмейстерами. Удачей оказалась встреча с Хильдой Бьюик, молодой англичанкой, говорившей по-русски. В случае нужды она могла служить и переводчицей. Танцовщиц Анна Павловна отбирала после просмотра из тех, кто хотел попасть в ее труппу. И в дальнейшем Павлова не вдруг принимала к себе артистов. Так, уже в Америке, во время выступлений в том же театре «Метрополитен опера» Павлова обратила внимание на Анну Васильевну Пружину, заменявшую балетмейстера Альбертиери на репетициях с кордебалетом театра.

— Вы так хорошо ведете занятия, — сказала ей Павлова, — что я подумала, не балерина ли вы.

Пружина оказалась балериной и совсем недавно появилась в нью-йоркском «Ипподроме», принадлежавшем Чарльзу Диллингему. Павлова угадала в девушке дарование и пригласила в свою труппу. Та с радостью согласилась и работала с Павловой до конца ее жизни, привязавшись к гениальной артистке сердцем и умом.

Вторая поездка в Соединенные Штаты состоялась в 1911 году, теперь уже с постоянной труппой и с Мордкиным. Она подтвердила успех первой. Выступления Павловой как в Англии, так и в Америке не только усилили интерес к балету в этих странах, но и привели к возникновению здесь в дальнейшем национальных профессиональных школ танца и балетных трупп.

До сих пор зарубежные турне, как бы долго они ни продолжались, не отрывали Павлову от России. Она оставалась русской танцовщицей и каждую осень возвращалась в свое Лигово, в свой Петербург, участвовала в спектаклях на сцене Мариинского театра. После второй поездки по Америке Анна Павловна появилась на родине только к концу года, не выступив ни разу в сезоне 1910 года в Петербурге…

Накануне выпал обильный снег, так что трамваи вынуждены были остановиться. Усиливавшийся ветер с моря нагнал в каналы и реки Петербурга столько воды, что уровень их поднялся значительно выше ординара. Только к вечеру ветер стих и вода пошла на убыль. Подморозило, образовался санный путь.

Анна Павловна смотрела в окна зеркального класса на заснеженную Неву и радовалась, что снова дома Любовь Федоровна вынимала из баулов ее вещи, рассказывала, как вчера чуть-чуть не произошло наводнение и даже стреляли из пушки, предупреждая об опасности.

Еще не успела Анна Павловна наговориться с матерью, как приехал Дандре. Между Анной Павловной и Дандре существовали странные на первый взгляд отношения. Они любили друг друга. Но оставался нерешенным вопрос о браке: сначала потому, что он и она были людьми разных общественных положений — он аристократический потомок старинного французского рода, принятый в среде высшего столичного общества, а она дочь прачки и солдата, «малютка из кордебалета». О браке не могло быть и речи, как думал Дандре. Теперь…

Все это промелькнуло в голове Анны Павловны в одно мгновение, и тотчас, прогнав недобрые мысли, она пригласила:

— Садитесь, Виктор, я рада вас видеть. И рассказывайте. А вот газеты, — добавила она и пододвинула ему лежавшую на столике кипу газет, — статьи и рецензии собраны для вас. Вы почему такой мрачный?

Говорила она скороговоркой, переходя с одного на другое, как будто без всякой связи. Во всем этом сквозило все еще что-то детское, чистое. Дандре молча слушал, как всегда, удивляясь ее непосредственности и неожиданным ассоциациям. А она уже рассказывала:

— Вы знаете, мне пришла дельная мысль — создать свою постоянную труппу. Сейчас у меня уже есть десять человек. Ведь это удобно, Виктор, не правда ли иметь постоянную труппу, а не набирать каждый раз новых партнеров и танцовщиц? Как вы думаете?

— Да, конечно, удобнее… Но теперь уже необходимо чтобы кто-нибудь вел все дела вашей труппы, не обременять же вам себя еще этими заботами…

— О конечно, Хильда Бьюик, англичанка… и русская, я нашла ее в Нью-Йорке в «Метрополитен опера», Анна Пружина, балерина… Они отлично со всем справлялись.

Дандре слушал и вдруг неожиданно вздохнул:

— Ах боже мой, боже мой! Как бы я хотел уехать куда-нибудь, куда-нибудь, лишь бы уехать!

— А служба? — напомнила она, недоумевая.

Дандре заторопился переменить тему.

— Вы нарушили контракт с Мариинским театром, Анна, ня разу не выступив в этом сезоне на своей сцене, — сказал он. — Вам придется платить неустойку! К сожалению, я не могу вам сейчас помочь…

— Не тревожьтесь, Виктор, я заплачу неустойку и, как Преображенская, перейду на гастроли… У меня уйма предложений и контрактов! — добавила она с азартом. — Ведь я заключила договор в Америке на январь и февраль, потом на двадцать спектаклей в Лондоне, в Париже, а потом еще самостоятельно на два месяца в Лондоне.

Выговорившись, Анна Павловна посмотрела на Дандре, всегда уверенного в себе, и поняла — он чем-то удручен. Ей стало жаль этого растерянного человека. Она подошла к нему и положила руку на плечо:

— Поедемте со мной в Америку, в Лондон, в Париж, будете вести мои дела… — чуть не плача от сострадания, говорила она, стараясь как можно скорее выговорить и свою жалость, и свое обожание. — Конечно, нам придется пожениться… Там нельзя иначе. Но это будет тайно, только в документах, для формы. А так я Анна Павлова, вы Дандре, мой друг, мой импресарио… Муж для светских друзей и владельцев отелей! Итак, мы едем вместе, мой друг? — спросила она.

Видимо, ему было трудно вымолвить первое слово, но отвечать все-таки необходимо. Пересилив себя, он объяснил ей, что идет ревизия общественного управления и бог знает чем это все кончится; с него взяли подписку о невыезде. Могут быть всякие неожиданности…

— Ну что ж, оставайтесь! — вспыхнула она.

— Но, Анна, во всяком государстве есть свой правопорядок, законы…

Она отошла от него в дальний угол и устало села на стул. Она быстро наполнялась энергией и еще быстрее расходовала ее, мгновенно вспыхивала и так же мгновенно остывала. Искренне привязанная к Дандре, она обращалась с ним как капризный ребенок, бранила, гнала прочь, потом просила прощения, неизменно получала его, и тогда все начиналось сначала. Из этих сцен во многом и состояли их личные отношения, не отражавшиеся, впрочем, ни на танцах Анны Павловны, ни на деятельности Дандре.

Служебные порядки, не ей самой учрежденные, не интересовали Анну Павловну. Тем не менее спустя неделю на счет дирекции Императорских театров поступила из Лондона по нарушенному контракту Анны Павловой неустойка в сумме двадцати одной тысячи рублей…

Анна Павловна грустно смотрела в окно на Неву. От Дворцового моста на Васильевский остров конькобежцы перевозили публику на креслах. Начиналась метель. У Павловой тяжко было на душе — она будто прощалась с родиной… В Лондоне, где вскоре она обрела свой дом, люди не знали ни снежных бурь, ни метелей.

X. Свой дом на чужбине

Теперь я вижу, что жизнь моя представляет собой единое целое.

В мае 1911 года начинались выступления Павловой с труппой в «Палас-театре».

Анна Павловна не раз задумывалась, как поступить, чтобы не зависеть от дирекции Императорских театров. Павлова хотела танцевать то, что ей нравилось самой. В окрестностях Лондона она увидела Айви-Хауз, то есть «Дом, увитый плющом», и арендовала его. Особняк этот некогда принадлежал знаменитому английскому художнику-пейзажисту Джону Тернеру.

Айви-Хауз высился среди старого парка. Длинная деревянная терраса дома смотрела на пруд, в котором при Тернере отражалось синее небо, а при новой хозяйке стали жить еще и белоснежные лебеди. За прудом утопала в зелени колоннада беседки. Дорожки, идущие к ней, очерчивались цветниками, а в дальнем углу сада стояла теплица.

Не только вокруг дома, но и внутри его все строго соответствовало тонкому вкусу и английскому представлению о комфорте. В середине двухэтажного здания расположился двухсветный зал со стеклянной крышей, а внизу и наверху находились жилые комнаты. Полуподвальный этаж дома Анна Павловна отвела под театральную костюмерную. Здесь в шкафах, выстроенных рядами вдоль и поперек, висели костюмы, разместились парики, бутафория, обувь. Нотная библиотека также заняла свое место в костюмерной. Все это богатство было расписано в картотеке с указанием места хранения. Театральным реквизитом ведали портниха, прачка, парикмахер и библиотекарь-музыкант.