Переулок Мидак (ЛП) - Махфуз Нагиб Страница 23

— Вы всё верно сказали, господин…

От господина Аль-Хусейни не укрылись смущение и подозрение гостя, и серьёзным тоном, смягчённым, однако, ясным дружелюбным взглядом, он сказал:

— Брат мой, я буду говорить с вами напрямую о том, что у меня на душе, и потому простите меня за мою откровенность, ибо тот, кем движет стремление исправить, цель которого — это искренность и дружба, вправе быть вполне откровенным. Правда в том, брат мой, что в некоторых ваших поступках я разглядел то, что огорчило меня, то, что я не считаю подобающим тебе…

Учитель Кирша обеспокоенно нахмурился и сквозь зубы процедил: «А тебе-то что за дело до того?» Затем, изобразив на лице изумление, сказал:

— Моё поведение огорчило вас?! Упаси Боже…

Однако Аль-Хусейни проигнорировал его притворное изумление и продолжил:

— Поистине, двери в сердца молодёжи открыты для шайтана, и он проскальзывает в них как окольными путями, так и в открытую, и сеет зло. И вместе с тем мы должны быть бдительны и не позволить ему проникнуть в сердца молодых людей, мы должны закрыть эти двери перед шайтаном. А что же говорить о стариках, которым сам возраст даровал ключи от добродетели? Что с ними будет, если мы увидим, как они добровольно открывают эти двери и сами призывают шайтана?!… Это-то и огорчило меня, учитель…

Юноши и старики! Двери и ключи! Дьявол всех дьяволов! Почему он не даёт покоя себе и пристаёт к другим? Он в замешательстве покачал головой, затем тихо сказал:

— Я ничего не понимаю, господин Ридван…

Господин Ридван пристально посмотрел на него многозначительным взглядом, и не без упрёка в глазах спросил:

— Правда?!

Начиная испытывать недовольство и страх, учитель Кирша пробормотал:

— Правда…

Господин Ридван решительно ответил:

— А я-то считал, что вы знаете, что именно я имею в виду. На самом деле я имею в виду того беспутного юношу…

Лицо Кирши стало непроницаемым, а в душе разгорелась ярость, однако словно мышь, попавшая в ловушку, он пытался наощупь пробраться наружу сквозь решётки, и тоном, напоминавшим капитуляцию, он спросил:

— Какой такой юноша, господин Аль-Хусейни?

В мягких интонациях, избегая вызвать волнение гостя, тот ответил:

— Вы ведь знаете, учитель, я завёл с вами этот разговор не для того, чтобы огорчить или пристыдить вас, упаси Господь! Я всего лишь хочу направить вас на благой путь. К чему всё отрицать? Все это знают и говорят об этом. И мне доставило наибольшую боль обнаружить, что о вас судачат люди…

Учителя Киршу охватил гнев, и он жёстко ударил рукой по бедру, ужасающе закричав своим хриплым голосом, брызгая при этом слюной:

— Какое дело этим людям? Чего они не дают себе покоя и суют нос в чужие дела? Вы и правда слышали, что они судачат обо мне, господин? Так было ещё с тех времён, как Господь сотворил землю и всё сущее на ней. Они судачат о чести и обвиняют кого-то в непристойностях не из-за их наличия, а чтобы очернить своих братьев. И если они не находят у них недостатков, то начинают судачить о них. Вы полагаете, что они перешёптываются с отвращением и презрением к таким недостаткам? Нет, клянусь Аллахом! Поистине, это всё зависть, что пожирает сердца человеческие…

Господин Аль-Хусейни испугался от одной такой мысли, и в изумлении спросил:

— Какое ужасное мнение! Вы и впрямь полагаете, что люди завидуют подобным аморальным деяниям?!

Кирша прыснул от смеха и с презрением сказал:

— И не сомневайтесь в этом, господин Ридван! Это же безнадёжная толпа. Не лучше ли им заглянуть в свои собственные души? — тут до него дошло, что он просто капитулировал перед лицом обвинений и защищается, и продолжил. — А знаете ли вы, кто тот юноша? Он бедный, и я пытаюсь облегчить его беды своей щедростью.

Господин Аль-Хусейни был раздражён его увиливанием, и пристально поглядел на него, словно говоря: «Неужели такое можно сказать?» Затем произнёс вслух:

— Учитель Кирша, кажется, вы меня не понимаете. Я вас не сужу и не упрекаю, ведь мы оба нуждаемся в милости и прощении Господнем, однако не пытайтесь всё отрицать. Если этот юноша беден, то предоставьте его Создателю. Поистине, в мире полно тех, кто нуждается, раз уж вам хочется совершить благодеяние.

— А почему бы мне не совершить благодеяние по отношению к этому молодому человеку? Меня огорчает то, что вы не верите моим словам. Я ни в чём не виновен.

Господин Ридван посмотрел на почти почерневшее от приглушённой обиды лицо Кирши и медленно произнёс:

— Этот юноша беспутный, о нём ходит дурная слава. Вы допустили ошибку, пытаясь меня обмануть. Гораздо лучше вам принять мой совет и быть со мной искренним и откровенным.

Учитель Кирша понял, что господин Ридван расстроен, даже если по лицу этого нельзя было прочесть, и замолчал, сдерживая гнев. Он принялся обдумывать, как бы ему удалиться. Однако господин Ридван продолжил:

— Я призываю вас к добру как для самого вас, так и для ваших близких. Я не разочаровался в попытках направить вас на благой путь. Оставьте этого юношу, ведь он — мерзкое деяние шайтана. Покайтесь перед Господом своим, поистине, Он — милостивый и прощающий. Если раньше вы были праведником, то сейчас — грешник. И хоть вы сегодня и преуспеваете, однако очень много потеряете и будете страдать из-за этой мерзости. В итоге вы останетесь бедным и нуждающимся. Ну, что скажете?

Учитель Кирша в конце концов перестал упрямиться, и сказал сам себе, что волен делать всё, что захочет, и ни у кого нет над ним власти, даже у господина Ридвана Аль-Хусейни! Однако у него и в мыслях не было вызвать его гнев или бросить ему вызов. Он прикрыл тяжёлыми веками свои тёмные глаза и порицающим тоном произнёс:

— На то воля Аллаха!

Тревога блеснула на приятном лице хозяина дома, и он резко произнёс:

— Нет, это воля шайтана! Позор на вашу голову!

Учитель пробормотал:

— Когда Аллах указывает верный путь!

— Не слушайтесь шайтана, и тогда Господь поведёт вас по благому пути. Оставьте этого юношу или дайте мне избавиться от него по-мирному…

Учителя Кирша охватило волнение и нетерпение, и не совладав со своими чувствами, он решительно выпалил:

— Ну нет, господин, не стоит вам этого делать…

Поглядев на Киршу пристальным взглядом, выражавшим одновременно и недовольство, и презрение, господин Ридван с сожалением сказал:

— Видели ли вы, какое влияние путь соблазна оказывает на путь спасения?

— Господь наш ведёт к спасению…

Господин Ридван совсем уж отчаялся вывести Киршу на истинный путь, и с раздражением он бросил ему:

— В последний раз говорю вам: бросьте вы его и дайте мне избавиться от него с миром…

Учитель проявил упрямство и передвинулся к дивану-канапе, словно собираясь встать:

— Ну уж нет, господин. Умоляю вас оставить это дело на суд Божий, пока сам Аллах не укажет истинный путь.

Хозяин дома удивился упрямству этого бессовестного типа, и с отвращением спросил:

— И не стыдно вам упорствовать в таких грязных делах?

Учитель поднялся со своего места, устав от господина Ридвана и его нравоучений, и сказал:

— Человек совершает множество позорных поступков, и это всего лишь один из них. Позвольте мне самому найти свой путь спасения, и не сердитесь на меня, примите мои извинения и сожаления. Как может человек контролировать себя?

Господин Ридван грустно улыбнулся, и, также поднимаясь с места, сказал:

— Если хочет, он всё может, однако вы не понимаете смысла моих слов. Всё в руках Аллаха.

Протянув ему руку, он попрощался с ним:

— До свидания.

Учитель Кирша покидал его дом с угрюмым лицом, бормоча себе под нос что-то и понося всех людей, особенно господина Ридвана.

12

Мать Хусейна покорно и выносливо ждала день, два… Она стояла за створками окон, что выходили на кафе, карауля появление того юноши. И вот увидела его — сначала он шёл, покачиваясь из стороны в сторону, а затем ещё раз — уже за полночь — вместе с её мужем, удаляясь в сторону Гурийи! Глаза её аж побелели от ненависти и злости. Она задавалась вопросом — неужели совет господина Ридвана оказался напрасным? Тогда она навестила его снова, и он только с сожалением покачал головой и сказал ей: «Оставьте его таким, как он есть, пока Господь не явит волю Свою», и она вернулась в свою квартиру, кипя от ярости и замышляя план мести. Теперь-то она больше не остерегалась стать объектом злословия и сплетен, и поджидала у окна до самой ночи, пока не появился тот юноша.