Александр Струев - Царство. 1955–1957 Страница 24

— Тито ставит национальные интересы Югославии выше ленинских принципов! — возмутился Вячеслав Михайлович. — Социализм есть единство, взаимовыручка, а где у Тито взаимовыручка, где единство? Если приглядеться, то и социализма нет! Сколько миллионов Тито от американцев получил? Немыслимо сколько! А люди ходят плохо одетые, голодные, а он во дворце на Брионах засел! Я это высказывал.

— У товарища Молотова через край накопилось! Он, как Сталин, на Тито взъелся. А то, что Вячеслав Михайлович на дворцы кивает — нелепость! Позабыл, наверное, что дворец Тито не принадлежит. Мы с вами тоже во дворце царском сидим, в Кремле, и что? А, что жизнь у людей трудная, не есть аргумент, она и у нас не сахар, но это не значит, что у нас социализма нет! — яростно рубанул Хрущев. — Трудности и лишения есть последствия борьбы с империализмом, борьбы за великое царство народа! — под аплодисменты прокричал он.

— Мир сегодня разделен на два противоборствующих лагеря: капиталистический, который возглавили Соединенные Штаты, и социалистический, во главе с СССР. Сталин считал, что Советский Союз — всеми признанный лидер социализма, а тут Тито взбрыкнул, начал своевольничать. Сталина это раздражало, он даже приказывал убить Тито. Абакумову Сталин Тито припомнил, что тот югослава не достал. Даже военное вторжение в Югославию планировали. Но ведь товарищ Тито за народ воевал! Живут бедно люди, верно! Но в Югославии вы богачей не найдете! — выпалил Хрущев. — Мы с Булганиным стали выступать за диалог с Броз Тито, и это разумно, нельзя нам Америку к югославам подпустить, а Молотов — не будет с Югославией диалога, долдонит!

Товарищ Сталин верил, что во всем мире победит коммунизм, и мы в это свято верим. Иначе и быть не может, потому что трудовой человек везде один и тот же: что у нас, что во Франции, в Америке или Югославии, это наглядно видно. Сегодня по всему миру угнетенный класс голову поднимает! Победа коммунизма неизбежна! Но разве ж она неизбежна только в результате войны? Я так не считаю. И мирным путем, путем открытых выборов, можно власть взять. В этом наше с товарищем Молотовым принципиальное разногласие. Своей безапелляционностью Вячеслав Михайлович значительный вред наносит, поэтому и имеем со стороны Запада негативное отношение, уже не настороженное, а полувоенное, полубоевое! Ведь товарищ Молотов, чуть что, армией пугает! Почему против нас создан военный Атлантический блок? Потому что боятся нас хуже чумы и объединяются против нас. Мы, правда, тоже не сидим сложа руки! — распалялся Никита Сергеевич.

— Мы, товарищи, воевать ни с кем не хотим, у нас своих забот полон рот! Сегодня накал страстей спал, СССР выступает за мир, стремится наладить отношения с соседями, войти с ними в контакт. А как это сделать, если министр иностранных дел постоянно грозится? Мы хотим мира! — громогласно объявил Первый Секретарь. — Хотим отдать основное внимание человеку, советскому гражданину! Хотим, чтобы детишки на улицах бегали, чтобы женщины были женщинами, а не солдатами с винтовками наперевес! А Молотов, как заведенный, — кругом враги засели, заладил! Бодание надо прекращать! Президиум Центрального Комитата должен работать во благо народа, а не в угоду чьим-то амбициям! Посмотрите на календарь, товарищ Молотов, сейчас не сорок восьмой год, и не тридцать девятый, сейчас на дворе тысяча девятьсот пятьдесят пятый год сияет! Почему мы должны испортить отношения с соседями? Почему беремся разговаривать исключительно с позиции силы? Где потеряли принцип мирного сосуществования? В Президиуме подготовлен документ о значительном сокращении Вооруженных Сил. Война закончилась десять лет назад, а армия у нас до сих пор грандиозная! На ее содержание миллиарды идут, и, главное, бессмысленна такая армия в современных условиях. А мы эту громаду тронуть пальцем боимся, потому что товарищ Молотов заявляет, что армия наша должна оставаться огромной затем, чтобы в любой момент выступить против врага! Пять миллионов солдат под ружьем, вдумайтесь? Перебарщиваем! — закрутил головой Хрущев.

Мир стоит на пороге новейших технологий и открытий! Современное атомное оружие страшнее любого количества солдат, хоть пяти миллионов, хоть десяти! Бабахнет и уничтожит пол-армии, а пока мы будем в панике бегать, остальную часть в клочья разнесет. Сегодня не удастся превосходством живой силы побеждать. Мои слова вам может маршал Жуков подтвердить, мы с ним часто мнениями обмениваемся. А товарищ Молотов, я опять к нему возвращаюсь, он у нас сам по себе, будто из другого теста — нет, и все! Ракеты и водородные бомбы — вот оружие сегодняшнего дня. Так зачем держать под ружьем несметные полчища? Деньги, что тратим на армию, можно в народное хозяйство пустить. У нас без конца телевизоры просят, а мы телевизоры дать в достатке не можем — денег не хватает! За два-три года сократим численность Вооруженных Сил до двух миллионов человек! — выкрикнул Хрущев. — А потом и милицию сократим, и органы государственной безопасности. Ни к чему такую карательную машину иметь, будто наш народ закоренелый разбойник! Когда сознание станет у всех социалистическое, выкинем наручники, позакрываем тюрьмы и заживем! Это очень скоро будет, если постараемся.

Люди у нас отличные. Я не знаю, где таких хороших людей еще найти, безотказные люди! Добровольцами шли на фронт, никто в шею не гнал. По зову сердца винтовку брали Родину защищать. Ребята-школьники на фронт бежали и сражались наравне со взрослыми, не боялись грудью под пули лечь. Герои наши люди! Так на черта нам столько карательных органов, кого караулить?! Оставим, разумеется, небольшое количество следить за общественным порядком, так как человек, я извиняюсь, он и в Африке человек. Выпить и погулять у нас с огоньком получается, да так — чтобы душа сначала развернулась, а потом, как говорится, свернулась! И мы точно такие. А если известно человеку, что присмотра за ним нет, тогда хлопот не оберешься. Для этого нам милиционер пригодится, но не двадцать два милиционера!

И снова Хрущева прервали аплодисменты.

— Так вот, армию, милицию и органы госбезопасности — под сокращение! Пусть идут в народное хозяйство, там места хватит.

Вы меня спросите: почему, товарищ Хрущев, раньше это не делали, раньше не сокращали? И правильно спросите. А я вам честно отвечу, потому не делали, что не сегодня-завтра товарищ Молотов опять кашу заварит и придется нам воевать!

Спрашиваю, Вячеслав Михайлович, почему не договариваться, почему не дружить? Плохой мир лучше хорошей ссоры! Не хочет товарищ Молотов слушать, на каждой международной встрече ругается, кулаком по столу бьет, не идет ни на какие уступки. Разве так можно?

Мы неоднократно пытались ему высказывать, и я, и Булганин, и Микоян, даже товарищ Шепилов не сдержался, хотя он человек исключительно деликатный. Нет! — фыркает Вячеслав Михайлович. Поэтому я сегодня обращаюсь к членам Центрального Комитета: давайте рассудим по совести, по партийному решим, что делать. Правильно товарищ Молотов поступает, противопоставляя себя мнению Центрального Комитета или нет?

Пленум целиком поддержал Первого Секретаря. Высказывались предложения освободить Молотова от обязанностей министра иностранных дел, некоторые намекали, что надо его и из состава Президиума попросить. Ни Каганович, ни Ворошилов, ни Маленков не подняли голоса в защиту. Критика получилась резкой.

На этом же Пленуме приняли решение провести в феврале будущего года очередной Съезд Коммунистической партии Советского Союза.

На заключительном заседании председатель Совета министров Булганин предложил освободить Молотова от должности министра иностранных дел и рекомендовал на этот ответственный пост Дмитрия Трофимовича Шепилова. Молотов сидел чернее тучи.

После Пленума в кабинете председателя Совета министров, Никита Сергеевич и Николай Александрович облегченно вздохнули и выпили по рюмке. Никита Сергеевич с ходу пропустил и вторую, он был необыкновенно взволнован, но доволен решениями, а вот на Николае Александровиче лица не было.

— С Машкой поссорился или с Беллой? — глядя на расстроенного друга, предположил Хрущев.

— Жуткий сон, Никита, приснился, — отозвался Булганин. — До сих пор отойти не могу!

— Какой сон?

— Какой, какой! — Николай Александрович плюхнулся на диван. — И ведь вчера много не пил. Проснулся не то что в холодном поту, а будто в жаркой бане побывал! Кровать мокрая.

— Может, ты обоссался случайно? — хихикнул Никита Сергеевич.

— Сам дурак!

— Да, ладно, шучу, шучу! Расскажи сон свой, если не позабыл.

— Такое разве забудешь!

— Что там было-то?

— Самое страшное, — загробным голосом начал Николай Александрович, — что я оказался бабой!

— Ты… бабой?

— Да. И меня е…т.

— Да ладно! — ошалело присвистнул Хрущев.