Френк Слотер - Чудо пылающего креста Страница 24

— Когда уйдем отсюда утром, свернем на северо-запад и постараемся побольше узнать о том, где находятся главные силы Галерия.

— Вам понадобится зерно для лошадей и дополнительные мехи для воды, — заметил Катулл. — На рассвете все вам подготовлю.

— Хорошо, — сказал Константин. — Я позабочусь, чтобы сообщение о твоей помощи было внесено в твой послужной список.

— Тот, кто повезет эту похвалу в мой адрес, скажет тебе спасибо, — невесело улыбнулся Луций Катулл. — Мало ему будет удовольствия ехать по дорогам в такой час.

Через два дня тяжелого верхового пути Константин узнал то, что со страхом ожидал услышать все это время. Римская армия, всего лишь несколько недель назад предпринявшая наступление, задуманное как молниеносный удар в сердце Персидской империи, теперь повсеместно отступала к Евфрату и Антиохии. Еще задолго до того, как конница Константина достигла зоны ее отступления, столбы поднимающегося вверх дыма и хищные птицы, кружащиеся в утренних небесах, наглядно рассказали им о том, что происходит.

2

Две дороги связывали Антиохию с центром Персидской империи. Для вторжения в Персию Галерий выбрал южную, и самую прямую. Константин убедился в этом сразу, как только со своим отрядом пересек ее восточнее Евфрата. Представшее их глазам ужасное зрелище почти неописуемой резни доказывало, вне всякого сомнения, что недавно здесь прошла армия Галерия — и это оказалось повальное отступление.

Бегущие римляне побросали имущество и оружие. В пыли валялись знамена, нередко обагренные кровью тех, кто их нес. Всюду валялись тела, многие под жарким солнцем уже начали разлагаться — животы вздулись, кожа потемнела, плоть была истерзана хищными птицами, тучами взлетавшими вверх с приближением всадников Константина, ехавших поперек того пути, которым отходила римская армия.

Отступающие, очевидно, не оказывали никакого сопротивления и не следовали девизу обученных римских солдат: «Стой до конца». Только изредка тут и там можно было по темной коже и чужому оружию различить мертвое тело лежащего перса. Армия действительно бежала от стремительно наступающего безжалостного врага. И милостью для раненых оказывалось то, что глотки большинства павших рассекли кривые персидские сабли — скимитары.

— Должно быть, снова повторились Карры, — печально заключил Даций. — Надеюсь только, что и Галерия постигла такая же судьба.

С минуту Константин, охваченный ужасом увиденного, боялся молвить и слово. Наконец он все-таки заставил себя посмотреть вдаль, туда, где картина смерти и грабежа тянулась в сторону запада, к Антиохии, по пути отступления римских солдат.

— Знаешь, а ведь мы оказались в тылу у персов, которые гонят Галерия, — сказал он.

— Клянусь богами Рима! — воскликнул центурион. — Мы заехали в ловушку, сами того не зная. Что же нам теперь делать?

Даций спрашивал о его решении, вместо того чтобы самому давать совет. Это говорило о том, насколько Константин созрел уже как предводитель с тех пор, как они отправились из Никомедии на войну против египетских мятежников.

— Если тот, кто поставил ловушку, не знает, что мы в ней, мы сможем выбраться до того, как он захлопнет ее. — Пока Константин выражал свои мысли вслух, голова его быстро работала, проверяя их, так сказать, на солдатской мудрости Дация, приобретенной им за десятилетия воинской службы. — Не знаешь, далеко ли до Европоса, или, по-другому, Зуры, о котором говорил Луций Катулл?

— Насколько я помню карту, это совсем рядом.

— Здесь отступающая колонна оставила не очень широкий след, — заметил Константин, — поэтому нам, возможно, удастся незаметно обойти персов с юга и переправиться через реку, чтобы соединиться с тем, что осталось от наших войск.

— Пожалуй, это наш единственный шанс пройти мимо персов и остаться целыми, — согласился Даций. — И шанс при этом не такой уж великий.

— Передай приказ, — велел ему Константин. — И предупреди всех, чтобы никакого шума. Их арьергард не должен догадаться, что мы у них позади.

До Евфрата оказалось менее двух часов езды. Как Константин и надеялся, по пути они не видели никаких признаков вражеских войск, но когда они с Дацием впереди колонны взобрались на небольшой пригорок и увидели перед собой реку, мирно текущую в лучах заходящего солнца, глазам их предстало зрелище, в понимании которого ошибиться было невозможно.

Отряд приблизительно из двухсот солдат во главе с высоким человеком, доспехи которого так ярко сияли на солнце, что казались отполированными, пытался осуществить организованную переправу через реку. Высоко вздымались их знамена, ряды еще сохраняли сплоченность, несмотря даже на то, что среди них были раненые, оставшиеся в строю, и раненые, которых приходилось нести, прикрыв для защиты квадратным строем. И, удивительно, паники среди них не наблюдалось, хотя вдвое превосходящая их по численности персидская кавалерия подвергала их стремительным наскокам, используя свой излюбленный прием сражения.

Шансы на то, что многие из атакуемых благополучно переправятся через широкий поток реки, почти в полмили, казались безнадежными. Персидские всадники, очень занятые своим делом, еще не заметили Константина и Дация, так что времени для отхода было много, но Константин о такой возможности и не помышлял. Зрительно быстро оценивая ситуацию, он уже отдавал приказы своему помощнику:

— Возьми половину алы и окружай персов с верховьев реки. А я с остальными стану второй половиной петли.

— Знамена вперед! — приказал Даций, вытаскивая свой меч. — Турмам одна за другой развернуться в боевую позицию. В атаку!

Трубач проиграл сигнал атаки, и, когда подчиненная Константину половина алы выполнила тот же маневр, двойная цепь всадников обрушилась вниз на врага. Стремясь уничтожить намеченные жертвы, персы не сразу сообразили, что происходит, и только когда римская кавалерия уже наседала, вонзая в них острые дротики, они сумели развернуться, чтобы встретить новый удар. При виде римской алы смуглое лицо командира осаждаемой группы просветлело, и он победно потряс поднятым вверх кровавым мечом.

— Переправляйся со своими людьми, пока не стемнело! — крикнул ему Константин. — Мы тут сами справимся.

Высокий кивнул и, когда Константин повернулся, чтобы всадить копье в тело персидского командира, побрел в мутной воде реки к противоположному берегу, крича своим солдатам, чтобы они следовали за ним. Те с радостью подчинились. По указанию своего командира они взялись за руки, чтобы образовать живую цепь и поддержать тех, кто был пониже ростом, иначе их могло бы затянуть под воду в более глубоком месте.

Падая, тело перса чуть не вырвало копье из рук Константина, но ему удалось освободить его, и как раз вовремя, чтобы отразить атаку другого перса. Сквозь кучу сцепившихся в рукопашной схватке людей он увидел Дация, ловко раздававшего удары направо и налево, при этом выкрикивая приказы и подбадривая своих солдат. Затем почти так же быстро, как началась эта схватка, оставшимся в живых персам удалось вырваться из наброшенной Константином петли всадников и бежать, на чем все и закончилось.

Воины Константина и увязались бы за ними в погоню, но он выкрикнул приказ снова построиться в колонну и, загнав свою лошадь в бурую воду Евфрата, начал переправу. К этому времени высокий во главе своего войска достиг уже середины реки, но идти было трудно из-за быстро прибывающей глубины и тяжелых доспехов. Крикнув ему, когда тот оказался уже по грудь в воде, чтобы он ухватился за стремя, Константин велел и своим солдатам последовать такому примеру; и так, с пехотинцами, держащимися за стремена кавалеристов посреди реки, где было самое быстрое течение, им удалось без особого труда переправиться на другой берег. Только раз их цепь на минуту нарушилась, позволив течению унести с собой двух лошадей и с ними несколько воинов, но быстро восстановилась, и переправа закончилась.

На западном берегу рослый предводитель римского отряда стал, пошатываясь, взбираться по склону, а с его одежды и доспехов ручьями стекала вода. Константин помогал своим всадникам выйти из реки, однако с одобрением заметил, что тот, другой, не стал отдыхать, пока вся его команда, за исключением нескольких, что утонули, благополучно не выбралась на берег. Только тогда он передал командование центуриону и широким шагом направился туда, где спешились Константин и Даций.

— Я обязан тебе своей жизнью, трибун, — сказал он на прекрасном латинском языке, хотя, судя по темной коже и широким скулам, Константин с уверенностью мог бы утверждать, что он по рождению не римлянин. — Меня зовут Тиридат.

Константин тут же подобрался и отчеканил официальное приветствие:

— Флавий Валерий Константин салютует царю Армении.