Александр Дюма-сын - Дама с камелиями Страница 25

— Не сердитесь, Маргарита, я вас слишком люблю и ревную ко всем вашим мыслям. То, что вы мне предлагали только что, меня безумно обрадовало, но тайна, которая окружает это дело, сжимает мне сердце.

— Ну будьте же хоть немного рассудительны, — возразила она, взяв мои руки в свои и посмотрев на меня с очаровательной улыбкой, против которой я не мог устоять. — Вы меня любите, не правда ли, и мы с удовольствием проведем три-четыре месяца в уединении, и это мне только приятно, это мне необходимо для поправления здоровья. Я не могу уехать из Парижа на такое долгое время, не устроив своих дел, а дела такой женщины, как я, всегда очень запутанны, ну и я нашла способ все примирить — и мои деловые отношения, и мою любовь к вам, да, к вам, не смейтесь: я имею эту глупость любить вас! А вы делаете серьезное лицо и произносите серьезные слова. Какое же вы дитя, малое, неразумное дитя! Помните только, что я вас люблю, и не беспокойтесь ни о чем. Согласны?

— Вы отлично знаете, что я на все согласен.

— В таком случае раньше чем через месяц мы будем где-нибудь в деревне гулять по берегу реки и пить молоко. Вы удивляетесь, что я так говорю, я, Маргарита Готье. Парижская жизнь только с виду дает мне столько счастья, она не захватывает меня всю, я начинаю скучать и мечтаю о более спокойной жизни, напоминающей мне мое детство. У всякого человека, каким бы он ни стал в будущем, бывает детство. О, будьте спокойны, я не буду вас уверять, что я дочь полковника в отставке и воспитывалась в монастыре. Я бедная деревенская девушка и шесть лет назад не умела написать своего имени. Вы успокоились, не правда ли? Почему я к вам первому обратилась, чтобы поделиться своим настроением? Наверное, потому, что вы меня любите для меня, а не для себя, а другие меня всегда любили для себя.

Я часто бывала в деревне, но всегда не по-настоящему. Теперь я на вас надеюсь, чтобы достигнуть этого счастья. Будьте же добрым и дайте мне его. Скажите самому себе: она не проживет до старости и мне будет стыдно когда-нибудь, что я не исполнил ее первого желания, которое так легко было исполнить.

Что можно было ответить на эти слова, особенно помня первую ночь любви и в ожидании второй?

Через час Маргарита была в моих объятиях, и если бы она попросила меня совершить преступление, я бы послушался.

В шесть часов утра я ушел и перед уходом спросил у нее:

— До вечера?

Она поцеловала меня еще крепче и ничего не ответила.

Днем я получил следующее письмо:

«Дорогой мой, я немного нездорова, и врач предписал мне покой. Я лягу сегодня рано спать и не увижу вас. Но в награду жду вас завтра в полдень. Люблю вас».

Мои первые слова были: она меня обманывает!

Холодный пот выступил у меня на лбу, я уже слишком любил эту женщину, и это подозрение потрясло меня.

А меж тем с Маргаритой я всегда должен был быть готов к этому. С другими любовницами это часто у меня случалось, и я не особенно об этом беспокоился. Чем же она так покорила меня?

Тогда мне пришло в голову воспользоваться своим ключом и пойти к ней в обычное время. Так я быстро узнаю правду, и если найду у нее кого-нибудь, то выгоню…

Чтобы убить время, я направился на Елисейские поля. Я пробыл там четыре часа. Она не появлялась. Вечером я заходил во все театры, где она бывала. Ее нигде не было.

В одиннадцать я отправился на улицу д'Антэн.

В окнах Маргариты не было света. Я все-таки позвонил.

Швейцар спросил меня, куда я иду.

— К мадемуазель Готье, — ответил я.

— Она еще не вернулась.

— Я подожду ее.

— Никого нет дома.

Это препятствие я мог обойти, потому что у меня был ключ, но я побоялся скандала и ушел.

Однако я не вернулся домой, я не мог уйти оттуда и все время следил за домом Маргариты. Мне казалось, что нужно что-то узнать или, по крайней мере, подтвердить свои подозрения.

Около полуночи знакомая мне карета остановилась около девятого номера.

Вышел граф Г., отпустил экипаж и вошел в дом.

Одно мгновение мне казалось, что ему, как и мне, ответят, что Маргариты нет дома и он уйдет, но я тщетно ждал до четырех часов утра.

Я много страдал за последние три недели, но все это ничто в сравнении с тем, что я выстрадал в ту ночь.

XIV

Вернувшись домой, я плакал как ребенок. Нет такого человека, которого не обманули бы по крайней мере раз в жизни и который не знал бы, как при этом страдают.

Я говорил самому себе с лихорадочной решимостью, которая, мне казалось, не покинет меня, что нужно немедленно порвать эту связь, и с нетерпением ждал утра, когда можно будет взять билет, чтобы вернуться к отцу и сестре, в любви которых я был уверен.

Однако мне не хотелось уехать, не известив Маргариту о причине своего отъезда. Только мужчина, который не любит больше свою любовницу, не пишет ей перед разлукой.

Я сочинил в голове писем двадцать.

Я имел дело с самой обыкновенной содержанкой и слишком поэтизировал ее. Она поступила со мной как со школьником: чтобы обмануть меня, она воспользовалась самой простой уловкой, это ясно. Мое самолюбие взяло верх. Нужно было расстаться с этой женщиной и не сказать ей о своих страданиях, и вот что я ей написал самым изящным почерком, со слезами горя и возмущения на глазах:

«Милая Маргарита!

Надеюсь, что ваше вчерашнее нездоровье окончилось пустяками. Я заходил в одиннадцать часов вечера узнать о вашем здоровье, и мне сказали, что вы еще не вернулись. Господин Г. был счастливее меня, он приехал несколько позднее и в четыре часа утра был еще у вас…

Простите, пожалуйста, что я заставил вас проскучать несколько часов в моем обществе, и поверьте, что я никогда не забуду тех счастливых моментов, которыми я вам обязан.

Я, наверное, зашел бы справиться о вашем здоровье и сегодня, но думаю уехать к отцу.

Прощайте, милая Маргарита, я не настолько богат, чтобы любить вас так, как бы я этого хотел, и не настолько беден, чтобы любить вас так, как вы этого хотели. Забудьте же мое имя, которое вам почти безразлично, а я забуду счастье, которое стало для меня недостижимым.

Посылаю вам ваш ключ, которым я ни разу не воспользовался, он может вам пригодиться, если вы часто болеете так, как вчера».

Вы видите, я не мог закончить этого письма без злой иронии, и это доказывало, что я все еще был влюблен.

Я раз десять перечитывал свое письмо, и меня немного успокоила мысль, что оно заставит Маргариту страдать. Я старался проникнуть в ее чувства и, когда в восемь часов слуга вошел ко мне, отдал ему письмо и велел сейчас же отнести.

— Ответа нужно подождать? — спросил Жозеф (моего слугу звали Жозефом, как всех слуг).

— Если вас спросят, нужен ли ответ, вы скажете, что не знаете, и будете ждать.

Я надеялся, что она мне ответит.

Какие мы жалкие и слабые люди!

Пока мой слуга ходил, я ужасно волновался. То я вспоминал, как Маргарита мне отдалась, и спрашивал себя, по какому праву я ей написал дерзкое письмо. Она могла мне ответить, что не господин Г. меня обманывал, а я обманывал господина Г. — подобный ход рассуждений дает возможность многим женщинам иметь по нескольку любовников. То я вспоминал клятвы Маргариты и хотел себя убедить, что мое письмо было еще слишком мягко, что нет достаточно сильных выражений, чтобы бичевать женщину, которая посмеялась над такой искренней любовью, как моя. Потом мне казалось, что лучше было не писать ей, а пойти к ней днем, и тогда бы я мог полюбоваться слезами, которые я заставил бы ее пролить.

В конце концов я задавал себе вопрос, что она мне ответит, и готов уже был поверить ее оправданиям.

Жозеф вернулся.

— Ну? — спросил я.

— Барыня еще спит, — ответил он, — но как только она позвонит, ей передадут письмо, и если будет ответ, его пришлют.

Она спала!

Несколько раз у меня являлась мысль послать за письмом, но я возражал самому себе: может быть, ей уже передали письмо, и она подумает, что я раскаиваюсь.

Чем ближе подходил час, когда я мог ждать ответа, тем больше я жалел, что послал письмо.

Пробило десять, одиннадцать, двенадцать.

В двенадцать я хотел пойти на свидание, как будто ничего не произошло. Теперь я не знал, что придумать, чтобы выйти из заколдованного круга.

У меня мелькнула суеверная мысль, что если я выйду, то по возвращении найду ответ. Ответ, которого ждешь с нетерпением, всегда приходит, когда тебя нет дома.

Я вышел под предлогом позавтракать.

Вместо того чтобы завтракать в cafe Foy на бульваре, как обыкновенно, я пошел завтракать в Пале-Рояль, на улице д'Антэн. Каждый раз, как я издали видел женщину, мне казалось, что это Нанина несет мне ответ. Но я прошел всю улицу д'Антэн и не встретил ни одного посыльного. Я пришел в Пале-Рояль, зашел к Вери. Лакей мне подавал блюдо за блюдом, я ничего не ел.

Невольно мои глаза были все время устремлены на часы.