Хаджи-Мурат Мугуев - Буйный Терек. Книга 2 Страница 25

«Пока жива эта гнусная предательница ханша Паху-Вике, пока не вырезан весь ее подлый род вместе с нуцалами, продажными беками и лижущими русские сапоги ханами, мы не сможем выгнать русских из Дагестана, мы не сможем озарить наши горы и наш Народ светом шариата… Возьмем Хунзах, истребим ханское гнездо, сожжем ее проклятое логово и, удесятеренные победой и аварскими мюридами, спустимся с гор на шамхала, на Аслан-хана, на безбожных кадиев и мулл, все еще прославляющих адат. После этого мы, как горные потоки, разольемся по долине, сметая русские станицы, крепости, города. Я послан вам богом, братья! Знайте, что, пока земля попирается этими продажными отщепенцами ислама, до тех пор не будет нам счастья, солнце будет жечь наши поля, дожди прекратятся, мы сами будем умирать, как мухи, и, когда предстанем на суд всевышнего, что скажем ему в свое оправдание? Народ, во имя бога, я призываю на войну с неверными, но раньше объявим газават бекам, нуцалам, продажным муллам и книжникам. Не жалейте ни себя, ни детей своих, ни имущества, ни жен. Мы не можем быть побеждены, потому что за нас правое дело…»

Когда русские прослышали о каком-то необычном совете в Гимрах, было уже поздно.

Гази-Магомед во главе трехтысячного скопища двинулся на Аварию. 4 февраля конница под командованием Гази-Магомеда вышла из Гимр. Жители аулов Иргиной и Казатлы попробовали было задержать их, но в полуторачасовом бою были наголову разбиты. Устрашенные этим, остальные аулы, по которым проходили мюриды, присоединялись к Гази-Магомеду, и вскоре войско его увеличилось до восьми тысяч. Отдельные колонны вели на Хунзах Шамиль, Гамзат-бек, ших Шабан и чеченский наездник Астемир.

Аслан-хан казикумухский прислал полковнику Мищенко еще одно, уже весьма тревожное, паническое письмо.

«Мюриды во главе с Кази-муллой идут на Хунзах. Беда нагрянула… Я сам нахожусь в большом беспокойстве… Если хотите спасти положение, высылайте войска как можно больше и не велите им стоять в поле, а пусть держатся по укреплениям, ибо скопище лже-Газия чрезвычайно большое».

А Гази-Магомед меж тем подошел к Хунзаху.

Расположившись со своими войсками на обширном аварском плато, имам разбил лагерь возле аула Ахалчи, перерезав дороги к Хунзаху. Все окрестные аулы примкнули к нему. Со стен ханского дворца, из домов Хунзаха жители со страхом глядели на все прибывающие войска имама, на почти не прекращающийся подход обозов и продовольственных транспортов.

Хунзах — большой аул, насчитывавший свыше семисот дворов, — оказался в кольце вражеских отрядов. Жители пали духом, а ежечасные налеты конных групп на окраины аула, стрельба, участившееся бегство отдельных хунзахцев в стан имама окончательно подорвали их мужество.

В центре аула находилась священная могила шейха Абу-Муслима, в давние времена обосновавшегося и похороненного здесь. Обе стороны, и мюриды, и жители Хунзаха, призывали на помощь имя святого шейха, надеясь с его помощью разгромить врагов.

Понимая, что пощады не будет, жители аула энергично готовились к обороне: возводили завалы, укрепляли сакли, расчищали сектора для обстрела на подступах к селу. В свою очередь мюриды, разделившись на три группы, в ночь на 12 февраля 1830 года почти вплотную подошли к стенам окруженного аула.

Оставленные всеми, брошенные на произвол судьбы, хунзахцы поняли, что ничто не спасет их, если они сами не проявят мужества.

Всю ночь вокруг осажденного Хунзаха горели костры мюридов, слышались песнопения и молитвы, прерываемые выстрелами и бранью…

Аул молчал, ожидая ночной атаки.

Барон Торнау, востоковед и капитан инженерной службы, один из видных сотрудников канцелярии Паскевича, в эти дни гостил у ханши Паху-Бике. Вместе с чиновником Тухарели и поручиком Звягиным он был послан Паскевичем для связи с ханшей, сбора сведений о движении мюридов в Аварии и передачи ханше десяти тысяч рублей золотом на нужды ее двора.

Торнау, сопровождаемый десятью казаками и конным отрядом ханши, только неделю назад прибыл в Хунзах и сразу попал в самую гущу событий. Понимая, что сейчас ханше не до него, барон разместил своих людей в боковой сакле дворца, со страхом ожидая неминуемой смерти.

В ночь на 12 февраля казаки и офицеры вместе с защитниками дворца заняли позиции у главных ворот резиденции ханши.

12 февраля был первым днем мусульманского праздника рамазан. Обе стороны молились о победе…

Рано утром, после намаза, весь огромный стан мюридов пришел в движение. Завыли сопилки, послышались многоголосые выкрики, топот коней, залповая и одиночная стрельба. Со стороны Ахалчи, где находились Гази-Магомед и Гамзат-бек, ринулись на приступ огромные толпы мюридов. Предводимые Шамилем гумбетовцы и чеченцы атаковали аул, обойдя его через кладбище. Ружейный огонь, пороховой дым, скрежет клинков, стоны и проклятия встревожили праздничное утро рамазана. Начался приступ.

Залпы гремели повсюду: и со стен Хунзаха, и со стороны шедших в атаку мюридов. Били из окон саклей, из-за камней, с деревьев, со скал, окружавших аул, стреляли с улицы, с крыши ханского дворца, из ложбинок и мечети. Огневой, кинжально-сабельный рукопашный бой охватил весь Хунзах.

Не спеша, с дикой торжественностью, не останавливаясь и не подбирая раненых, шли мюриды, потрясая обнаженными клинками, стреляя на ходу.

— Ля илльляхи иль алла!! Аллах акбар!!! — воинственно, однообразно и громко пели они, наступая на завалы хунзахцев.

Никогда ничего подобного не слышали и не видели хунзахцы, среди которых немало было абреков и мужественных людей. Оторопь и что-то похожее на суеверный ужас охватили их. Вспомнились рассказы о святости Гази-Магомеда, о чудесах, которые он творил, о том, что он посланец пророка, защитник ислама.

— Аллах, аллах с нами!.. Смерть неверным!.. Ля илльляхи иль алла!! — все громче, заглушая пальбу, неслись крики атакующих.

Религиозный страх перед посланником бога, имамом Гази, обуял хунзахцев. Пальба прекратилась, руки с обнаженными клинками опустились.

Отряды Шамиля ворвались в Хунзах с севера. На ближних саклях появились значки имама, его зеленое знамя. Это Шамиль сообщал отрядам Гамзата и Гази-Магомеда, что занял часть Хунзаха. Все в ауле пришло в смятение… Еще немного — и участь ханши, ее близких да и большинства жителей Хунзаха будет решена.

В эту минуту на валу с непокрытой головой, без чадры, с пылающим лицом и сверкающими гневом глазами, с обнаженной шашкой в руке появилась ханша Паху-Бике, окруженная женщинами, вооруженными шашками и пистолетами.

— Хунзахцы! — звонко и грозно закричала она. — Вы недостойны носить оружие!.. Покройте ваши головы чадрами, сбрейте усы, отдайте ваших жен байгушам, трусы!!! — и вместе с женщинами бросилась на врага.

Пристыженные словами ханши, оставшиеся в живых защитники аула, как один, ринулись к завалам и стенам. Вновь закипел ожесточенный, кровопролитный бой… С отвагой обреченных жители аула мгновенно смяли передовые отряды мюридов… Значки и знамена имама были сорваны с крыш… Тех из мюридов, кто не успел спастись, изрубили, остальные, выбитые столь неожиданным и мощным ударом, бежали.

Сам Шамиль с тридцатью воинами оказался отрезанным и, отстреливаясь, заперся в одной хунзахской сакле.

Поражение отрядов Шамиля было столь неожиданным, что смятение перекинулось на отряды Гази-Магомеда и Гамзата, штурмовавшие центр аула.

Нерешительность, смущение, страх сковали мюридов. Тщетно имам, намереваясь поднять дух в войсках, сам повел их на приступ главного завала. Хунзахцы дали один за другим два залпа в упор, а затем ринулись в клинки на оторопевших мюридов. Рубя и расстреливая противника, они погнали его от села. А юный хан Абу-Нуцал, находившийся в засаде, ударил с тыла.

«То, чему мы были свидетелями в этой ужасной резне, закончившейся полным погромом лжеимама и его скопищ, — удивительно, — писал барон Торнау в своем докладе Паскевичу. — Жители Хунзаха кинжалами и шашками кололи, рубили и секли обезумевших от ужаса, почти не защищавшихся мюридов. Лишь те, кто был позади и сумел бежать, спасли свои жизни. Женщины наравне с мужчинами дрались, отстаивая свое селение. Одна из них, по имени Курнаиль-Хандулай, зарубила топором девять мюридов и отняла четырнадцать ружей. Другая, Патимат, ударом кинжала убила чеченского белела Курбана и, обхватив другого, прыгнула со скалы, увлекая его вместе с собою в пропасть. Паника, которая поначалу охватила хунзахцев, быстро перешла на мюридов, и хунзахцы гнали их через всю долину. К вечеру все скопище лжеимама исчезло, лишь раненые и убитые мюриды валялись вокруг села и на улицах самого Хунзаха».

Шамиль и его тридцать мюридов, окруженные в сакле, представляли собой воинство разбитого наголову имама.

— Сдавайся, или мы сожжем тебя вместе с твоими подлыми шакалами, — осыпая угрозами и бранью запершихся в сакле мюридов, кричали запрудившие улицу хунзахцы. Великая победа, неожиданный разгром врага, захваченные пленные и трофеи опьянили их. Весь аул был в радостном волнении.