Кристиан Жак - Битва при Кадеше Страница 25

— Ты и правда не ранен?

— Ты считаешь меня способным скрыть что-нибудь от тебя? Ты великолепна!

— На лбу и шее уже появились морщинки. Даже лучшие кремы из трав не могут совершать чудеса.

— Но молодость еще говорит в тебе.

— Сила Сети, может быть… Молодость — это далекая страна, где живешь лишь ты. Но к чему предаваться воспоминаниям сегодня, в этот вечер всеобщего ликования? Будь спокоен, я займу свое место во время празднества.

Рамзес подошел к матери и крепко обнял ее.

— Ты — душа Египта!

— Нет, Рамзес, теперь я только его память, отблеск прошлого, которому ты должен оставаться верен. Душа Египта — это союз, объединяющий тебя и Нефертари. Тебе удалось установить прочный мир?

— Мир — да, прочный — нет. Я восстановил нашу власть над провинциями, включая Амурру, но опасаюсь внезапных действий со стороны хеттов.

— Ты думал о том, чтобы атаковать Кадеш, не правда ли?

— Аша разубедил меня.

— Он был прав. Твой отец отказался от ведения такой войны, зная, что наши потери будут значительны.

— Но разве времена не поменялись? Кадеш представляет собой угрозу, которую мы не сможем долго терпеть.

— Гости уже заждались.

Ни одна фальшивая нота не испортила роскоши пира, застолья во главе с Рамзесом, Нефертари и Туйей. Роме, не останавливаясь, бегал из залы на кухни и обратно, следя за каждым блюдом, пробуя все соусы и дегустируя все вина.

Аша, Сетау и Лотос занимали почетные места. Блестящая речь молодого дипломата произвела впечатление на большинство военачальников. Лотос забавлялась, слушая бесчисленные обращения, прославлявшие ее красоту, тогда как Сетау сосредоточился на своем блюде, которое постоянно наполнялось вкусной пищей.

Знать и высшие военные чины провели вечер, отдыхая, не думая о завтрашних тревогах.

Наконец Рамзес и Нефертари остались вдвоем в большой спальне, где благоухали букеты цветов. Преобладал аромат жасмина и душистого папируса.

— И это называется царствовать — выкраивать несколько часов для любимой женщины?

— Твое путешествие было долгим, таким долгим…

Они легли на большую кровать, голова к голове, рука в руке, наслаждаясь счастьем снова быть вместе.

— Как странно, — сказала она, — твое отсутствие мучило меня, но твоя мысль жила во мне. Каждое утро, когда я направлялась к храму для совершения обрядов на заре, твой образ выходил из стен и руководил моими действиями.

— В худшие моменты этого похода меня не покидало твое лицо. Я чувствовал тебя рядом. Ты была словно трепещущая крыльями Исида, возвращающая жизнь Осирису.

— Магия создала наш союз, и ничто не должно его разбить.

— Кому по силам сделать это?

— Иногда я чувствую чью-то холодную тень… Она приближается, удаляется, приближается снова, постепенно исчезает.

— Если она существует, я уничтожу ее. Но в твоих глазах я вижу только свет, одновременно нежный и жгучий.

Рамзес приподнялся на локте и восхищенно смотрел на совершенные формы своей жены. Он распустил ее волосы, развязал пояс платья и раздел ее медленно, так медленно, что легкая дрожь пробежала по ее телу.

— Тебе холодно?

— Ты так далеко от меня.

Он укрыл ее своим телом, и они слились в едином порыве желания.

В шесть утра, умывшись и прополоскав рот содой, Амени приказал доставить в кабинет завтрак, состоявший из ячменной каши, простокваши, творога и фиг. Личный писец Рамзеса ел быстро, не отрывая глаз от папируса.

Шум шагов в коридоре удивил его. Неужели один из помощников пришел так рано? Амени вытер рот салфеткой.

— Рамзес!

— Почему ты не пришел на празднество?

— Взгляни: я завален работой! Можно подумать, что все эти дела размножаются сами по себе. И потом, ты хорошо знаешь, что я не люблю светские развлечения. Я рассчитывал просить у тебя аудиенции сегодня утром, чтобы представить результаты моего управления.

— Я уверен, что они прекрасны.

Тень улыбки оживила серьезное лицо Амени. Доверие Рамзеса было для него дороже всего.

— Скажи мне… Почему ты пришел так рано?

— Я хочу поговорить о Серраманна.

— Это первое, о чем я собирался тебе докладывать.

— Нам не хватало Серраманна в походе. Ведь ты обвинил его в предательстве, не так ли?

— Улики были бесспорными, но…

— Но?

— Но я снова провел расследование.

— Почему?

— У меня впечатление, что все обвинение подстроено, а известные улики против Серраманна мне кажутся все менее и менее убедительными. Ненофар, женщина легкого поведения, его обвинившая, была убита. Что касается документа, доказывающего сотрудничество с хеттами, то я с нетерпением жду случая показать его Аша.

— Давай разбудим его, хочешь?

Подозрения Аша по поводу Амени рассеялись сами собой. К счастью, Амени был верен Рамзесу.

Свежее молоко с медом разбудило Аша окончательно. Он сразу же отослал свою ночную спутницу.

— Если бы вы, Ваше Величество, не стояли прямо передо мной, — признался дипломат, — я не смог бы даже открыть глаза.

— Открой также и уши, — посоветовал Рамзес.

— Фараон и его писец никогда не спят?

— Судьба несправедливо заключенного в тюрьму человека стоит раннего пробуждения, — подчеркнул Амени.

— О ком ты говоришь?

— О Серраманна.

— Но не ты ли…

— Посмотри на эти таблички.

Аша протер глаза и прочел послание, якобы составленное Серраманна для передачи хеттскому сообщнику. В донесении воин обещал, что отряд колесниц под его командованием в случае военного конфликта не вступит в бой с врагом.

— Это розыгрыш?

— Почему ты так говоришь?

— Потому что знатные вельможи хеттского двора крайне чувствительны и обидчивы. Они придают большую важность формальностям, даже в секретной переписке. Чтобы послание, подобное этому, достигло Хаттусы, необходимо особым образом составить наблюдения и вопросы, а таких формулировок Серраманна не знает.

— Значит, кто-то подделал его почерк!

— Без особого труда: он довольно-таки груб. А я уверен, что эти послания никогда и не были отправлены.

Рамзес в свою очередь также осмотрел таблички.

— Вам ничего не бросается в глаза?

Аша и Амени задумались.

— Бывшие ученики Капа, университета Мемфиса, должны были бы обладать более тонким и проницательным умом.

— Я еще толком не проснулся, — извинился Аша. — Конечно, автором этого текста может быть только сириец. Он хорошо говорит на нашем языке, но эти два оборота характерны для языка сирийцев.

— Сириец, — согласился Амени. — Я убежден, что он же и человек, заплативший Ненофар, любовнице Серраманна, чтобы она дала ложные свидетельские показания против него! Опасаясь, как бы она ни разгласила тайну, он убил ее.

— Убить женщину! — воскликнул Аша. — Это чудовищно!

— Но в Египте — тысячи сирийцев, — напомнил Рамзес.

— Будем надеяться, что он совершил ошибку, хоть маленькую оплошность, — вмешался Амени.

— Я сейчас веду одно административное расследование и надеюсь напасть на верный след.

— Может быть, этот человек — просто убийца, — предположил Рамзес.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Аша.

— Сириец, связанный с хеттами… Значит, шпионская сеть действует на нашей территории?

— Ничто не указывает на союз этого человека с нашим главным врагом.

Амени задел Аша за живое.

— Ты высказываешь это возражение, мой друг, потому что ты раздосадован и раздражен. Ты просто только что узнал правду, которая тебе совсем не нравится!

— Этот день плохо начинается, — сказал дипломат, — а последующие уж точно обещают быть беспокойными.

— Найдите этого сирийца как можно быстрее, — потребовал Рамзес.

В тюрьме Серраманна не сидел сложа руки, а тренировался весьма своеобразным образом. Продолжая непрестанно заявлять о своей невиновности, он частенько пытался разрушить стены ударами кулаков. В день суда он собирался размозжить головы своим обвинителям, кем бы они ни были. Тюремщики, испуганные яростью бывшего пирата, передавали ему пищу через прутья деревянной решетки.

Когда она, наконец, открылась, Серраманна хотел было броситься на первого же человека, осмелившегося встать на его пути, но остановился, как вкопанный.

— Ваше Величество!

— Заключение ничуть тебе не повредило, Серраманна.

— Я не предавал вас, Ваше Величество!

— Ты стал жертвой ошибки, и я пришел освободить тебя.

— Я действительно смогу выйти из этой клетки?

— Тебе недостаточно царского слова?

— Вы все еще… доверяете мне?

— Ты начальник моей личной охраны.

— Тогда, Ваше Величество, я вам скажу. Все, что я узнал, все, о чем я подозреваю, всю правду, из-за которой меня хотели заставить замолчать.