Алла Панова - Миг власти московского князя Страница 25

— Спасибо, люди, на добром слове, — проговорил он, сняв шапку, а затем, опустив поводья, прижал ла­донь к сердцу и поклонился.

Гул одобрения пронесся волной по торжищу.

Князь рад был окунуться в эту волну всеобщего обо­жания и, если б мог, продлил бы до бесконечности та­кое удовольствие. Надев шапку, он громко, так, чтобы слышали не только стоящие рядом с ним, обратился к краснощекому молодому купцу, который, забыв про разложенный на прилавке товар, открыв рот, смотрел на князя: — Как звать тебя, мил человек?

— Трифон зовут меня, светлый князь Михаил Яро­славич, — ответил купец, и щеки, разрумянившиеся на морозце, еще больше покраснели от смущения.

— Чем порадуешь, Трифон? Что за товар в мой го­род привез?

— Мой город…

— Мой город…

— Что за товар… — повторила толпа.

— Кожи… Кожами торг веду, — произнес как‑то неуверенно купец, который все никак не мог поверить своим глазам и ушам, словно не понимал, что именно к нему обращается князь.

— А товар‑то хорош? — спросил Михаил Ярославич, в душе наслаждаясь произведенным на молодца впечатлением.

— Мы плохим товаром не торгуем, — пробубнил обиженно Трифон под нос и наконец, скинув с себя оцепенение, стал привычно нахваливать свой товар: — Есть кожи и для щитов, есть и для упряжи. Ежели у кого из твоих воинов подошвы прохудились, дам ему такой товар, что сносу сапогам не будет. Нужна кожа для седел — бери, не пожалеешь. Есть и русская кожа, выделанная из шкур быков годовалых, ее еще юфтью теперь называют. Надобен сафьян из восточных стран? И его могу предложить. Хочешь красный, а хочешь желтый али зеленый — какой люб? Для тех, у кого калита тяжела, припасен басманный[39] товар. Что жела­ешь?

— Ишь ты, как расхвалил, — с удивлением прого­ворил князь.

— Это точно. Не надобно ничего — а возьмешь! — заметил с усмешкой воевода.

— Пришлю к тебе моего человека. Пусть выберет. Ты уж его, Трифон, не обидь, предложи товар получ­ше! — пряча улыбку в усы, сказал Михаил Ярославич, переглянувшись со спутниками.

— Да как же можно покупателя обидеть?! — ис­кренне удивился Трифон. — Я и простому человеку рад, а уж для тебя, князь, расстараюсь.

— А откуда товар‑то? — спросил Егор Тимофеевич.

— Да–да, откуда? — подхватил князь заинтересо­ванно.

— У меня самые лучшие кожи… — начал было ку­пец.

— Это мы уж слышали, ты на вопрос отвечай, — прервал его посадник.

— Так мы из Новгорода везем, из Ростова, Волог­ды, иногда из Мурома или Ярославля.

— Что ж так издалека? А в Москве разве мастеров нету? — спросил князь.

— Как же не быть. У нас такую красную юфть вы­делывают — загляденье! — ответил Трифон. — Но мало ее, для кожи‑то живность нужна, а нашенские ста­да невелики. Потому и приходится то отцу, то мне, то брату моему в дальний путь отправляться, туда, ку­да орды Батыевы не добрались, или где они не лютова­ли сильно.

— Это другое дело, — с пониманием заметил Ми­хаил Ярославич, — а то я уж думал, что земля Москов­ская мастерами скудна. Ну, так прощевай, Трифон, не забудь про уговор наш.

— Как же можно, — широко улыбаясь, ответил купец, ловя на себе восхищенные и завистливые взгля­ды соседей, отвесил земной поклон всей честной ком­пании, которая уже направилась дальше.

Князь с интересом поглядывал на разложенный на прилавках товар, проехав кожевенный ряд, миновав несколько лавчонок, увидел впереди неуклюже скло­нившего голову человека, который показался ему зна­комым. Когда князь подъехал ближе, он увидел перед собой купца Мефодия. Толстяк мял в коротких руках шапку, отчего казалось, что он держит какого‑то увертливого зверька.

— Вот и свиделись, — проговорил князь, оторвав взгляд от нервно двигающейся шапки.

— Здоров будь, светлый князь, — расплываясь в улыбке, ответил купец и попытался согнуться в по­клоне.

— А у тебя как торговля идет? — обратился к нему с вопросом князь, кивнув на небольшой прилавок, за­стеленный холстиной.

— Так это не мое, — отрицательно завертел голо­вой купец, поняв, что князь не знает или запамятовал, что его дело — хлебное, и пояснил поспешно: — Моя лавка в другом ряду, там, где съестным торг идет, а здесь я сам покупатель.

— Ах, вот в чем дело, теперь знать буду, — немно­го смутился Михаил Ярославич и, мельком посмотрев в сторону посадника, бодро продолжил разговор: — Что ж тебя сюда привело, али жену решил обновкой порадовать?

— Ты, князь, как в воду глядишь, в самую цель по­пал, — потупив взор, ответил купец. — Я, вишь, давно ей ожерелье обещал, а тут случай представился, вот и решил обещание свое исполнить.

— Ну и как? Подобрал подарок? — поинтересовал­ся собеседник, довольный тем, что угадал причину, по которой купец оставил свою лавку.

Впрочем, угадать было не сложно: на холстине бы­ли аккуратно разложены подвески и ожерелья, перст­ни с камнями самоцветными, шейные гривны, обру­чья и колты — товар столь милый сердцу и женам за­мужним, и красным девицам, и малым девчушкам.

— А как же, подобрал! — довольно ответил Мефодий Демидыч и, повернувшись к князю вполоборота, взял за руку и вывел вперед высокую дородную жен­щину с раскрасневшимся от смущения лицом. — Пра­сковья — жена моя, — представил он ее и поторо­пил: — Ну, что ж ты? Показывай князю мой подарок!

Прасковья, не в силах поднять взгляд на князя и его людей, протянула ладони, в которых перелива­лись крупные жемчужины, похожие чем‑то на капли застывшего на морозе молока.

— Вот он, — тихо произнесла она и, оторвав взгляд от своих ладоней, наконец‑то посмотрела на Михаила Ярославича. Ухватив пальцами жемчужину, она под­няла всю длинную нитку и протянула ее князю.

Тот бережно взял из ее рук жемчуг, пересыпал его из одной ладони в другую. Ощутив в руках приятную тяжесть и прохладу, он сразу же вспомнил, как в дале­ком детстве наблюдал за работой девушек, расшивав­ших скатным жемчугом княжеские одежды, как рас­сыпал белые горошины по столу и дул на них, что есть силы, пытаясь собрать в одну кучку, и как мать радо­валась, глядя на эту забаву ребенка, с трудом одолев­шего очередную хворобу.

Михаил Ярославич вздохнул, ощутил, как при вос­поминании о матери теплая волна разлилась по всему телу, и, неожиданно подумав о том, что нет рядом с ним никого из близких и ему даже некому поднести дара, снова вздохнул. Князь еще раз переложил из ру­ки в руку жемчужную нить, посмотрел, как перелива­ется она на солнце, и отдал хозяйке, во взгляде кото­рой увидел не только смущение, но и радость оттого, что супруг сделал ей такой замечательный подарок.

— Хорош дар! Видать, не скаредный у тебя, Прас­ковья, муж и дело умеет вести. Такого любить да жа­ловать надобно, — сказал князь, с улыбкой глядя, как от его слов залилось ярким румянцем лицо купе­ческой жены, которая спешно опустила голову и при­крыла зардевшиеся щеки краем сколотого под подбо­родком платка. — Прощевай, Мефодий, даст Бог, еще свидимся, — добавил Михаил Ярославич и натянул поводья.

Купец с благоговением проводил взглядом князя и c i ал расплачиваться с хозяином лавки, который все это время столбом стоял в сторонке, не зная, что де­лать. Пока он, уставившись темными миндалевидны­ми глазами на свой прилавок, думал, есть ли у него то­вар, достойный того, чтобы предложить его князю, Михаил Ярославич уже распрощался с Мефодием. Ру­гая себя на чем свет стоит за нерасторопность, хозяин лавки поскреб пятерней смуглый морщинистый лоб, втянул крючковатым носом морозный воздух и вдруг как‑то сразу изменился в лице. Оно помолодело, раз­гладилось. Проникшись особым почтением к покупа­телю, которого знает сам московский князь, купец да­же немного снизил цену за жемчуга. Приторно–сладким голосом он стал приглашать Мефодия, не ожидавшего таких перемен, заглядывать к нему в лавку почаще, а когда тот отвернулся, вложил в руку Прасковье тоненькое колечко с бирюзовым зерныш­ком, проговорив еле слышно: «Это для дочки».

Не успели князь и его спутники отъехать от лавки, торговавшей всякими прикрасами, как Михаил Яро­славич заметил еще одного знакомого.

— Ты смотри‑ка, Никита, из твоей сотни бога­тырь, — опередив князя, с некоторым удивлением про­говорил воевода.

— И то правда, — сказал сотник и окликнул стояв­шего саженях в пяти дружинника: — Эй, Прокша, ни­как обновку присмотрел?

— Да нет, не могу по себе ничего найти. Все не впо­ру, — повернувшись к сотнику, спокойно ответил Про­коп и приложил к своей широкой груди рубаху, кото­рая была явно мала для него.

— Где ж на такого рубаху найти, — со смехом ска­зал князь, остановивший коня за спиной дружинника.

— Ой, Михаил Ярославич! — удивленно восклик­нул Прокоп, оборачиваясь на голос, поклонившись в пояс, пробасил: — Прости, князь, не заметил. — За­тем, почесав затылок, с грустью посетовал: — Я уж весь торг обошел, да рубахи никак не найду. Пообно­сился, а здесь все рубахи мне узки да коротки.