Этон Цезарь Корти - Любовь императора: Франц Иосиф Страница 25

Идеи Деака разделяет Дьюла Андраши, слышавший о симпатиях императрицы к Венгрии. Высокий и стройный, с благородным лицом, обрамленным тёмной бородкой, Андраши являет собой законченный образ венгерского аристократа. Андраши сознает, что эта красивая женщина, которой так симпатизирует его народ и в которую, как всем известно, после одиннадцати лет брака император Франц Иосиф влюблён ничуть не меньше, чем в первый день, может стать средством привлечения колеблющегося императора на свою сторону.

В глубине души Франц Иосиф по-прежнему твёрдо убеждён, что только жёсткая централизация государства способна обеспечить его целостность и могущество в будущем. Однако, если никто не посягает на общность таких институтов, как армия, финансы и внешняя политика, император склонен уступить желаниям венгерской нации. Необходимо обеспечить статус Австрии как великой державы и в то же время умиротворить Венгрию. Зимой 1865 года переговоры оказываются на верном пути. Созывается венгерский парламент, и 12 декабря на его открытие в Будапешт прибывает Франц Иосиф. 17 декабря к монарху являются делегации обеих палат парламента, которые, следуя замыслу Андраши и Деака, высказывают пожелание как можно скорее приветствовать в столице наряду с императором «горячо любимую мать нации, благородную королеву». Император кивает в знак согласия. После этого Франц Деак предлагает, чтобы объединённая делегация обеих палат поздравила императрицу в день её рождения. Пусть Елизавета узнает, что о её чувствах к нации известно и что они находят горячий отклик в душе каждого венгра. Когда депутация готова к отъезду, выясняется, что императрица больна и находится в Мюнхене, поэтому приём приходится отложить. Он происходит лишь 8 января 1866 года и выливается в изъявление всеобщей любви к повелительнице. В Хофбург прибывают представители Венгрии во главе с первым епископом, почти сплошь представители высшего дворянства. Все они облачены в свои живописные национальные костюмы.

Первый епископ начинает говорить о любви и безграничной лояльности венгерской нации к королеве, матери наследника престола, и его речь завершается пожеланием как можно скорее приветствовать Елизавету в столице Венгрии. Елизавета отвечает по-венгерски. Говорит она совершенно свободно, правда, с небольшим акцентом. Её слова вызывают бурю восторга. Слышать свободную и непринуждённую венгерскую речь из уст королевы, к тому же такой очаровательной! Члены делегации ликуют. Никогда ещё мраморный зал Хофбурга не слышал столь бурных изъявлений верноподданнических чувств со стороны венгров.

Елизавета принимает приглашение — и 29 января она уже в Будапеште. Прибытие «наследственной» королевской четы, как она именуется официально, поскольку коронации ещё не было, происходит без происшествий. Задача, стоящая перед августейшей четой, не из лёгких. Прежде всего необходимо попытаться побороть неприязнь к австрийцам, возникшую в венгерском обществе после подавления революции 1848— 1849 года.

Когда 1 февраля делегация обеих палат приветствует императорскую чету, горячая благодарность всей нации Елизавете за её прибытие в венгерскую столицу выражается в столь тёплых, сердечных словах, что любому, а больше всего самой императрице становится ясно — это не просто церемония, не просто обязательная формальность, а действительно искренняя любовь, симпатия и восторг.

Когда в ответ на приветствия императрица вновь прибегает к венгерскому языку, это производит такое впечатление, что даже ответ императора не в состоянии охладить восторг. А император недвусмысленно предостерегает венгров и советует не предаваться слишком большим надеждам и прежде всего предъявлять выполнимые требования.

И здесь Елизавета, верная своей природе, с трудом выполняет обязанности, которые обусловлены её положением, но в основном она сама и в не меньшей степени Франц Иосиф радуются небывалому эффекту, который производят повсюду её красота и знание венгерского языка. Он вдруг становится модным при дворе, и придворные, которые раньше и не помышляли о том, чтобы изучать венгерский, начинают кое-как осваивать его.

Какое бы благо ни делалось — помилования, возврат имущества бывшим повстанцам или тому подобное, — общественное мнение приписывает его императрице. Если же Франц Иосиф даёт понять, что пока не может полностью удовлетворить пожелания Венгрии, это объясняется дурным влиянием венского двора, матери императора или австрийских министров, которое императрице пока не удалось окончательно победить.

Между тем в Австрии за пребыванием императорской четы в Венгрии следят со смешанными чувствами. «До меня доходят слухи, — пишет Франц Иосиф матери 17 февраля, — что Вена опять остаётся верной своей привычке — бояться. На этот раз её мучает страх, что я могу здесь пойти на уступки, дать согласие на учреждение какого-нибудь министерства и так далее. Всё это, разумеется, не приходит мне в голову... но в Вене... как обычно, бранятся. Сохрани Бог от этих венских доброжелателей! Дела здесь идут медленно, но они пойдут. Для этого требуется, с одной стороны, твёрдость, а с другой — доверие, благожелательность и учёт особенностей венгерского национального характера. Зизи мне тут очень помогает своей учтивостью, тактом и хорошим знанием венгерского языка, на котором, да ещё в придачу из таких прекрасных уст, люди охотнее выслушивают иные увещевания и предостережения».

Император ещё не догадывается, как далеко зайдёт увлечение его жены Венгрией.

Посетив как-то в Будапеште институт благородных девиц имени Святой Девы, она обратилась к директрисе по-венгерски. Но та оказалась итальянкой и не поняла ни слова.

— Надеюсь, в следующий мой приезд вы ответите мне по-венгерски, — заметила Елизавета. Не прошло и двух недель, как императрица сдержала своё обещание, но директриса сказалась больной, однако Елизавета отыскала её, что-то сказала по-венгерски, чего та не поняла. Вскоре директрисе пришлось уйти от должности.

Андраши, которого Елизавета встречает по любым поводам и на всех празднествах, с которым она охотнее всего беседует, с радостью убеждается, что всё больше и больше заражает королеву своими идеями.

5 марта после шестинедельного пребывания Елизавета вместе с супругом покидает столицу Венгрии.

В Вене стремятся нейтрализовать венгерское влияние при дворе. В министерство иностранных дел поступает даже донесение из полиции, обвиняющее чтицу Её величества Иду Ференци в том, что она завербована депутатами левого крыла ландтага с целью повлиять на императрицу в духе этих воззрений. Впрочем, большую тревогу вызывает не только Венгрия, но и Германия. Там уже ставится важный политический вопрос о господстве. Бисмарк намерен разрубить своей энергичной рукой гордиев узел и провести в жизнь прусский вариант решения, отстранив Австрию, если потребуется даже силой оружия.

Уже ясно, что канцлер заключил союз с Италией, и в марте-апреле 1866 года всем становится очевидно, что войны не избежать.

Третьего мая Франц Иосиф вынужден сообщить матери, что не представляет себе, как можно избежать войны, не уронив своего достоинства и не отказавшись от статуса Австрии как великой державы. Однако и в эти напряжённые дни Франц Иосиф неизменно радуется, когда ему удаётся выкроить несколько часов и во второй половине дня в воскресенье, совсем как рядовому обывателю, отправиться с женой через лес в Хайнбах.

8 мая все сухопутные силы Пруссии приведены в состояние боевой готовности, а Австрия начинает готовиться к войне на севере и на юге. Зять Елизаветы, свергнутый король Неаполя, собирается в случае войны организовать в Италии восстание. Он просит у Франца Иосифа необходимые для этой цели деньги и получает миллион франков, тем не менее император мало верит в эту затею.

Всё, что Елизавета слышит в это время о Баварии, тревожит её. На её сестре Софии хочет жениться испанский принц. От мужа императрице известно, что это «грубый, дурной человек». К тому же она не считает испанский двор подходящим.

Король Баварии между тем нисколько не думает о войне и, стремясь вновь вернуть расположение Рихарда Вагнера, 21 мая тайком едет к нему в Швейцарию. «Я слышала, король опять в отъезде, — пишет Елизавета матери, — теперь, в такое трудное время, ему следовало бы побольше беспокоиться о своём правлении».

Императрицу удивляет, что война всё ещё не разразилась. «Поистине милостью Божьей было бы, если бы король Пруссии неожиданно умер, — делится она с матерью, — это избавило бы от многих несчастий». В это трудное время Елизавета часто даёт обеты, а 9 июня отправляется в Марияцелль. Прощание с императором было очень трудным. Уезжая в Ишль, Елизавета решила не расставаться с мужем надолго.

15 июня 1866 года последовало объявление войны, и уже на следующий день прусские войска перешли границы её страны. В отчаянном настроении Елизавета пробегает глазами газеты. Каждый день она пишет императору длинные письма. Она испытывает ещё большее волнение, чем в 1859 году, когда ей, по крайней мере, не приходилось переживать за братьев. Ведь и Бавария вступает в войну на стороне Австрии, хотя и без энтузиазма, повинуясь исключительно моральному долгу, поскольку, как говорит Бломе, «из-за союзнических обязательств и общественного мнения вряд ли можно поступить иначе».