Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша Страница 25

— Ты еще хитрее, чем я рассчитывал, следовательно, ты опасен. У тебя нашли тайную записку, изумруд, этого вполне достаточно, чтобы лишить тебя жизни. Однако я готов предоставить тебе выбор – либо ты осуществишь задуманное, либо… – он движением головы указал на обнаженного мужчину.

— Его невозможно осуществить. Бен–Хадад трясется над Гулой. Он лелеет ее как птицу–феникс.

— Ты так считаешь? Тогда тем более… Дело, в общем‑то, простое. Надо только подсыпать в питье или еду Гуле особый порошок. Совсем немного, щепотку.

— Вот я и спрашиваю себя, кто и как мог бы подсыпать эту щепотку, и не нахожу ответа. Господину это понятно?

— Господину понятно, но господин рассчитывает на хитрость и ловкость человека, который за несколько месяцев успел предать своего царя и всех покровителей, бездумно даровавших ему жизнь. Этот проныра сумел подменить царскую невесту, втереться в доверие к нашему врагу, ухитрился вернуться из их логова – более того, отважился провести через границу лихих людей, посягнувших на наше вдруг объявившееся сокровище – воспитанницу Иштар. После всего этого он, все еще пребывая в краю живых, называет себя глупцом. Мне кажется, Сарсехим, что ты способен на бóльшее?

— Ты назвал меня по имени, господин, поэтому я буду честен – я спасал свою жизнь.

— Теперь попробуй сделать последний шаг и попытайся обеспечить свое будущее.

— Под твоим покровительством?

— Да.

— Но, господин, это невозможно. Бен–Хадад – вздорный человек. Меня казнят сразу, как я вручу ему замаринованный в асфальте зеб. Гула настоит на том, чтобы меня долго мучили. Как я смогу приблизиться к ней?

— Вот и я несколько дней спрашивал себя – как? Вопрос – кто? – для меня не существует. Кроме тебя, никто не сможет подобраться к Гуле.

— А я‑то как смогу?! – воскликнул Сарсехим.

— Я знаком с Бен–Хададом. Мы встречались с ним после сражения у Каркара. Он непременно захочет взглянуть на негодяя, который осмелился доставить такого рода подарок…

— Совсем необязательно… – перебил наследника евнух и тут же прикусил язык.

— Продолжай, – подбодрил его наследник. – Как видно, ты уже начал соображать. Я не хотел пугать тебя, ты достаточно напуган. Я обращаюсь к твоему личному гению – пусть твой ламассу поможет тебе спасти жизнь. Я же со своей стороны готов оказать тебе всяческое содействие. Тебе известно, Сарсехим, я очень многое могу. Я даю тебе день на размышление.

Он сделал знак писцу, который тотчас схватил стило.

— Теперь расскажи, что тебе поручили в Сирии. Если не хочешь, чтобы тебе прижгли пятки, выложи все сам. Если согласишься работать со мной, я проявлю милосердие, предоставлю тебе защиту. В противном случае тобой займется Нинурта.

— Я постараюсь убедить скифянку, чтобы меня простили.

— Ты это серьезно? – удивился Шурдан.

— Вполне, господин. У нашей Шами доброе сердце и достаточно разума, чтобы понять, что я ни в чем не виноват. Меня принудили, лишили выбора. Она милосердна и умна.

— К тому же очень красива. Ведь она красива, евнух?

— Необыкновенно, хотя я слабо разбираюсь в женской красоте.

— Не прибедняйся. Я многое о тебе знаю. Скажи, ее в самом деле подбросили на ступени храма Иштар, и богиня кормила ее свои молоком?

— Не могу припомнить такого случая. Мать родила ее во дворце под моим присмотром, там же Шаммурамат росла. Разве что с детства отличалась склонностью к непокорству и всякого рода проделкам. Однажды, когда Гула спала, скифянка отрезала ей косу. Любила кататься на лошадях. Мардук–Закир–шуми не препятствовал ей в этом.

* * *

Давно уже скопец не спал так сладко, как в ту ночь.

Сначала, сытый, томился на циновке, вспоминая, какими блюдами угощал его наследник ассирийского престола после допроса, какими винами он запивал жареную индюшку и рыбу под ароматным соусом. Количество чаш не ограничивалось. Порадовало, что наследник оказался благородным и щедрым господином. Он не стал мелочиться по поводу будущей оплаты – к изумруду, который Шурдан обещал возвратить евнуху после поездки в Дамаск, наследник обещал добавить горсть таких же крупных разноцветных камней.

Утром Сарсехима вновь порадовали отменным завтраком – жареной цесаркой, кашей, но не той жидкой, на воде, которой пичкали скифов и вавилонян из охраны, а царской – с изюмом, на оливковом масле. Вина, к сожалению, не дали. Когда он поинтересовался у притащившего все эти вкусности раба насчет напитков, тот промолчал. Настаивать было бесполезно. Насытившись, поковырявшись в зубах, Сарсехим приказал рабу вызвать охрану. Тот помчался как угорелый. Не обращая внимания на онемевшего Ардиса, который без стука вошел в комнату, Сарсехим назвал дюжему ассирийцу заветные слова – «С нами Иштар! С нами победа!» – и отправился на свидание с наследником.

Его не покидала уверенность – этот день он тоже выиграл у судьбы.

Шурдан принял евнуха в спальне. Сразу прогнал женщину, делившую с ним ложе. Та, чрезвычайно хорошенькая, выпорхнула из‑под покрывала в чем мать родила и выскочила через вдруг открывшуюся изнутри, потайную дверцу в стене.

Увы, увы, запричитал про себя Сарсехим, есть же на свете безопасные, радующие душу занятия! Сколько раз в бытность в Вавилоне ему самому приходилось тайными коридорами водить женщин в спальню Закира. Как ему жилось! Какой властью обладал, ведь недаром придворные и слуги во дворцах всегда уважительно относятся к евнухам, угождают им, дарят подарки, просят замолвить словечко. Единственная угроза, которой в те ласковые дни ему следовало опасаться, это ярость Амти–бабы, грозившей перерезать всех женщин в гареме, если Закир будет обходить ее стороной, дуру шестидесятилетнюю.

— Выкладывай, – предложил наследник.

Сарсехим начал с того, что поведал, как он не спал всю ночь, молил богов, чтобы те вразумили его услужить и великому Салманасару, и опоре царственности и любимцу богов.

Шурдан жестом прервал его.

— Не тяни.

— Камнем преткновения для меня, облеченного доверием такого важного человека, каким являешься ты, мой господин, был вопрос – зачем вытравливать плод?!

— Ты предлагаешь начать с матери? – радостно засмеялся Шурдан. – Ты играешь с огнем, приятель. Оставь свои гнусные намеки. Запомни, я ничего не слышал. Как ни крути, Гула мне родственница. Она родственница царю царей, она дочь Вавилона! Как же можно поднять на нее руку! Что касается целесообразности?..

Он сделал паузу, затем совсем, как отец, ответил тихо, вдумчиво.

— Но это между нами. Пусть Бен–Хадад озвереет. Злоба застит глаза, заставляет лезть напролом, отрезает путь к отступлению. Итак, Сарсехим, отвечай прямо, мы союзники или нет?

— Вот и я всю ночь пытался убедить себя, что мы союзники, но ответить, каким образом мне добраться до Гулы, тем более помочь ей избавиться от плода, так и остался без ответа. Как уничтожить ребенка и сохранить жизнь матери – это даже богам не под силу.

— Что же ты решил?

— Ты, славнейший из наиславнейших, не оставил мне выбора как самому отведать это зелье, иначе мне придется до конца моих дней жалеть, что я появился на свет.

— Ты решил испугать меня? – нахмурился Шурдан.

— Что ты, господин! Я всего лишь предположил, как умный человек наилучшим образом мог бы поступить с зельем, ведь, согласись, предложенная тобой цена бесконечно мала, а опасность безмерно велика. Какая радость от камней, которые будут ждать меня в Ашшуре, если пупок мне проткнут в Дамаске.

— Хорошо, что ты предлагаешь?

— Мне бы хотелось получить плату вперед. Мне бы хотелось услышать от господина, что мне сохранят жизнь, если с Гулой или ребенком произойдет несчастье.

Шурдан, совсем как отец, принялся расхаживать по спальне. Внезапно он остановился перед евнухом и ткнул в него пальцем.

— Правильно говорил Нинурта, что тебе нельзя доверять. Ни единому твоему слову нельзя верить! Что ж, ты сам выбрал свою судьбу.

Сарсехим тут же рухнул на колени, обхватил наследника за ноги, принялся целовать его домашние туфли.

— Прости, о великодушный! Я готов выполнить все, что ты мне прикажешь.

Изумленный до крайности наследник, неожиданно рассмеялся. Хохотал долго, с удовольствием, жестом прогнал заглянувшего в спальню евнуха. Наконец вытер слезы и в упор взглянул на Сарсехима.

— Ну, выкладывай, что ты задумал. О цене договоримся.

— Мне грешно не отозваться на твою щедрость и прежде чем приступить к делу, я хотел бы обратить внимание господина, что, получив камни, у меня не будет причины пробовать гадость, которую твои умельцы зальют в пузырек. Но это к слову, что же касается дела, мне сначала необходимо посетить Вавилон, чтобы иметь возможность выполнить твою просьбу.

Сарсехим многозначительно замолчал, надеясь на встречный вопрос, однако Шурдан умел вести дела. Он ждал объяснений.