Шведское огниво - Сергей Зацаринный Страница 25

– Ты на всякий случай надпиши его, – посочувствовал Злат. – Чтобы потом не подделали. Могу посоветовать отличного мастера по наколкам. Хоть и неверный, но дело свое знает. В Китае учился.

– Знаю, что ты меня не любишь, Хрисанф Михайлович. Не буду кривить душой, я тебя тоже. Но я всегда уважал и уважаю тебя как умного и справедливого человека. Поэтому знай – если ты надумаешь навалить дерьма в шапку святейшему папе Иоанну, ты всегда можешь рассчитывать на мою самую искреннюю помощь.

– Приятно иметь дело с умным человеком и слушать умные речи. Только я далек от царских забот. Вот с мудрейшим шейхом Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшахом ты бы нашел общий язык. А я по земле хожу. И смотрю под ноги. Я вот даже и не помню, что против нас восемь лет назад крестовый поход был.

– Войну на Волыни помнишь?

– Войну помню.

– Так вот это оно и было. Тогда польский король Владислав бил челом папе, чтобы защитить истинную веру, церкви, монастыри и страдающую от безбожных язычников паству. Как раз на Волыни оба князя Юрьевича покинули земную юдоль, и на их бывшую вотчину бросились все соседи. А у Владислава силенок не хватало свою долю урвать. Вот он и запел про истинную веру.

– Тогда вроде наша взяла.

– Как сказать. Договорились будто так, чтобы никого не обидеть. Новый правитель ханский ярлык принял и выход в Орду обязался по старине давать. Вот только самого его посадили на престол по своему согласию польский король Владислав и князь литовский Гедимин. Да еще скрепив союз браком Владиславова сына Казимира и Гедиминовой дочери Альдоны, во крещении Анны. Смекаешь?

Злат сморщился, как от кислого:

– Вот это ты мне все для чего толкуешь?

– Не спеши. Скоро сказка сказывается… В позапрошлом году этот самый волынский князь Болеслав женился на другой дочке Гедимина. Что скажешь?

– Совет да любовь!

– Это простые смертные женятся, чтобы любить и детишек строгать. У государей и свадьба – государственное дело. Недавно пришла весточка – помер король Владислав. Теперь на его место сел сын Казимир. Тот самый – зять Гедимина. Ты не морщись, не морщись, Хрисанф Михайлович!

– Сдается мне, что ты все время уводишь разговор в сторону. Толкуешь мне про заморских принцесс и королевичей. Как в сказке. А мне бы про то, зачем ты на ночь глядя на этот постоялый двор явился.

– Так это же самый конец ниточки. Тебе, наверное, больше начало интересно? Тем более что на этой ниточке столько узелков. Да и какой рассказчик начинает историю с конца? Верно я говорю, Бахрам?

Сказочник добродушно усмехнулся:

– Повествование нужно начинать так, чтобы слушателю стало интересно после первых же слов.

Монах задумался, колупая ногтем рукоять липового ковшика:

– Тогда я, пожалуй, начну так. Едва настало лето и по реке пошла высокая вешняя вода, с одним из первых кораблей с верховьев в Сарай прибыл человек. С собой у него было письмо из самого Авиньона. И копченая свиная нога.

XII. След свиной ноги

На сей раз Адельхарт явно угадал с началом. Илгизар даже подался вперед, вытянув шею. С лиц Касриэля и Бахрама сбежала улыбка, оба они обратились в слух. Только наиб недовольно покачал головой:

– Не сомневаюсь, что все, рассказанное тобой, окажется очень интересным. Однако у слова «интерес» много значений. От простого любопытства до обычной выгоды. И то и другое часто оказывается хорошей приманкой в ловушке. Ты хочешь поведать нам тайну. Есть тайны, которые люди уносят в могилу, есть тайны, которые уносят в могилу людей. Загадка свиной ноги уже подносила кинжал к моему лицу на расстояние одного пальца, а тебя, Илгизар, только чудо уберегло, ибо клинок был направлен в твое сердце. Я не хочу снова искушать судьбу и будить лихо, которое, к счастью, обошло меня несколько месяцев назад. Поэтому начну рассказ первым, а ты продолжишь.

Монах смерил Злата долгим внимательным взглядом и молча кивнул.

– Начну с того, зачем я вообще приехал на этот постоялый двор. Так вот. Меня прислал эмир, чтобы я удовлетворил любопытство его скучающих жен. По баням и базарам досужие люди много болтали о человеке, таинственным образом исчезнувшем из запертой изнутри комнаты. Задание я выполнил, и больше мне здесь делать нечего. Нет ни мертвого тела, ни даже подозрения в убийстве. Вряд ли кто придет в ближайшее время с жалобой. Все! Сейчас я уже сидел бы дома у эмира, прихватив с собой сладкоречивого Бахрама, который уж наверняка сумел бы приукрасить мой скучный доклад какой-нибудь подходящей к случаю занимательной историей. Судьбе было угодно, чтобы я сидел здесь со стражниками и ломал голову из-за завтрашнего дня. Ибо дорогу мне перебежал этот напыщенный молодой фазан, присланный Могул-Бугой. Я вообще не стал бы ни говорить тебе горьких слов, почтенный брат Адельхарт, ни спрашивать, зачем ты ходишь темными вечерами по постоялым дворам, если бы не причина, по которой на мою бедную голову обрушилась нежданная забота. Этот самодовольный щегол припорхнул сюда на зов некого письма, присланного то ли из Чехии, то ли из Венгрии. Тут появляешься ты. Вот я и подумал: а не одна ли и та же причина гоняет вас по улицам Сарая? Поэтому, добрый человек, тебе сейчас совсем ничего не угрожает. Я даже не буду тебя удерживать, если ты просто встанешь и уйдешь. Тебя ни в чем не обвиняют и не подозревают.

Было хорошо видно, что монаху именно так и хочется поступить. Однако что-то его не пускало. Он недоверчиво смотрел на Злата и не двигался.

Неожиданно наиб спросил:

– Кстати, ты в сердцах ругнулся по-каковски-то. Ты откуда родом?

– Все мы дети Божьи, – неохотно отозвался Адельхарт. – В Евангелии сказано: «Не есть египтянин, не есть иудей». – Подумал и добавил: – А ругнулся я по-польски.

– Вот почему ты мне все про польских королей рассказываешь… Вернусь к моей истории. Завтра этому почтенному меняле предъявят обвинение в измене. В ханском суде диван-яргу. В присутствии эмира. Сделать это не так просто. Судьи не будут слушать пустые наветы и потребуют доказательств. Значит, этому посланцу Могул-Буге есть что сказать. Найдутся ли у тебя какие-нибудь предположения?

– Предположения найдутся. Даже слишком много. Вот только цена им та же, что и пустым наветам. Ты спрашивал, зачем я пришел под покровом темноты на этот постоялый двор. Вот потому и пришел, что сам ничего не знаю.

– Опять загадками говоришь?

– Потому что не знаю разгадок. Ты же видишь, я не ухожу, несмотря