Конн Иггульден - Империя серебра Страница 26

В саду, которому еще не насчитывалось и пяти лет, крупных деревьев было немного, в основном быстрорастущие ивы и тополя — один из них рос непосредственно впереди возле тропинки. Опасностью повеяло именно оттуда, еще на расстоянии. Не потому, что это место было подходящим для засады, просто вокруг него подозрительно густилась тишина: никакого движения, бабочки и те не витают. Яо Шу улыбнулся. Мальчики, когда он предложил им сыграть в эту рискованную игру, вначале настороженно встрепенулись, а затем решили, что выиграть ее ничего не стоит. Однако для победы надо было еще, не обнаруживая себя, приладить стрелу и натянуть тетиву. А чтобы привлечь жертву на расстояние выстрела, следовало напасть из засады или заманить туда «дичь». Так что перехитрить юных сыновей Тулуя в целом не составляло труда.

Хубилай выскочил из куста, правую руку отводя в классической позе лучника. Яо Шу в мгновение ока упал и откатился с тропы. Но, еще катясь, почуял: что-то здесь не то. Не было слышно теньканья тетивы и звука пущенной стрелы. И Яо Шу вместо того, чтобы встать, как он хотел поначалу, оттолкнулся от земли плечом и катнулся обратно. Хубилай был по-прежнему виден: с улыбкой от уха до уха, он стоял, наполовину скрытый листвой. Никакого лука в руках у него не было.

Советник едва открыл рот, чтобы заговорить, и тут позади себя заслышал тихий свист. Другой бы на его месте обернулся, но он снова упал и, проворно откатываясь, обернулся к источнику звука.

Направив готовую сорваться стрелу — единственную выданную Яо Шу этим погожим утром, — ему хитро улыбался Хулагу. Буддистский монах резко тормознул. Он знал, что у этого мальчика быстрые руки, — может, даже слишком быстрые. Но момент все еще оставался.

— Умно, — похвалил Яо Шу.

Улыбка Хулагу стала шире, глаза насмешливо сощурились. Яо Шу слитным движением подскочил и неуловимо сдернул стрелу с уже натянутой тетивы. При этом Хулагу тетиву машинально отпустил. Все произошло в какую-нибудь долю секунды. Руку Яо Шу словно лягнуло мощное копыто: жила с оплеткой из шкуры шибанула по суставам так, что стрелу чуть не выбило из сомкнутой ладони. Пальцы нестерпимо засаднило (хорошо, если они все остались целы). Тем не менее боли Яо Шу не выказал и как ни в чем не бывало протянул стрелу обратно Хулагу, которую тот принял с потрясенным видом. Это случилось настолько молниеносно, что мальчик даже не сумел взять в толк, когда и как наставник успел сдернуть готовую порхнуть стрелу и подать ее обратно.

— Хитро придумано, — кивнул Яо Шу, — заставить Хубилая отдать лук тебе.

— Это он придумал, — словно заступаясь за брата, насупился Хулагу. — Он сказал, вы будете высматривать его зеленый дэли, а про мой синий забудете.

Стрелу Хулагу держал на отлете, словно не веря тому, что он только что видел своими глазами. Подошел Хубилай и осторожно-осторожно коснулся стрелы.

— Вот это да, — выдохнул он с благоговением. — Вы ж ее прямо на лету с натянутого лука сдернули! Быть не может…

Яо Шу нахмурился такой недалекости и сцепил руки за спиной. Для мальчиков он сейчас был образцом спокойствия и расслабленности. Между тем боль в правой ладони не унималась. Теперь уже ясно, что один палец сломан, неизвестно только, полностью или частично. Честно говоря, от того движения веяло тщеславием. Рисовался перед ребятней. Имелась ведь сотня других способов устранить угрозу со стороны Хулагу. Достаточно было просто задеть ему точку на локтевом сгибе, и лук сам выпал бы у него из рук. Яо Шу подавленно вздохнул. Ох уж это тщеславие, извечная наша слабость…

— Скорость — это еще не все, — заметил он вслух. — Нужно неустанно упражняться — вначале медленно, затем все быстрей, уверенней, пока движение не будет освоено настолько, что тело приучится срабатывать уже без помощи мысли, по привычке. Человек тогда сам уподобляется спущенной тетиве и мгновенному полету стрелы. Это дает ему силу и мощь. Ваше движение уже не предотвратить, оно становится едва уловимо для глаза. Этим проворством одолим даже самый сильный враг, а ведь вы к тому же молоды, гибки и хорошо сложены. Дед ваш до самой смерти был подобен молниеносному броску змеи. Это есть и в вас, надо лишь усердно над собой работать.

Хулагу с Хубилаем молча переглянулись. В эту минуту к ним подошел Арик-бокэ, румяный, жизнерадостный. Он не видел, как ханский советник ухватил стрелу прямо с натянутого лука.

— Возвращайтесь к вашим занятиям, мои юные тайджи, — с церемонным поклоном сказал Яо Шу. — Я вас покидаю. Мне пора выслушивать доклады, как там сейчас хан и ваш отец.

— И Менгу, — вставил Хулагу. — Он мне сказал, что разгромит наших врагов.

— И Менгу, — с улыбкой согласился Яо Шу. Ему отрадно было видеть мелькнувшую в глазах мальчиков досаду, вызванную тем, что время, проведенное с любимым наставником, истекло.

Яо Шу исподволь вгляделся в Хубилая. Своими внуками Чингисхан мог бы гордиться. Менгу вырос сильным, не затронутым скверной болезнью или ранением. Вот из кого выйдет воин, в которого уверуют, военачальник, за которым пойдут. А наставников больше всех впечатлял Хубилай, ум которого набрасывался на задачу и разделывался с ней так споро, что та и опомниться не успевала. Понятное дело, именно Хубилаю и пришло в голову перебросить лук из рук в руки. Уловка простая, но гляди-ка, почти сработала.

Распрощавшись с мальчиками кивком, Яо Шу повернулся и с улыбкой пошел, слыша у себя за спиной восторженное перешептывание: Хубилай с Хулагу взахлеб пересказывали, что они сейчас видели. Ладонь, кстати, неумолимо вспухала. Надо будет вымочить ее в соляном растворе и перевязать.

Дойдя до оконечности сада, Яо Шу чуть не застонал от досады: там его уже дожидалась чуть ли не дюжина писцов и посыльных, угодливо выгнувших перед ним шеи. Это были его старшие. Они, в свою очередь, командовали множеством других, чином пониже; получалась целая чернильно-бумажная армия. Яо Шу забавляло воспринимать их как эдаких сотников с десятниками. Между собой они заправляли громоздкой и все растущей машиной управления, от податей до разрешений на ввоз и даже некоторыми общественными работами, такими как недавно введенные платные мосты. На этот пост прицеливался дядя Угэдэя Темугэ, но хан доверил его буддистскому монаху, что сопровождал Чингисхана почти во всех его славных победах, а также учил уму-разуму — с разной степенью успеха — его братьев и сыновей. Темугэ хан отдал библиотеки Каракорума, и довольно скоро обнаружилось, что издержки на них неуклонно растут, требовались все новые. Яо Шу знал, что как раз сегодня Темугэ стоит к нему одним из просителей. Чтобы попасть к высокому советнику, проситель должен был пройти шесть символических уровней сложности, которые брат самого Чингисхана обычно одолевал одним движением брови, всех остальных бесцеремонно расталкивая в стороны.

Яо Шу приблизился к чиновничьей ораве и принялся решать вопрос за вопросом, быстрыми, четко сформулированными ответами и указаниями срубая их, словно саблей (качество, за которое Угэдэй его на эту должность и назначил). Ни в записях, ни в писцах он как будто не нуждался. В свое время оказалось, что этот ханский советник способен удерживать в себе бездну самых разных сведений и по степени надобности складывать из них необходимые комбинации. Именно путем такой работы и проводилось обустройство монгольских земель, ну а подспорьем здесь служила чиновничья машина из цзиньских ученых крючкотворов. Так, медленно, но верно, в монгольскую империю проникали веяния цивилизованности. Чингисхан наверняка отнесся бы к этому отрицательно, но он, если на то пошло, не потерпел бы и мысли о строительстве Каракорума. По мере того как вопросы подходили к концу, а чиновники, рассеиваясь, семенили выполнять порученное, губы Яо Шу растягивались в улыбке. Завоеватель земель Чингисхан правил с лошади, а вот хану управлять с лошади нельзя: несподручно. Похоже, Угэдэй в отличие от своего отца понимал это более ясно.

Во дворец Яо Шу вошел один. Здесь его ждали встречи с чиновниками рангом выше, а решения — серьезней. Из центра шло снабжение трех армий оружием, доспехами, продовольствием и одеждой. Из-за этого казна день ото дня скудела. С такими тратами даже навоеванных Чингисханом несметных богатств хватит не на века, а еще на год-два, после чего запас серебра и золота грозил истощиться. Поэтому надо увеличить подати, да так, чтобы в казну они стекались не хилыми ручейками, а полноводной рекой. А если надо, то так тому и быть.

На расстоянии в сопровождении двух служанок показалась Сорхахтани, и Яо Шу, пока она его не заметила, улучил мгновение, чтобы оценивающе ее оглядеть. Не идет, а прямо-таки шествует, настолько царственна у нее походка, всегда такая. От этого она кажется заметно выше ростом, чем есть на самом деле. Родила четверых сыновей, а движется все так же гибко, и умащенная маслами кожа лучится здоровьем. О чем-то переговаривающиеся на ходу женщины рассмеялись, и их звонкие голоса переливчато поплыли под сенью прохладных сводов. Муж и старший сын Сорхахтани сейчас в походе с ханом, в тысячах и тысячах гадзаров к востоку. По поступающим сведениям, дела у них идут исправно. Яо Шу подумалось о сообщении, которое он прочел нынче утром, — с похвальбой о врагах, наваленных, как гнилые бревна. Советник мысленно вздохнул. Н-да, в собственной недооценке монголов никак не упрекнешь.