Август Шеноа - Сокровище ювелира Страница 26

– Дора! – воскликнул пораженный Павел.

– Да, она! Я следил за каждым ее шагом, улавливал каждое движение. Она, конечно, ни о чем не подозревала. Да и откуда? «Такого убогого, как я, и вдруг заметить», – твердил я без конца. – И Ерко горько заплакал. – Настал тот ужасный день… Я пытался спасти ее на Капитульской площади. Вы оказались счастливее. Меня чуть было не затоптали лошади. Ах, почему не насмерть! Поправился я благодаря вашему попечению. Раны мои затянулись, но сердце все еще кровоточит. И тогда я узнал, что вы любите девушку. Я хотел убить себя, да совесть не позволила. «Пускай любятся, пускай милуются», – кричало во мне сердце. Эти двое тебе дороже всего на свете, они встретились и полюбили друг друга. Терпи смиренно, глупое сердце, утешайся их счастьем, со временем в их счастье ты найдешь и свое. Павел, брат мой, здесь, в эту глухую ночь, где нас никто не видит, не слышит, я клянусь, что буду оберегать вас обоих, что буду радоваться, глядя на вас, если вы с Дорой обретете свое счастье!

Слезы стояли в глазах юноши, а в слезах отражался яркий лунный свет; смертельная бледность покрыла его лицо, он упал на холодный камень и безудержно зарыдал.

– Ерко, брат мой перед богом и по крови! – воскликнул Павел, поднимая брата и заключая его в свои объятья. – Встань, дай мне обнять тебя, я нашел друга, нашел брата, о, благодарю тебя, боже!

– И ты зовешь меня этим сладостным именем, ты меня не отвергаешь? – робко спросил Ерко.

– Отвергать? Ты пойдешь вместе со мной!

– Спасибо, – печально ответил Ерко, – я счастлив, что господь дал мне душу, которая все чувствует, но твой дом не мой дом, у меня свой путь. Но слушай дальше! Я узнал о дьявольском заговоре против тебя и Доры. Узнал, какие козни строятся против вас. И сказал себе: «Надо помочь!» Поспешил сюда, опасаясь, что сердце твое не устоит перед вероломной красавицей. Все высматривал тебя и все-таки проглядел. Вдруг ты скачешь из замка. Я подумал: «Если не остановлю его, сойду с ума!» И тут вспомнилась клятва, данная матери. Мне грозит смерть, ведь хотят погубить то, что мне дороже всего на свете! И, собрав все силы, после многих лет молчания я крикнул в первый раз человеческим голосом: «Стой! Дора погибает!»

– Ох, спасибо тебе, благородная душа, спасибо! – промолвил Павел, обнимая брата.

Братья долго сидели на камне, крепко обнявшись. Сидели и молчали.

Но вдруг Ерко вскочил.

– Слышишь! – крикнул он. – В Самоборе запели вторые петухи. Пора! Идем спасать Дору!

10

Шел, вероятно, одиннадцатый час утра. Небо было мутное, вдоль Савы над кустарником курился реденький туман. Воздух был по-настоящему осенний, влажный и довольно прохладный. Перед хижиной у перевоза сидел беззубый старый Мийо. Чистя тупым ножом рыбу, он до того углубился в свое занятие, что даже не заметил, как его младший товарищ отчалил от противоположного берега. Вдруг внимание старика привлек лошадиный топот. Мийо поднял голову да так и застыл с разинутым ртом, держа в одной руке нож, а в другой рыбу. К хижине приближались два всадника в красных зубунах, в высоких желтых сапогах, в черных кабаницах, с опущенными забралами шлемов; особенно странными показались старику мечи, длиннющие, как вертелы. Проскакав мимо хижины, всадники свернули на сисакскую дорогу. Младший паромщик, Шимун, спокойно сунул весло за стреху и направился в хижину. Старик подмигнул ему одним глазом, словно спрашивая, что за люди.

– Гм, – хмыкнул Шимун, пожав плечами, – бог знает, что за люди. Должно быть, испанские ординарцы! Судя по крайней мере, по длинному вертелу. Но заплатили как положено.

– Заплатили? – удивился старик. – Чудно, ой как чудно! Заплатили за перевоз? Испанские разбойники никогда этого не делают!

– Поспешай, Мийо, поспешай! – бросил Шимо строго. – Занимайся рыбой! Ах да! – Он хлопнул себя ладонью по лбу. – Брось-ка ты рыбу и ступай в Запрудже! Вот тебе динар, возьми кувшин и принеси сливовицы. Что-то свежо нынче! Холод до костей пробирает. Не правда ли, Мийо?

– Бррр! Да, да! – поддакнул старик и как-то очень смешно дернулся всем телом, думая не столько о холоде, сколько о ракии. Взял динар, прихватил кувшин, надел шляпу и направился прямо через кустарники в Запрудже.

– В час добрый! – прошептал Шимо, когда Мийо скрылся в ивняке. – Избавился от болвана, как волк от собаки! Ни к чему впутывать дурака в такое дело. Болтун, не знает, когда держать язык на привязи, а когда спустить. Он, конечно, вылакает по дороге половину да и свалится где-нибудь, как подстреленный заяц. Но где же Грга? Какого черта медлит! Странно. – И Шимо, поднеся к глазам ладонь, поглядел на другой берег. Потом уселся и, в свою очередь, принялся чистить рыбу, напевая сквозь зубы: «Хороша ты, птица дрозд!»

Вдруг издалека послышалось: кар! кар! а спустя минутку уже ближе: кар! кар!..

Шимо настороженно поднял голову.

– Что это? Грга сказал, что будет бить перепелом, а мне слышится ворона! Впрочем, это не со стороны Загреба, а оттуда. Вороны! Ха! Ха! Почуяли, знать, что будет падаль! Ха! Ха!

И снова все смолкло.

Вдруг раздался крик, на этот раз бил перепел: пуч-пурич!

– Ага! – Шимо вскочил. – Вот и моя перепелочка! Пора!

Он поспешил к берегу, отвязал небольшую лодку и поплыл вдоль Савы. Вскоре он вернулся с Гргой Чоколином.

– Что, ребята на месте? – спросил его цирюльник.

– Да.

– Поблизости никого нет?

– Никого, кроме нескольких ворон, вон там в чаще.

– Они свое дело знают, а нам они не помеха! А старый Мийо?

– О нем не беспокойтесь, мастер Грга! Ему я заморочил голову и отправил в другое село. Сливовица ему попутчица, дорога дальняя, овраги глубокие, а на песочке сладко спится. Ха, ха! Мийо будет носом ловить окуней, из-за него можете не волноваться!

– Bene! Все в порядке! Умная у тебя голова, Шимун!

– Как же! Не весь же я век на этой проклятой отмели бил баклуши!

– Знаю, кум Шимо, знаю! – хитро подтвердил цирюльник. – Вот и я так же. Разве мне не приходится каждый божий день стричь тыквы, которые в сто раз глупее меня? Жрать надо, черт подери! Никто не спрашивает, чем у тебя голова набита, а только – откуда родом, каков у тебя кошель. Плохо, очень плохо нынче живется умному человеку! Приходится продаваться и богу и черту, а что получаешь? Шиш!

– Верно вы заметили! – угрюмо буркнул Шимо. – Разве я не знаю, как жить хорошо, по-господски? Впрочем, старая песня! Из дому меня прогнали, потому, дескать, что я мот, разбойник, взашей прогнали. Скажи мне кто-нибудь, что господин Шимо будет перевозить на пароме всякую шушеру через Саву, что летом и зимой будет ютиться под соломенной крышей, я бы уж отблагодарил свою мать за то, что она родила меня на свет!

– Успокойся, Шимо, – сказал цирюльник, – ничего не поделаешь, некуда ведь податься! Сам знаешь, как тебя чуть было не повесили за священника, которого ты ограбил и убил на большой дороге. И если бы господар Степко с помощью золота не вызволил тебя из темницы, нюхал бы ты на обочине загребской дороги осенний ветер!

– Знаю, знаю, – ответил Шимо, – но и Грегорианец знал, зачем меня вызволяет! Меня повесить – значит бить по седлу, а об осле и позабыть. Но ежели бы стали пытать построже да показали бы инструменты, кто знает, не ляпнул ли бы я на дыбе, кто взаправду держал над попом отходную свечку! Только это и тревожило Грегорианца. Но довольно болтать! Вот так-то! Спрашиваю я лишь об одном, раз уж вступил в вашу игру. Что хочет господар Степко от девушки?

– Чего? – цирюльник ухмыльнулся. – Ну и глуп же ты, Шимо! Десять лет служишь Грегорианцу и не знаешь, зачем ему молодая девушка? А для чего и существуют молодые девушки?

– Да не может этого быть? – спросил Шимо, недоуменно поглядев на цирюльника.

– А почему бы нет?

– На здоровье! Недаром говорят: волк меняет шерсть, а не повадки. Все такой же бабник! Знаю, как не знать! Сколько раз мы с ним охотились за молодками! Порой и нам доставалось. Однажды обшарили целую гору в поисках батрачки и ее юнца-сына, но куда там! Птички улетели! Так с пустыми руками и вернулись! Бог знает, куда они задевались.

– Да ну? Вишь ты! Молодого Грегорианца? Ну-ка, расскажи! – спросил с любопытством цирюльник.

– Тсс! – прошипел Шимо, вскакивая. – Едут! Глядите! Вон со стороны Загреба поднялась пыль. Повозка. Они, наверняка они!

– В самом деле едут, – заметил цирюльник, подняв по-лисьи голову. – Теперь гляди в оба! Говори скорей, куда спрятаться, чтобы все видеть.

– Зайдите внутрь. Из кухни лестница на чердак. В крыше есть дыра, смотрите себе на здоровье.

– Хорошо. А ты обращайся с ними повежливей. С почтением, покорностью, чтобы ничего не заподозрили!

– Не беспокойтесь! Знаю я, как нужно. Не впервой. – И Шимо ухмыльнулся. – А сейчас ступайте, вон повозка уже недалеко от берега.

– Иду, иду! – бросил цирюльник и быстро юркнул внутрь, а Шимо с беспечным видом уселся перед хижиной.