Зенобия из рода Клеопатры - Анатолий Гаврилович Ильяхов Страница 26

— Я знакома с трудами философов и ученых, отчего мне было сложно верить в многобожие. Недавно узнала, что скоро придет один, и единственный, Бог, в которого нужно верить всем людям ради спасения душ. Вот почему на время я оставила Пальмиру, свой народ.

Старец указал перстом на каменный крест, высеченный в стене против входа.

— Это крест, главный символ христианской веры, связанный с мученической смертью Иисуса Христа, которую он принял на кресте по приговору Понтия Пилата. Именно крест означает смирение, где человеческая воля во Христе — горизонтальная линия — пересекается Божественной — вертикальная линия. Нижняя косая перекладина символизирует подпорку для ног, а также двух разбойников, распятых слева и справа от Христа. Один из них перед смертью раскаялся в своих грехах, за что был удостоен Царствия Небесного. Другой разбойник хулил палачей и Христа. Впоследствии христиане избрали крест первым знаком осенения себя крестным знамением и осенения верующего во время крещения святой водой. То есть знаком Христа. С тех пор крест для верующих — символ всеобщего мира и всеобщей связи, так как среди бури и смятений мира избирается малое стадо, и на них печать. В данном случае это не просто печать крещения, но печать следования за Агнцем.

Старец бросил в плошку с горевшим фитилем щепотку какой-то смеси. Смесь мгновенно расплавилась: повеяло сладким ароматом.

— Ладан, — пояснил старец. — Успокаивает чувства и уносит молитвы прямиком к Богу.

— Почему ладан?

— Среди даров, которые волхвы преподнесли новорождённому Сыну Божьему, было золото, олицетворявшее признание Иисуса не обычным человеком, а великим Царём. И ещё — смирна, что используется при бальзамировании, как знак того, что для Него на этой земле будет неизбежна смерть. В преподнесении ладана имелся особый смысл, ибо благовонный дым есть видимый образ, заключающий в себе невидимое присутствие благодати Духа Святого, наполняющей нашу обитель.

Он зажёг от лампадки восковые свечи, отчего пещера заполнилась сильными пряными запахами. Зенобия испытала стеснение от непривычного стойкого запаха, потом отвлеклась вопросом к настоятелю:

— Скажи, отче, кто надоумил христиан поселиться здесь, вдали от обычного жилья, и, главное, зачем?

— Первый, кто пришёл в эти горы, был подвижник веры Акепсим, пожелавший удалиться от людей ради служения Богу и молитв к Нему. Случилось это очень давно. Он дал обет самоотречения, приняв на себя тяжёлый труд и лишения. Жил отшельником. Любой человек мог подойти к его келье, однако заговорить с ним не было возможности, поскольку вход он заложил изнутри камнем. Хлеб и воду, иногда травы, чем питался, Акепсим принимал от посторонних через отверстие в стене, сделанное несколько извилистым — дабы любопытствующие не могли заглянуть вовнутрь. В таком строгом затворничестве провёл шестьдесят лет.

— Что можно было ему делать в таком состоянии, да ещё и оставить о себе достойную память? — воскликнула Зенобия. — Ради чего воздержание его от всего, к чему привык обычный человек?

— О! Воздержание Акепсима было так велико, что сердце его, отрешённое от земли и чуждое мирских забот, с молитвами возносилось к Богу, наполняясь светом и благодатью. Демоны пытались смущать его соблазнами, а он жил в затворе, сражаясь с духами тьмы, в великих подвигах, день и ночь предаваясь молитвам во славу Бога. И Бог дал ему благодать пророчества, столь великую, что ничто не могло остаться не обнаруженным перед его взором. Людям, кто приходил к нему, объявлял Акепсим то, что они считали навсегда скрытым в глубине своей совести. Он предупреждал человека, если кому угрожал гнев Божий, объяснял, чем вызван гнев этот, и уговаривал грешников смягчить Бога покаянием и переменой жизни.

Зенобию захватил рассказ отца Арсения:

— Что было дальше?

— Он покинул земной мир, обретя жизнь небесную. Но намоленное им место не пустовало. Бог разрешил поселиться здесь его последователям, тоже отшельникам ради собственного испытания. И вот более ста лет назад здесь появилась христианская община, поначалу малочисленная. Когда одной пещеры становилось недостаточно, выдалбливали еще одну, затем другую. Внутри горы делали проходы. Поверь, труды огромные! Братья по вере отправлялись искать пропитание, и когда находили несколько горстей ячменя, делили между собой, отдавая большую часть больным и старикам. Так делали, потому что Бог возвышает тех, которые себя унижают. Были годы, когда приходили разбойники и отбирали у обители даже скудное пропитание.

Слегка дребезжащий голос отца Арсения звучал спокойно, умиротворённо. Зенобия вслушивалась в малознакомые слова и живо представляла то время и тех людей. Ей всё было в диковинку, поэтому спросила:

— Почему христиане выбрали для молитв горы?

— Ничего удивительного! Во-первых, в горах можно найти укрытие от преследования. У христиан всегда было много врагов. Пещеры в плохие времена — лучшее убежище! Люди укрываются в горах, в пещерах, с глубокой древности. Так и наша обитель. Мы привыкли здесь жить, как привыкают ко всему, даже к плохому. Мы не пьём вина, ведём себя мирно, славим Бога молитвами и песнями. Среди нас есть такие, кто воздерживается от хлеба и вареной пищи и многие ночи проводит без сна.

Неожиданно старец признался:

— Помимо всего горы есть за что любить. Здесь человек ощущает иные цвета, запахи и даже звуки. В горах он прикасается к небу, которое выглядит как бездна, насквозь пронизывающая весь мир. Только в горах осознаёшь, насколько никчемны земные заботы и тревоги, и как скоротечна жизнь. Чем выше забираешься в горы, тем больше исчезают страсти и волнения, воспоминания растворяются сами собой, и ты ощущаешь такую легкость, будто вот-вот полетишь вверх, вверх, ещё выше — не телом, а душой. В горной выси каждое слово молитвы, произнесённое еле слышно, зазвучит в душе громко и отчётливо, и ты зримо чувствуешь, как собственным духом сливаешься с чистым небесным светом.

Последние слова старец произнёс с таким упоением, что Зенобия поверила в их искренность. Ей захотелось услышать продолжение истории обители.

— А если придёт плохой человек? Что будете делать?

— Кто захочет нас обидеть, мы не защищаемся и не мстим за себя, а с готовностью переносим оскорбления и побои. И чем больше испытываем ненависти и козней от своих недругов, тем великодушнее им не противодействуем.

— Странно слышать это от мужчины, поверь, отче! — удивилась царица. — Вас могут убить!

— Если в мою келью войдет разбойник, чтобы меня убить, то дальнейшее я предоставлю Богу. Ибо, в какой ни находишься опасности, должно думать, что это наказание за грехи. А когда случается что-нибудь хорошее признавать, то мы обязаны этим лишь благости Божией.

— А когда человек